Галина Петреченко - Князь Олег
«Откуда в ней эта ложь и желание понравиться старику? — ужаснулся Олег, наблюдая за дочерью и не зная, что же предпринять. — А ведь она его не любит, ибо слишком много говорит… Слава Святовиту! Вразумил красавицу! Поиграть с огнем ей захотелось, что ж, дело молодое… Но только лучше б с молодыми парнями, а не с черноплащевыми монахами!» — гневно решил вдруг Олег и вышел из-за своего укрытия.
— Вот ты где, моя Вербочка! — проговорил он, щадя в дочери чувство достоинства. — Ты забавляться с Харальдом останешься или тут о Христе с Айланом будешь говорить? — спросил он, стараясь не показать дочери, что давно следил за ней.
Верцина охнула, ощутив стыдливый прилив крови к лицу и обрадовавшись, что темнота мешает отцу и Айлану увидеть ее смущение.
— Что тебя задержало возле монаха, доченька? — требовательно продолжил Олег, чувствуя упорное желание дочери остаться тут.
Айлан, повернувшись к Олегу, стоял широко расставив ноги, будто знал, что сейчас ему нужнее боевая стойка, нежели униженность монаха.
— Ты не все слышал, отец, — тихо и жестко вдруг проговорила Верцина. — Так выслушай все! Я давно люблю Айлана, ибо в нем, единственном, увидела настоящего мужчину!
— Замолчи, неразумная! И иди к сестре! — крикнул Олег на дочь, но та, выслушав приказ отца, не сдвинулась с места.
— Отец, я ему дала клятву Перуна и Радогоста, что буду изути только его! И что бы ты ни сказал, отец, я не изменю своего решения никогда!
Олег, потрясенный неукротимой решимостью дочери, смотрел то на нее, то на Айлана и захлебывающимся от негодования голосом повторял:
— Да знаешь ли ты, что связывает этого монаха с тобой? — Он схватил Верцину за руку и потащил домой.
— Какого мужчину ты увидела в этом греке? — грозно спросил Олег Верцину, когда насильно ввел ее в свою гридню и усадил на скамью.
— Такого, в котором есть и сила духа, и сила любви! — упрямо ответила Верцина. — Я знаю, что он любил нашу мать…
— Откуда ты знаешь? — быстро спросил упавшим голосом Олег.
— Айлан сказал, — тихо ответила она.
Олег в сердцах выругался.
— Но он не убивал ее! Она выпила наперстянку из-за тебя, отец! Это ты! Ты во всем виноват! — закричала Верцина и отскочила от отца как ужаленная. — Ты отнял у него мою мать, женился на ней. используя силу своей власти здесь, а теперь еще и меня хочешь у него забрать?! Не слишком ли сурово ты расправляешься с бедным беззащитным монахом?
Олег ринулся на нее, пытаясь заткнуть ей рот, но она отскочила от него в сторону и снова прокричала отчаянным голосом:
— Не смей! Тебе никто не мешал тешиться ни с хазарской иудейкой, ни со своими наложницами! Не подходи ко мне, а то я переполошу весь Киев!
Олег застыл на месте и вдруг грузно покачнулся. В голове вдруг появилась боль, в ушах — звон, а перед глазами замелькали маленькие огненные точки. Верцина испуганно наблюдала за отцом, резко изменившимся в лице, и, бледная, протянула к нему руки.
— Прости, отец, — едва слышно прошептала она. — Ты… я… не хотела этой ссоры…
— Ты действительно любишь его или только жалеешь? — тихо, с понурой головой спросил Олег дочь.
— А твоя хазарская иудейка, отец, была моложе меня, но она очень сильно любила тебя! — плача, проговорила Верцина и бросилась в объятия отца.
— Замолчи! — с болью попросил Олег и грустно подумал: «Наверное, нет никого несчастнее меня на этом свете! Ну почему боги так упорно сталкивают меня с этим монахом?!»
— Отец! Как он владеет мечом! А сколько знает обо всем…
— Молчи, прошу тебя!
— Нет, отец! Я первый раз говорю с тобой! А вдруг в последний?
— Почему, доченька моя?
— Потому, что потом некогда будет. К свадьбе готовиться будем…
— А я подумал, что ты забавляешься с ним…
— О нет, отец! Он берег себя для меня! Я это чувствовала всегда…
— Когда?
— Когда он строил храм, когда ухаживал за могилой Аскольда, когда маму хоронил…
— А вдруг это месть?
— Нет! Я люблю его глаза, я люблю его руки. Я люблю его проповеди!..
— Но ты не приняла втайне от меня христианскую веру?
— Еще нет, да он и не требует этого от меня…
— А он любит тебя? — с горечью глядя в глаза дочери, спросил Олег.
— И ты еще спрашиваешь, отец?!
Олег закрыл глаза, и Верцина поняла, что победила отца в борьбе за свой выбор.
Глава 9. Поход на греков
Отшумели одна за другой свадьбы средней дочери Олега Верцины с христианским проповедником в Киеве Айланом и младшей дочери Верланы с дружинником Любаром.
Князь Олег прятал сумрачный взор от своего нежеланного зятя, отдав ему дочь за большое вено: пятьсот солидов золотом заплатил Айлан великому князю Киевской Руси, выложив почти все пятнадцатилетнее жалованье, которое получил от Византийского патриаршества за сохранение Киевской епархии под своим началом.
В отместку зятю-христианину, постоянно молящемуся дома и в храме Илии Пророка, Олег с Бастарном решили поставить новый идол Перуну и тщательно следили за ходом его изготовления. Во всех крупных торговых городах, подчиненных Олегу, был объявлен новый пошлинный налог. Решено было украсить камень-молнию, которую будет держать огромный идол в своей могучей деревянной руке, рубинами и карбункулами.
Прошло полтора года, и идол Перуну был готов. Его установили во дворе дома великого князя Киевской Руси все силачи дружины Олега под надзором верховного жреца Бастарна, который выбрал для этой цели южный угол Олегового двора, где приказал первоначально насыпать небольшой холм речного песка, затем набросать на него мелких камней и покрыть все это толстым слоем глины.
Окропив место родниковой водой, Бастарн велел поставить великое и грозное божество.
Когда все было закончено, Бастарн приказал вывести мальчиков, обутых в лыковые лапти, и утаптывать глину вокруг истукана. Потом велел присоединиться к ним силачам дружины Олега, и Мути постарался сделать все, как повелел верховный жрец. Когда все было выполнено, верховный жрец, довольный работой силачей, приказал отойти от изваяния и предоставил возможность солнцу обогреть нового идола Киева.
— Наши далекие предки, гипербореи, считали, что если солнце не увидит нового жителя в первые часы его существования, то это может обернуться большой бедой для новорожденного, — пояснил Бастарн и любовно оглядел киевского Перуна.
Перун, подставленный жарким лучам киевского солнца, засиял рубиново-карбункуловой молнией, проходящей от поднятой правой руки идола до его пояса.
Олег, Бастарн и ратники великого князя вгляделись в волнующее душу, меняющееся выражение лика изваяния грозного божества и поняли, что оно получило в это мгновение душу от солнца.
— Здравствуй, киевский Перун, на Руси! — взволнованно приветствовал идола князь и низко поклонился ему.
Все силачи и «Лучеперые» князя охотно повторили приветствие и отвесили киевскому Перуну такие же уважительные поклоны, что и их предводитель. Отныне и навсегда, поняли они, в Киеве появился новый, облаченный в одежду из дерева богожитель, поклоняться которому обязаны все ратники стольного города.
Мути долго стоял в стороне от Олега, жадно всматривался в одеяние и обувь идола, искусно изготовленные киевскими древоделами и кузнецами, и старался прочувствовать всем сердцем величие духа Перуна. Но лишь отчуждение чувствовал силач в грозном идоле, и он забеспокоился. Чего-то другого вдруг потребовала его душа.
— Святовит! — с трудом выговорил Мути, показав четыре пальца на руке и ткнув ими в свое лицо.
Олег все понял.
— Рядом с Перуном должен быть Святовит? — переспросил Олег силача.
И тот радостно кивнул.
— Надо отдать должное и другим богам, которым поклоняются наши народы, — в раздумье проговорил Олег и хотел было уже поделиться этой мыслью с верховным жрецом, как тот сам подошел к великому князю и, указав на жертвенный поднос, укрепленный возле ног Перуна, тихо проговорил:
— Ты должен уже нынче принести жертвы Перуну и успеть до полета хвостатой гостьи-звезды принести жертвы и Святовиту.
Олег недоверчиво смотрел на Бастарна и не знал, верить ему или нет.
— А она не упадет на нас?
— Хвостатые звезды никогда никуда не падают. Это особые звезды. У них особая миссия, великий киевский князь! И нам, жрецам, прибавляется с их полетом много хлопот, — устало проговорил Бастарн и терпеливо напомнил: — Не забудь про жертвоприношения! Их надо принести богам до прилета хвостатой звезды. Ты запомнишь?
Олег кивнул.
— Ну, вот и хорошо. Жду ночью всех у себя на прорекалище, — распрощался жрец и покинул двор великого князя.
Она появилась не в полночь, а намного позже, когда иззябшие от ночной свежести люди притомились и едва не прозевали ее появление. Она была яркая, двигающаяся по западной части неба, со странным огненным, длинным, тонким, копьеобразным хвостом.
