Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он
Да, он стоял на своем: есть время, чтобы собрать быстрее силы, собрать все средства, чтобы упредить несчастья и бедствия, грозящие государству. Страшная будет война. И на карту, кроме бесчисленных жертв, может быть поставлена судьба России — судьба царской короны. Так как же можно преступно терять время, как это допускает Кутузов?
С таким же тщанием, как за состоянием собственной Подольской армии, следил Багратион и за положением дел в армии, что располагалась теперь на Дунае. Удастся ли главнокомандующему Кутузову использовать ее решительно и смело, чтобы вырвать мир из рук визиря?
Наконец появилось сообщение о том, что второго октября отряд генерала Маркова отважно напал на турецкий лагерь на правом берегу Дуная у Рущука и занял его, Багратион тут же с удовлетворением отозвался на событие в письме к Барклаю:
«Слава Богу, что дела взяли другой вид. Я всякую минуту ожидаю окончания и на левой стороне. Коль скоро турки сдадутся, по мнению моему, надо генералу Кутузову запереть совершенно визиря в Рущуке, где он, как слышно, находится. А самому, либо усиля корпус Маркова, послать его к Шумле, где, уверен я, никого нет, даже и артиллерия из Шумлы вся должна быть привезена в Рущук и на правую сторону реки, которая уже в наших руках.
Следовательно, оставаясь без войска, без пушек и без визиря, Шумла держаться не может, а тем временем генерал Засс около Виддина должен их содержать в боязни и почтении, что произведет он, конечно, с большим успехом. Таковая экспедиция приведет всех в страх и по делам политическим даст важный и полезный для нас вид.
Порте трудно теперь вскорости подкрепить либо усилить свои войска, а мы можем поправить то, что доселе в разных нерешительных акциях потеряли, и ободрим тем свое войско.
Впрочем, я уверен, что со дня обложения с нашей стороны турецких окопов главнокомандующий предпринимает уже сии необходимые распоряжения, дабы в свое время совершить натиск на Шумлу и на Тырново, где, полагать должно, найдут войска паши и достаточное продовольствие.
Отдаю справедливость туркам — мастера держаться в окопах. Есть ли все это правда, как слышно, что они едят лошадей и столько времени уже без хлеба, не могу понять, как не сдаются поднесь и чем довольствуют лошадей на том острове, где нет ни травы, ни сена.
Есть ли точно визирь в Рущуке, то весьма надо беречь, дабы он тайно не прокрался. Его положение теперь таково, что должен или себя убить, или сдаться. Генерала Маркова экспедиция была блистательна тем, что турки на правой стороне Дуная, не быв укреплены, не ожидали столь нечаянного нападения, иначе бы их из окопов так скоро не прогнали; доказательством служит левая сторона, что они мастера держаться…»
В его краях войны пока не было. Но чтобы не дать ей никаких преимуществ, следовало со всех сторон к ней подготовиться, не упуская ни малейших мелочей.
«Волынской, Киевской и Подольской губерний запасные и расходные магазейны почти все чрезвычайно рассеяны, — сообщает Багратион военному министру. — А в ином месте хлеба сложены по корчмам или сараям, весьма подверженным опасности от огня. Хотя большие отделяются к оным караулы, но Боже сохрани, ежели такое несчастие постигнет, казна великие потерпит убытки. К принятию по сему мер я признал полезным, как для лучшего сбережения их, так и по случаю приближающейся зимы, предписать гг. провиантским комиссионерам поблизости магазейнов построить теплые караульни, где часовые после смены могут обогреваться и лучший иметь за оными надзор.
Представляя о сем вашему высокопревосходительству, покорнейше прошу приказать генерал-провиантмейстеру, чтобы он подтвердил от себя помянутые караульни построить до наступления зимы».
Удивительны распоряжения Багратиона — за каждою мерою, им предлагаемой, видит он живых людей! Да кто иной стал бы думать о том, в тепле ли человек с ружьем, что приставлен к хлебному складу? Тут иному главнокомандующему важно было бы ограничиться тем, что наистрожайшим образом предупредить всех командиров дивизий и полков: пуще глаза беречь хлеб! Для чего, мол, иметь у магазейнов зоркую стражу. А за пожар, что проглядит солдат, спустить с него шкуру! Он же о солдате — будто о родственном человеке!
Ну а касательно населения мирного — жителей городов, где стоят войска, каков его, генерала, вообще интерес? Да получается, для него они тоже живые люди, права которых никак не следует ущемлять, а, более того, всячески заботиться об их личном благополучии.
Из письма генералу Дохтурову: «Получил донесения, что города Дубно и Ковель совершенно потерпели разорение от происшедших там пожаров. При столь постигшем несчастий жителей сих городов, желая доставить им некоторое облегчение в постое воинском, я рекомендую вашему высокопревосходительству приказать господам дивизионным начальникам, чтобы в потерпевших городах оставлены были квартированием одни штабы, а роты выведены в окрестные селения».
Армия и местные жители… Где бы ни располагались полки, надобно постоянно следить за тем, чтобы те, за кем сила, не подвергали унижению тех, кто великодушно предоставил кров гостям с оружием.
Багратион даже в тех городах и селениях, где когда-то с боями проходили его войска, не допускал ни мародерства, ни воровства, ни насилия и мог сурово наказать виновного, невзирая на его боевые заслуги.
Здесь не было войны. Но рядом проходила граница, за которой была чужая земля. С той земли война и угрожала обрушиться на территорию России. Только и в наших приграничных губерниях проживало немало тех, кто был связан с зарубежьем и лелеял надежду на скорейший приход наполеоновских солдат. Можно ли было закрывать глаза на шпионов и лазутчиков, на тех, кто, прикрываясь российским подданством, жил одною лишь мыслию — передаться на ту, противоположную и враждебную России сторону?
Багратион уже имел возможность сообщить о своих тревогах военному министру. И теперь, спустя месяц, он снова писал о том же: «…узнал я, что многие из знатных по достатку своему особ, не приверженных к нам ни наружно, ни внутренне, имеют сильное влияние и между собою сношения как здесь, так и в герцогстве Варшавском. Пребывание их в сем крае я нахожу весьма вредным и в том утверждаюсь мнении, что сего рода людей крайне необходимо удалить во внутренние российские города и тем прервать всю здешнюю и заграничную их связь. Оставя же их без замечания, то число сих коварных и неблагомыслящих со временем умножится, кои, действуя соединенно с другими, и наши дела приведут в расстройство. Имена их мне известны, о коих официально отнестись к вам не могу, ибо легко статься может, что и в самой столице найдутся люди, которые сие опровергнут.
Вот причины, истинно побуждающие меня покорнейше просить ваше высокопревосходительство, пока еще со стороны наших соседей не происходит никакого движения, исходатайствовать высочайшего у государя императора соизволения прибыть мне зимним путем, как удобнейшим для поездки, на самое короткое время в столицу для личного объяснения с его величеством и с вами по некоторым частностям, до армии касающимся, так и равномерно обнаружить качества замеченных мною особ и тем внутреннюю безопасности нашу поставить на основательных и твердых мерах.
Ежели государь император изъявит высочайшую волю на сей краткий отъезд мой, то покорнейше прошу вас, милостивый государь, вместе с оным доставить мне и все бумаги, какие будут к исполнению, дабы я, сделав по ним нужные распоряжения, мог оставить начальство генералу от инфантерии Дохтурову до моего возвращения».
Последнее письмо Багратиона, скорее всего, еще не успело дойти до столицы, а фельдъегеря уже летели с секретными посланиями царя и военного министра к пяти командующим корпусами, расположенными у западных границ России.
Первому секретный приказ был вручен генерал-лейтенанту графу Петру Христиановичу Витгенштейну.
«Года 1811-го октября месяца 12-го дня.
По высочайшему повелению, — в собственноручно написанном письме сообщал Барклай, — предлагаю вашему сиятельству следующее.
Назначение ваше состоит в том, чтобы в случае действительного открытия неприятельских действий французов и их союзников противу короля прусского подкрепить прусские войска, в самой Пруссии находящиеся; к сему назначаются 12 батальонов вверенной вам 5-й дивизии с принадлежащей к ней артиллерийской бригадой, 8 эскадронов Гродненского гусарского полка и два казачьих полка, с коими вы тогда имеете подвинуться через Тильзит и Прегель-реку для защиты Кенигсберга обще с прусскими войсками…
На случай чрезвычайного происшествия командующий на Висле прусский генерал-майор Иорк отправит к вам с сим извещением одного благонадежного офицера прямо через Тильзит и Тауроген в Россияны или Шавли…
