Михаил Казовский - Топот бронзового коня
- Постараюсь, Фео…
- Ну, целуй меня. Что ты медлишь? Или опасаешься заразиться?
- О, ну что ты, милая! Просто накатило… Я ведь не железный. Тоже состою из плоти и нервов… - наклонился и поцеловал её в сухие жаркие губы.
А она ответила чуть заметно. И вздохнула, вроде успокоившись:
- Вот и попрощались. Да хранит тебя Бог, любимый!
А Юстиниан рыдал уже в полный голос:
- Милая, родная! Я молиться стану, чтоб твоя душа пребывала в раю и радовалась за нас, оставшихся на земле…
Феодоры не стало 28 июня.
Целую неделю длились в Константинополе траурные церемонии - отпевание, похороны, долгие поминки. Император держался как нельзя крепко, мужественно, достойно, только бледность щёк и распухшие веки выдавали его эмоции. Облачённый в пурпур, с траурной лентой на плече, он казался раненым волком: чувствующим боль, разрывавшую сердце, но ни в малой степени не убитым, а наоборот, ставшим жёстче, злее, суровее. И порой в его взгляде, брошенном вокруг, на свою свиту, на стоявших рядом, можно было прочесть ненависть, презрение, отвращение. На вершине пирамиды раньше стояли двое - Феодора и Юстиниан; а теперь он остался один, неприкаянный, бесконечно далёкий ото всех. Не к кому прийти и поплакаться, проявить себя просто человеком, а не властелином. И никто его больше не поймёт и не пожалеет, как она. Василевс отчётливо понимал: кончился его взлёт, потому что связан был только с ней; наступал закат. Ничего светлее того, что происходило, с ним уже не произойдёт. Только хуже, горше и безобразней.
И жены себе больше не отыщет. Ни одна женщина не заменит в нём Феодоры.
Впереди лежали семнадцать лет одиночества.
И борьбы неизвестно за что. Потому что боролся только для неё.
После сороковин к автократору на приём записалась Антонина. Павел Силенциарий доложил, царь подумал и разрешил впустить.
Он сидел на троне в полном облачении, грустный, неприветливый. Посмотрел на вошедшую и на павшую ниц матрону. Отмечая про себя: выглядит неплохо, всё ещё в соку. Как несправедливо: эта тварь продолжает жить, двигаться, смеяться, наслаждаться трапезой, вином и купанием, а несчастная государыня пребывает в холодном склепе, мёртвая, смердящая…
Визитёрша с трепетом подняла на него глаза:
- Ваше величество, я пришла умолять вас о снисхождении…
Продолжая размышлять о своём, самодержец спросил рассеянно:
- Да? О чём?
- Возвратите Велисария с Апеннин. Он устал и не принесёт больше славы. Там должны сражаться новые люди.
Государь проворчал по-стариковски:
- Он устал! Ну, а кто нынче не устал? Сплошь одни несчастья. Все мои друзья или не у дел, или умерли. Жалкие предатели.
Нино горячо возразила:
- Лис по-прежнему ваш слуга. Отдохнёт, поживёт в кругу семьи и опять послужит империи верой и правдой.
- Я надеюсь… Что ж, возможно, ты и права. Надо будет взвесить как следует, посоветоваться с Сенатом… Скоро ты узнаешь о нашем решении.
Женщина припала к его ступне. Неожиданно в императоре что-то дрогнуло, он провёл ладонью по её тёмным волосам. Ласково сказал:
- А у Феодоры кудри были мягче…
Антонина посмотрела на монарха снизу вверх:
- Но зато характер был жёстче…
У него на губах промелькнула улыбка:
- Да, характером отличалась непростым. Этот внук её незаконный, взявшийся ниоткуда… Как он там - с дочерью твоей ладит?
- Вроде ладит, но, признаться честно, я и Велисарий были против их союза. Государыня настояли…
- Знаю, как же! Обещал василисе его не трогать, так и сделаю, но держать в Византие тоже не хочу.
Пусть уедет обратно в Пентаполис, к собственному папочке.
- Что, с женой? - испугалась Нино.
Тот пожал плечами:
- Ну, наверное. Как иначе?
- Янку никуда не пущу. Патриарх одобрит развод, и найдём ей более удачную партию.
Самодержец слегка скривился:
- Дело ваше, мне ещё не хватало думать о чужих свадьбах!
Антонина вновь припала к его ступне:
- О, благодарю… И молюсь о здоровье вашего величества…
Выйдя от монарха, дама перекрестилась. Всё как будто бы складывалось удачно. Вовремя она заговорила о Янке! Нечего ей делать с этим дураком Анастасией. При живой Феодоре выглядел иначе - перспектива, что он сделается императором, очень даже грела. А теперь? Пропадать с ним в Египте? Ни за что на свете! Ведь Юстиниан разрешил поступать по собственной воле. Вот и поступлю!
Вскоре Велисарий получил приказ государя: возвращаться в Константинополь. На его место назначался главнокомандующим Нарсес. Для которого, как ни странно, были найдены и войска, и деньги, и корабли. Лису оставалось только сожалеть - о бесцельно загубленных людях, средствах и времени.
Эпилог
В середине дня 13 марта 565 года в спальне императора появился Юстин - сын его сестры Вигилянции, полноватый сорокапятилетний мужчина, состоявший личным секретарём его величества. Он в последнее время сделался тем же, чем Юстиниан был при дяде Юстине, - заправлял государственными делами при состарившемся монархе. С царственным семейством связывала его и жена София - дочь патрикия Ситы и Комито - старшей сестры Феодоры.
Самодержец одряхлел сильно: в семьдесят два года плохо двигался, опираясь на посох, слабо видел и скверно слышал. Потерял всякий интерес к происходящему на политической сцене и к докладам племянника относился с немалой индифферентностью. Волновали его теперь только богословские споры с монахами и плоды экзотического фрукта манго - их он поглощал наполовину беззубым ртом в грандиозных количествах, чмокая и чавкая. Но сегодняшнее сообщение Юстина вывело его из обычного равновесия.
Секретарь сказал:
- Должен доложить вашему величеству неприятную новость: Велисарий при смерти.
- Велисарий при смерти? - изумился Юстиниан. - Да не может быть! Он моложе меня чуть ли не на восемь лет. Я вот жив, а он при смерти? Ничего себе! Врёт, поди. Притворяется, подлый. Я ему не верю.
- Тем не менее это правда. Месяц назад сильно простудился и болел три недели, не вставая с постели. Вроде бы поправился, начал подниматься, а вчера упал, и его разбил паралич. Говорить не может. Лекари считают, что финал уже близок.
Самодержец и тут начал сомневаться:
- Лекари твои дураки и мошенники. Ничего не смыслят - ни в диагнозах, ни в лечении. Мне вон тоже больше вредят: с каждым днём силы тают, а они только сыплют латинскими терминами - и всё. Я уверен: Велисарий скоро поправится. Он такой хитрый. Из любой мышеловки вывернется.
Муж Софии вздохнул:
- Дал бы Бог, дал бы Бог, но боюсь, что на этот раз не получится. Положение действительно очень скверное.
Государь посмотрел с тревогой:
- Правда, что ли?
- Совершенная, ваше величество.
Тот забеспокоился:
- Но тогда я хотел бы его проведать. Попрощаться всё-таки. Как бы мы ни спорили и не дулись друг на друга, Велисарий - слава моей эпохи. Он меня спас от «Ники». Присоединил Африку. Храбро воевал в Персии и Италии… И потом, в последние годы… Нет, поехать мне необходимо.
- Что, велеть закладывать лошадей?
- Да, голубчик, распорядись, сделай одолжение. И скажи, чтоб меня одели.
Ехать предстояло недалеко - несколько кварталов. Был довольно ясный весенний день, солнце золотило крышу дворца и колонну Юстиниана, несколько лет назад воздвигнутую на Августеоне - между ипподромом и «Сонечкой». Представляла она собой не гранитный монолит, как у прочих, а прямоугольные обтёсанные глыбы, сложенные друг на друга. Увивали её барельефы из бронзы - сцены из истории и венки. Наверху находился бронзовый конь, обращённый мордой к востоку, против персов. Левая нога коня поднята. На коне - император в одеяниях античного воина (на ногах высокие башмаки, а лодыжки без поножий, панцирь, а на голове шлем с султаном - развевающимся конским хвостом). В левой руке монарха - шар-держава (символ власти на земле и на море), а над шаром крест. Правая рука вытянута к востоку. Этакий воин-завоеватель, покоритель народов. Правда, как мы знаем, покорял народы не он, покоряли его друзья-полководцы, сам Юстиниан и на лошади-то держался нетвёрдо, так что статуя носила явно комплиментарный характер, в духе классических традиций. Но дряхлеющий царь не возражал, с удовольствием смотрел на своё изваяние.
Прежде чем уйти на покой и препоручить всю страну племяннику, он сумел пережить многие победы и огорчения. В самом начале пятидесятых годов евнуху Нарсесу во главе тридцатитысячной армии удалось разгромить Тотилу и вернуть империи не только Италию, но и Галлию, часть Германии-Алемании и юго-восток Испании. Провели V Вселенский собор в Константинополе, сгладивший многие противоречия между Церквями; там же ещё решили: Римского Папу назначает сам Юстиниан, но зато патриархи - ниже Папы и ему подчиняются. Продолжались стычки со славянами и болгарами: в 559 году орды этих варваров осадили Константинополь, и монарху пришлось вновь прибегнуть к помощи Велисария, целых десять лет находившегося в опале; Лис мобилизовал весь город и разбил противника, спас Византий от разрушения. В те же годы был подписан мирный договор с Персией (за империей оставались Лазика, южный Крым, Черноморское побережье Кавказа, а Хосрову отходили Абхазия и Сванетия). Вскоре, в 562 году, удалось раскрыть заговор против императора - группа сенаторов намечала убить василевса во время аудиенции, но нашёлся предатель и выдал сообщников; тех схватили, пытали, и они показали, что организатором у них стоял Велисарий. Это было ложью, но стратиг опять оказался в немилости, потерял всё своё имущество и поехал в ссылку. Вскоре Юстиниан к нему снизошёл, разрешил вернуться в Константинополь, а сокровища не вернул - только дом и загородное поместье…
