Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка
Эрмин придирчивым взглядом осмотрела свои сапожки на бобровом меху, которые носила только в самые сильные морозы. Потом потрогала толстый шерстяной шарф.
— Ты можешь сказать мне, что замышляешь? — спросила Лора с улыбкой. — Ты права, Тошан вернулся, он не погиб в пламени, но ведь мы, как мне кажется, цивилизованные люди. Молодой человек может прийти ко мне завтра, и мы поговорим. Нужно найти способ убедить Жозефа дать разрешение на брак. Он расист, и это просто отвратительно. Он помешает тебе выйти за Тошана на том только основании, что в его жилах течет индейская кровь.
— А ты, мама? Ты относишься к этому нормально? Ты ведь не расистка? — всполошилась Эрмин.
— Лично я никогда не испытывала презрения или отвращения к людям, чей цвет кожи отличается от моего. Я слишком много выстрадала, когда оказалась на обочине жизни. Особенно трудно забыть оскорбления Шарденов. Когда я поняла, что в их глазах я — презренное существо, недостойное считаться человеком, я узнала, что чувствуют отверженные, парии. Те, кому плюют в лицо или кого пытаются убить куском железа. Господи, если бы можно было выставить Селестена за дверь прямо сейчас! Я уверена в том, что они обо всем сговорились с Жозефом!
Внезапно Эрмин бросилась к Лоре и обняла так же крепко, как перед этим обнимала Тошана.
— Спасибо, дорогая мамочка, за то, что ты такая, какая есть! Спасибо за то, что не презираешь моего любимого, за то, что ты такая добрая и терпимая! Снова прошу тебя, прости меня за то, что я чуть тебя не убила. Я не заслужила такой матери, как ты, — умной, красивой и доброй!
Какое-то время они плакали вместе, осознавая силу любви, объединяющей их наперекор всему и всем.
— Ты собираешься уехать с Тошаном, верно? — спросила наконец Лора, вытирая щеки. — Я знаю, я сразу догадалась.
— Да, мама. Я хочу любить его до самой смерти. Он будет ждать меня до полудня на берегу реки Уэлле. Я должна уехать с ним, чтобы доказать, как сильно я его люблю. Он думает, что моя семья его не примет. И он не так уж неправ, хотя ты — исключение. Он отвезет меня к своей матери. Я никогда не говорила тебе, как я страдала, узнав, что он умер. Однако я запретила себе горевать, я решила, что смогу утешиться рядом с Хансом, позволяла ему целовать меня, но ничто не могло согреть мою душу или утешить. Я была холодна и ничего не чувствовала.
— Господи, я этого не знала! — воскликнула Лора. — Но ведь ты не…
— Нет, я с ним не спала, мама. Я верю в Бога. Даже с Тошаном у нас ничего не случится, пока священник нас не обвенчает. Ты правда меня отпустишь?
Лора не ответила. Она подняла с постели непромокаемую куртку с подкладкой из белого козьего меха, которую купила дочери прошлой зимой.
— Конечно, отпущу. Попробуй я запретить, ты бы ушла тайком, на рассвете, даже не попрощавшись. Я предпочитаю помочь тебе собраться, это одна из обязанностей матери. Нужно, чтобы у тебя было все необходимое. А пока давай спустимся и поужинаем. Завтра утром я помогу тебе подобрать одежду. Подари мне этот праздничный вечер, последний перед долгой разлукой.
В словах Лоры не было беспросветной грусти, скорее покорность судьбе. Эрмин, сердце которой разрывалось между горечью предстоящей разлуки и безграничной радостью, прижалась к матери.
— Ты права, нас ждет прекрасный вечер в компании Элизабет и детей. Я надену платье попроще и спущусь в гостиную.
Оставшись в спальне одна, Эрмин сняла роскошное темно-синее бархатное платье и жемчужное колье, потом умылась холодной водой в своей туалетной комнате. Она вынула шпильки из шиньона и распустила волосы. Из зеркала на нее смотрела красивая юная девушка с розовыми щечками. Сапфирово-синие глаза сияли от радости.
— Я излучаю счастье, — пропела она. — Господи, спасибо! Прошу тебя, сделай так, чтобы мой Тошан и его собаки не замерзли и не страдали от голода. Я сумею утешить и согреть его: завтра вечером я буду с ним рядом. Мы разожжем костер в лесу и приготовим праздничный ужин.
Она поспешила надеть шерстяную юбку, бежевую кофточку и мягкие туфли. Потом бесшумно спустилась по лестнице и вошла в кухню. Ее намерением было взять несколько банок консервов, самых лучших из тех, что Мирей на всякий случай припасла в стенном шкафу. Она столкнулась нос к носу с экономкой, которая укладывала консервы в сумку и картонную коробку.
— А, это ты, Эрмин! Если уж пришла, скажи, что тебе больше по вкусу. Мадам приказала собрать для тебя еды. Я тоже не вчера родилась и все понимаю. Я буду по тебе скучать, моя крошка! Возвращайся поскорее!
Экономка посмотрела на девушку и вздохнула. С круглыми щеками и полными слез глазами на обрамленном седыми кудряшками лице, Мирей являла собой портрет идеальной бабушки.
— Какая ты милая, — пробормотала Эрмин, обнимая ее.
— Будь осторожна, у нас в доме завелся шпион, — тихо сказала экономка. — С Селестена станется побежать к твоему опекуну с доносом. Знаешь, если бы я была так же молода, как ты, и у меня был бы такой красивый возлюбленный, я поступила бы так же, честное слово! Но не будь слишком уступчивой, веди своего индейца в церковь!
— Мирей, я тебя обожаю, — прошептала Эрмин. — Поужинай сегодня с нами, умоляю!
— Ни за что! Мне за столом не место. Я подаю на стол и клюю понемножку с каждого блюда. Но прошу заметить, клюю тогда, когда несу его обратно в кухню!
Эрмин с радостной улыбкой на лице вошла в гостиную. Танцующей походкой она приблизилась к Эдмону, погладила его по голове и всплеснула руками от удивления, увидев, что маленький столик стоит возле елки.
— Это Шарлотта придумала, — сказала Лора. — Арман и Бетти потихоньку его перенесли, чтобы сделать нам сюрприз.
— Я буду есть вкусности Мирей и видеть разноцветные огоньки на елке! — весело сказала девочка.
Никто не осмелился ей противоречить. Элизабет погладила ее по волосам.
— Не грусти, мама Бетти, — добавила Шарлотта. — Я немножко вижу, вижу рождественские огоньки. И слышу запах елки. Это так чудесно!
Эрмин удивилась, услышав «мама Бетти».
— Скоро она станет говорить мне просто «мама», и я буду на вершине блаженства, — сказала Элизабет.
Лора пригласила всех за стол. Арман выпятил грудь, как молодой петушок, и Эдмону пришлось ущипнуть его под столом, прибавив звонко:
— Ты не один месье за столом, я тоже мужчина!
Все засмеялись, и верный тон праздничному ужину был задан. Мирей снова совершила чудо, подав на стол французские трюфели в обертках, вареную на пару семгу под соусом из белого вина и сливок, картофельные оладьи и маринованный лук. За ними последовали зажаренная индейка и фрикасе из репы.
Во время смены блюд гости и хозяева дома оживленно беседовали. Элизабет вспоминала свое детство, Лора, последовав ее примеру, рассказала о том, как играла на улицах родного Рулера, в далекой Фландрии. Эрмин слушала, обещая себе запомнить каждую минуту этого прекрасного вечера.
«Какие они красивые и забавные, мама и Бетти! Пожалуй, мне не стоит волноваться, они смогут составить друг другу компанию, когда я уеду».
Отъезд казался ей чем-то не совсем реальным. Начиная с завтрашнего дня она всегда будет рядом с Тошаном. Им о стольком нужно поговорить, столько узнать… Предвкушение и страх перед неизведанным будоражили ей кровь.
«Мне так хочется поскорее оказаться рядом с ним, — думала она. — Если он выжил во время пожара, если вернулся за мной, значит, мы предназначены друг для друга».
— Ты все время о чем-то думаешь, Мимин, — заметила Элизабет. — Почему ты никогда не говорила мне об этом Тошане, скрытная девчонка?
— Я не осмеливалась. Из-за Жо.
— Ну не все же время он дома! Ты могла мне рассказать… Но теперь, спасибо Мирей, я все знаю. У тебя не было солнечного удара, ты тогда узнала, что твой возлюбленный якобы погиб. Вот так история! Правда, я подозревала что-то подобное…
Арман с нетерпением ждал десерта. Лора это заметила и послала его в кухню поторопить Мирей.
Мальчик очень любил Эрмин. Вставая из-за стола, он сказал:
— Будет несправедливо, если отец запретит Мимин и Тошану жениться. Вы должны помочь им, мадам Лора.
— Не беспокойся, Арман, я помогу, — ответила та с улыбкой.
Шоколадный торт, покрытый розовой помадкой и украшенный засахаренными фиалками, имел огромный успех. Мирей согласилась присесть за стол и выпить чашку чаю. Она тотчас же получила подарок, завернутый в шелковистую сиреневую бумагу. В свертке оказалась фарфоровая пудреница с цветочным рисунком.
— Святой Николай подумал и обо мне? — удивилась экономка. — Господи Иисусе, кажется, я возвращаюсь в детство!
Эдмон прыснул. Он получил в подарок металлическую юлу, большую и очень красивую. Когда она крутилась, звучала веселая мелодия, а рисунки сливались в разноцветные линии. Шарлотте досталось банджо.
— Я так его хотела! — пробормотала девочка. — Я буду играть для тебя, мама Бетти!
