Мичо Каламата - Под властью пугала
– Я считаю, необходимо, ваше превосходительство, – сказал Нуредин-бей. – Она произведет благоприятное впечатление на великие державы, так как покажет им, что вы не страшитесь внутренних врагов. С другой стороны, ее с одобрением воспримет народ, он воочию убедится в вашем либерализме и великодушии. Нам следует время от времени делать народу такие уступки. По-моему, мы должны действовать, как рыболовы, когда клюет большая рыбина: до тех пор отпускать и подтягивать леску, пока рыба не устанет, а тогда вытаскивать ее на берег. Тянуть же беспрерывно нельзя, леска может лопнуть.
Президент чуть помедлил в раздумье, потом подписал лежавшую перед ним бумагу.
– Ладно, Нуредин-бей, с этим покончено. Теперь перейдем к другому вопросу. Вы знаете Ферид-бея Каменицу?
– Да.
– Насколько мне известно, вы даже родственники?
– Да, ваше превосходительство, мы троюродные братья.
– В таком случае с вами я могу говорить откровенно. Я был высокого мнения о Ферид-бее, уважал его как патриота, как известного журналиста и труженика на ниве албанской словесности. Как вы знаете, со своей стороны я сделал все, чтобы сблизиться с ним, и был готов предложить ему любую должность, любую помощь, только бы он согласился сотрудничать со мной. Однако до сих пор Ферид-бей не только не принял моих предложений, но и выступает против меня в прессе. Он, несомненно, попал под влияние моих противников. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы так не беспокоился, но ведь Ферид-бей – человек известный, пользуется большим авторитетом как политик, прекрасно владеющий пером. Вы-то знаете, что все его нападки – клевета, но многие верят тому, что он пишет. Самое плохое – что его ничем не остановишь. Вот, посмотрите, это его последние статьи.
Президент взял несколько газет и начал цитировать строки, отчеркнутые красным карандашом:
– «Ахмет Зогу со своими бандитами и под охраной сербских войск спустился с гор и захватил столицу, а палата представителей, или, точнее, палата предателей, сделала его президентом республики».
«Ахмет Зогу – платный шпион сербов и итальянцев, невежда и подлец, лишенный каких бы то ни было идеалов».
«Ахмет Зогу собрал вокруг себя самых гнусных врагов албанской нации, потому что только они были и остаются его восторженными сторонниками».
«Ахмет Зогу подавил элементарнейшие свободы в Албании. Свобода личности так глубоко почитается при его режиме, что народ уже снова напрактиковался в пресловутом притворстве, без которого трудно было обойтись во времена Турции».
Президент с досадой отшвырнул газеты и сердито зашагал взад и вперед по кабинету.
Нуредин-бей испугался. Он никогда не видел президента в таком раздражении.
– Нет смысла продолжать, Нуредин-бей, – сказал президент, с трудом сдерживая гнев. Чтобы успокоиться, он опять закурил и сел на место. – Буквально все его статьи полны такой клеветы. Я не собираюсь опровергать его и вступать с ним в полемику. Мне жаль только, что наш известный соотечественник пишет такие гадости.
А Нуредин-бей подумал, что его троюродный братец в своих статьях не так уж далек от истины и, по всей видимости, неплохо информирован. Но вслух он сказал совсем другое:
– Я уверен, ваше превосходительство, что Ферид-бей плохо информирован о событиях в Албании и тем более о высокой патриотической деятельности вашего превосходительства. Он жертва интриг, которые плетут ваши враги. Стоит ему во всем разобраться и узнать истину, как он сам опровергнет все, что написал.
– Не думаю, Нуредин-бей. Он прекрасно знает, как обстоят дела, но не желает сказать правду.
– Я его знаю как человека мужественного, стойкого. Ради отечества он готов на все.
– Прежде я тоже так считал, но… эти последние статьи заставили меня изменить мнение о нем. Если и дальше так будет продолжаться, мы будем вынуждены принять меры.
Нуредин-бей почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Он знал, что подразумевает президент под словом «меры». Ему живо вспомнились убийства противников режима в стране и за границей, убийства из-за угла, – хоть они и были совершены неизвестными лицами якобы из кровной мести, но все понимали, что это дело рук Ахмет-бея… И он поспешил успокоить президента:
– Я убежден, ваше превосходительство, что Ферид-бей – истинный патриот и для блага своей страны не только прекратит писать такие статьи, но и станет одним из самых горячих наших приверженцев. Ему надо лишь разъяснить обстановку и высокие стремления вашего превосходительства.
Президент заговорил не сразу. Он снова затянулся сигаретой, принял задумчивый вид, потом медленно произнес:
– Не знаю, Нуредин-бей. Мне жаль, что меня не понимает такой патриот, как он, и особенно теперь, когда нация переживает ответственнейший момент. Если вы полагаете, что Ферид-бея можно привлечь на нашу сторону, я готов сделать все для этого.
– Я уверен, что он станет соратником вашего превосходительства.
– Что ж, вам виднее, Нуредин-бей.
– Если вы позволите, ваше превосходительство, я возьму на себя посредничество в этом деле.
– Об этом-то я и хотел просить вас. Никто не сделает это так, как вы. Передайте ему, что я готов забыть прошлое и не только не стану держать зла на него, но ради отечества выполню любое его пожелание.
– Как вам будет угодно!
– Переговорите с ним, предложите все, что сочтете нужным, лишь бы убедить его в наших добрых намерениях.
– Я нимало не сомневаюсь в вашем великодушии.
– Насколько мне известно, – продолжал президент, – в последнее время Ферид-бей переживает финансовые затруднения, ему докучают кредиторы. Мы согласны ему помочь, вернее, это наш долг – помочь ему. Патриотический долг, не так ли, Нуредин-бей?
– Совершенно верно!
– Все его долги мы оплатим из наших личных фондов. Прошу, скажите ему об этом.
– Я все исполню!
– А от моего имени скажите, что он сможет занять любой пост в моем кабинете, если, конечно, пожелает приехать в Албанию.
– Простите меня, ваше превосходительство, но, насколько я знаю, Ферид-бей не собирается в Албанию.
– Почему?
– Да потому, что он вырос за границей, привык жить с комфортом, любит книги, общается с выдающимися деятелями культуры, с художниками. Здесь он, к сожалению, будет лишен всего этого. Поэтому, с вашего позволения, я полагаю, он должен занять другой пост.
– Продолжайте.
– Предложите ему место посланника нашей миссии в Соединенных Штатах. Никто не сможет лучше его представлять ваше превосходительство в этой стране.
– Это очень ответственный пост, Нуредин-бей. На этом посту должен быть верный человек.
– Я думаю, Ферид-бей будет служить вам верно.
– Сомневаюсь. Трудно в это поверить, учитывая его прошлое, его последние статьи.
– И не сомневайтесь, ваше превосходительство. Позвольте мне процитировать вам Макьявелли: государи находят самых верных слуг среди тех, кто поначалу относился к ним настороженно или враждебно, – они вынуждены служить преданно, чтобы исправить неблагоприятное мнение, сложившееся о них.
Президент на несколько мгновений задумался, потом решительным тоном сказал:
– Согласен, Нуредин-бей. Решайте все сами. Когда вы можете выехать?
– Когда прикажете, ваше превосходительство.
– Отправляйтесь сегодня же.
– Как вам будет угодно!
Нуредин-бей встал, собираясь уходить, но президент остановил его.
– Задержитесь, пожалуйста. Я хочу посоветоваться с вами еще по одному делу. Сядьте.
Он встал и принялся ходить из угла в угол. Видно было, что ему трудно начать разговор. Наконец он снова сел.
– Это дело личное, Нуредин-бей, и его надо уладить, так как оно непосредственно связано с нашей государственной политикой. Курите, прошу вас.
– Спасибо!
– Как вы знаете, несколько лет назад я обручился. Я пошел на это, скорее, из политических соображений, и сейчас, несмотря на предстоящие перемены, мне, видимо, придется сдержать слово.
Нуредин-бей помедлил с ответом. Он спрашивал себя: что еще пришло в голову этому выскочке? Его уже не устраивает дочь крупнейшего феодала Албании. Уж не собирается ли он жениться на королевской дочери? Наверняка так оно и есть.
– Я думаю, – произнес он уверенным тоном, – что в новых условиях вы, ваше величество, свободны от обещаний, данных ранее. Причина, побудившая вас дать это обещание несколько лет назад, больше не существует. Кто станет вашей супругой – теперь не только ваше личное дело, оно имеет теперь политическое и общенациональное значение.
– Все это так, но и разрыв помолвки тоже вопрос политический. Вы знаете, это ведь не кто-нибудь, а сам Шевтет-бей Верляци. Что, если он почувствует себя оскорбленным и выступит против нас?
– Вряд ли, ваше превосходительство. Шевтет-бей – крупный феодал, это правда, но он не случайно к вам присоединился. Макьявелли говорил, что, когда знать не в состоянии противостоять народу, она объединяется и выдвигает из своей среды государя, чтобы иметь возможность его именем осуществлять свои цели. Государем в нашей стране являетесь вы. Шевтет-бей прекрасно знает, что без вас, и уж тем более против вас, его дело пропащее. А поэтому, хочешь не хочешь, надо вести себя смирно. Он не решится отойти от вас.
