Ривка Рабинович - Сквозь три строя
– А что это за обязательства перед государством?
– Государство облагает колхоз налогом. Этот налог мы платим не деньгами, а продукцией. К примеру, у колхоза есть молочная ферма, есть свинарник, но все, что производится там, идет государству. Нам от этого ничего не достается. Часть зерна тоже нужно сдавать государству. Это называется «госзакупками», но на самом деле все отдается даром. Цены по закупкам колхоз получает такие, что об этих деньгах даже говорить не стоит.
– Если так, то зачем вы держите молочную ферму и свинарник?
– Государство обязывает. Горожанам нужно молоко и мясо, да и хлеб тоже. Кто даст, если не мы?
– А что вы делаете, когда вам нужны одежда, обувь и другие вещи, которые надо покупать за деньги?
– Продаем что-нибудь из наших личных хозяйств. Все мы держим коров, выращиваем телят, свиней, кур. Правда, и из этого часть надо сдавать государству, но все же что-то остается. Вот и вы будете покупать у нас продукты. Раз в неделю, по воскресеньям, в Парабели действует «колхозный рынок», мы там основные продавцы.
Когда мама выразила надежду, что ее муж вскоре присоединится к семье («они ведь обещали!»), крестьяне отнеслись к ее словам скептически. Не обращая внимания на предостерегающие знаки, Николай рассказал, что в 1937 году в поселок пришли сотрудники НКВД и арестовали группу мужчин, считавшихся «активистами». Ни один из них не вернулся. Никто не знает, куда их увезли и какая судьба их постигла.
– Что это значит – активисты?
– Это были люди грамотные, иногда они выступали на собраниях, иногда писали какую-нибудь жалобу. Короче говоря, они были немножко активнее, чем другие.
Мама осталась после этой беседы не очень ободренной, мягко говоря.
На следующий день в поселок прибыл комендант из Парабели. Он велел местным мальчишкам обойти всех новых ссыльных и объявить им, чтобы собрались возле клуба.
У клуба было высокое крыльцо из пяти ступенек. Комендант стоял на верхней ступеньке, а внизу, возле крыльца, толпились женщины с детьми. Он возвышался над нами; это подчеркивало его высокое положение, в отличие от нашего, приниженного.
Он зачитал официальный документ – постановление «тройки» о нашей высылке сроком на двадцать лет. Затем объяснил, каков наш гражданский статус: мы ссыльнопоселенцы. Пункт, согласно которому «тройка» решила выслать нас, гласил: «лица социально опасные».
Между прочим, у крестьян, которых выслали сюда в 1931 году, был другой гражданский статус – спецпоселенцы. Их называли коротким словом – спецы.
Комендант объяснил, что все мы подчинены комендатуре. Комендатура со своей стороны подчинена НКВД. В комендатуре три коменданта: главный (он сам) и два его заместителя. Приказы каждого из них обязательны для нас.
Нельзя покидать место поселения без разрешения комендатуры. Без разрешений можно ходить в ближайшие деревни, в радиусе десяти километров. Чтобы удалиться на большее расстояние, нужно получить разрешение от комендатуры. Взрослые обязаны работать – не обязательно в колхозе, можно работать и в Парабели или в другом поселке.
Он раздал женщинам листки, заменяющие удостоверения личности. На них значились имя, отчество, фамилия, гражданский статус, пол, дата рождения, место рождения и место поселения. Всем взрослым, начиная с шестнадцати лет, надлежит раз в месяц являться в комендатуру для «регистрации» – проверки присутствия.
Когда он кончил свои разъяснения, женщины начали кричать:
– Где наши мужья? Когда они вернутся к своим семьям?
Комендант ответил, что он отвечает только за группу, прибывшую на пароходе. У него нет никакой информации о тех, кого забрали по дороге.
– Вы можете послать запрос в комиссариат внутренних дел в Москве. Может быть, вам ответят, – сказал он не очень уверенным тоном.
Прошло еще несколько дней – и мы узнали о начале вой ны. Нацистская Германия напала на Советский Союз, вопреки договору, заключенному между обоими государствами всего двумя годами раньше.
Глава 8. Главная цель – выживание
Моя мама может служить образцом способности человека приспособиться к крайним изменениям в его судьбе. Давно ли она была уважаемой дамой, владелицей собственности, державшей работниц в магазине и прислугу в доме, счастливой женой и матерью – и вот она на чужбине, лишенная всего, без дома, без мужа, без заработка, с двумя детьми, о которых она должна заботиться. Нужно быть железной, чтобы не сломиться – и она не сломилась.
Она не плакала и не жаловалась. Веселой она никогда не была, а теперь ее серьезность стала мрачной. Некоторые ее решения могут показаться жестокими, но без них мы бы едва ли выжили.
С первых же дней она ввела строжайший «режим питания», который никоим образом нельзя было нарушать. Это был режим постоянного голода, грызущего днем и ночью. Я едва ли могла бы держать своих детей в состоянии такого голода. Она смогла, да и сама съедала не больше той нормы, которую установила для нас. Мясо и яйца были сразу исключены из рациона. В норму входили пол-литра молока в день – не для питья, а для забеливания жидкого супа, который был главной частью нашего «меню» и состоял из трех картофелин, горсточки крупы или муки и большого количества воды. Добавление молока придавало этому вареву беловатый цвет, и это создавало иллюзию, что хлебаешь не только воду.
Чтобы покупать картошку, крупу и молоко, мы продавали вещи, чаще всего путем прямого обмена на продукты. Выручку за очередную продажу мама старалась растянуть на максимальный срок.
Это была война со временем – протянуть еще день, еще неделю, еще месяц. Война казалась проигранной заранее: ведь точка финиша, до которой надо дотянуть, скрывалась в неизвестном будущем.
Мама решила, что Иосиф не пойдет в школу и постарается найти работу в райцентре Парабель. У него будет паек рабочего – пятьсот граммов хлеба. Может быть, будет и какая-то зарплата. Это было жестокое решение, ведь ему было всего четырнадцать лет. Но я опять-таки, задним числом, думаю, что при тех обстоятельствах это было правильное решение, и если бы мама поддалась чувству жалости, это ухудшило бы наши шансы на выживание.
Сама она решила начать работать в колхозе, чтобы получать паек – пятьсот граммов хлеба для себя и триста граммов для меня.
Иосиф устроился на работу в Парабели «по блату». Среди ссыльных был один человек, который произвел впечатление на местное начальство своими организаторскими способностями. Он вызвался организовать артель ремесленников, чтобы тем самым решить проблему трудоустройства ссыльнопоселенцев и поставлять услуги населению. Начальникам идея понравилась, и они дали ему нужные средства, помещение и свободу действий. Так возникла артель под названием «Металлист». В ней были различные цеха: пошивочный, столярный и другие. Инициатор занял пост председателя артели и был первым ссыльным, который вошел в ряды местного начальства.
Мои родители знали его еще в Риге, и когда мама обратилась к нему с просьбой принять ее сына на работу, он не отказал ей, хотя и думал, что мальчик слишком молод.
Брат получил рабочий паек и начал работать в столярном цехе, где приобрел специальность бондаря. Начальник цеха не делал ему никаких скидок на возраст и требовал выполнения норм, установленных для взрослых рабочих.
К хлебным карточкам прилагались купоны на получение других продуктов наподобие сахара, масла, колбасы. Может быть, в крупных городах выдавали что-то по этим купонам, но в нашей местности они «не отоваривались» – новое для нас слово из советского лексикона. «Отоваривался» только хлеб, да и то не бесплатно, а за низкую цену.
Меня невозможно было приспособить к какому-либо виду заработка, я была для этого слишком мала, поэтому было решено, что я пойду в школу.
Мой вклад в наше существование выражался в том, что мои платья и туфли составляли значительную часть среди вещей, обмениваемых на картошку и муку. Как уже упоминалось, я вела себя во время нашей высылки из дому очень деловито и запаковала все, что у меня было. Теперь на мои красивые платьица и лакированные туфельки был большой спрос, все жены парабельских начальников хотели одеть своих дочек в наряды, которые раньше были моими.
Я не сожалела о своих постепенно исчезавших вещах. Всегда хотела «быть как все», не бросаться в глаза. Сразу же стала ходить босиком, как все дети поселка. Как ни смешно, мне нравились безобразные ситцевые платья без талии и фасона, какие носили девочки в поселке. Моя прежняя одежда казалась бы смешной на фоне деревенской жизни.
Председатель колхоза объединил всех ссыльных женщин в одну бригаду. Первый вид работы был, по тамошним меркам, самым легким: дерганье льна. Это делается так: растения выдергивают из земли с корнем и затем связывают в снопы (завязкой служит тонкий пучок того же льна). Чтобы лен высох, снопы ставят в суслоны: три снопа ставят корнями вниз, так, чтобы они опирались друг на друга и не падали. Это основа суслона. Основу обкладывают со всех сторон дополнительными снопами – по 9-10 на суслон. Количество сделанной работы измеряется площадью, с которой лен выдернут, связан и уставлен в суслоны. За сделанную работу бригадир записывает трудодни.
