Давид Малкин - Король Шаул
– Пока ни к чему, но скоро узнаешь, – пообещал он тихо и шёпотом добавил: – Станешь другим человеком. А пока ступай, внизу тебе и твоему слуге постелено.
Поутру, когда возносят на жертвенник хлебное приношение, Шмуэль разбудил своих гостей и пошёл к прихворнувшему Зхарии. Шаул и Иосиф умылись и поели. Оба стояли под инжирным деревом, ожидая возвращения Шмуэля. Шаул любовался весенним садом, подносил к носу листья, растирал их в ладонях, прищёлкивал языком. В этот момент у входа в дом возник судья и пророк и, никем незамеченный, остановился, глядя на Шаула и его слугу.
Великан нагнулся, поднял щепотку земли и положил себе на язык. Сплюнул, покачал головой.
– Лучше было посадить здесь оливы, верно Иосиф? – сказал он.
Неужели это и есть тот самый человек! – думал Шмуэль.
Наконец биньяминит и его слуга заметили судью и пророка. Тот сделал знак Шаулу подняться за ним на крышу. Они уселись, как вчера: Шмуэль на высокую скамью, Шаул у его ног. Долго молчали. Шмуэль думал. Потом повернулся к Шаулу и посмотрел ему в глаза. Тот покраснел.
– Ну вот, Шаул бен-Киш, – решился судья и пророк, поднимаясь со скамьи. – Пора.
И взял Шмуэль сосуд с елеем, и полил на голову его, и поцеловал его...
Стоя на коленях, зажмурив глаза, Шаул почувствовал, будто лёгкое пламя скользнуло у него по лбу, задержалось на веках и побежало под рубаху.
А в ушах у Шмуэля звучало слово Господне:
– Вот тот человек, о котором я говорил тебе, что он будет управлять народом моим. И спасёт он народ мой от руки филистимлян, ибо видел я народ мой, ибо вопль его дошёл до меня.
Шаул раскрыл глаза. Шмуэль обтёр голову великана и, шевеля губами прямо против глаз Шаула, закончил:
– Бог даст тебе новое сердце.
Он подтолкнул Шаула, чтобы тот поднялся, потом, глядя снизу и воздев руки, медленно и внятно проговорил:
– Когда сбудутся с тобой все знамения, тогда делай, что сможет рука твоя, ибо с тобою Бог.
Обессилив, оба опустились на землю.
– Скажи слуге, чтобы собирался, – велел Шмуэль. – Люди Зхарии приготовят вам на дорогу еду и воду. А пока я хочу, чтобы ты всегда помнил нашу вчерашнюю беседу здесь. Если Господь выбрал тебя пасти его народ, значит, Он даст тебе новое сердце. Ещё прежде, чем придёшь в Гив’у, ты испытаешь, каково быть пророком – так нужно, чтобы ты всегда понимал меня. Но пока я не объявлю о тебе при всём народе, никто не должен знать о сегодняшнем помазании. Запомнил? Даже от отца, даже от жены будешь пока всё держать в тайне. А сейчас перестань дрожать и помоги мне спуститься в сад.
Провожая гостей до ворот Алмона, Шмуэль говорил Шаулу:
– Когда пойдёшь ты от меня сегодня, то встретишь в пределах биньяминовых двух человек, что сейчас у могилы Рахели, и они скажут тебе: «Нашлись ослицы, которых ты ходил искать. И вот отец твой, перестав беспокоиться об ослицах, беспокоится о вас, говоря: "Что делать мне с сыном моим?" И пройдёшь оттуда дальше, и дойдёшь до дуба, что в Таворе, и встретят тебя там три человека, поднимающиеся к Богу в Бет-Эйл. Один несёт трёх козлят, другой – три каравая хлеба, а третий – мех вина. И будут они приветствовать тебя, и дадут тебе два хлеба, и ты возьмёшь из рук их. После этого дойдёшь до холма, где лагерь филистимлян. И будет: когда войдёшь ты в город, встретишь сонм пророков, сходящих с высоты, и впереди них арфа и тимпан, и свирель, и кинор. И они пророчествуют. И снизойдёт на тебя дух Господень, и ты будешь пророчествовать с ними, и станешь другим человеком...
Глава 10
В двух парсах[19] пути от Алмона они увидели вереницу идущих по дороге людей. Иосиф положил руку на плечо Шаула, оба замерли. Но оказалось, что это – девушки из лесного селения. По обычаю, они уходили каждый год на четыре дня в горы оплакивать дочь Ифтаха-Гил’адянина. Её отец – судья и спаситель иврим – неосторожно пообещал принести в жертву Богу первого, кто выйдет навстречу ему после победы над напавшей на Землю Израиля ордой из Аммона. Встречать вернувшегося с войны Ивтаха вышла с тимпанами и пляской любимая дочь, его единственное дитя. Узнав о клятве отца, она настояла на её исполнении...
Шаул успокоился: предсказания не сбывались.
Вскоре они с Иосифом вышли на дорогу, пересекавшую весь надел Биньямина и ведущую к Гив’е. Здесь им стали встречаться знакомые, окликавшие Шаула и Иосифа. Большинство крестьян работало на полях или в виноградниках, приближался сев ячменя.
Уже к вечеру Шаул и его слуга должны были оказаться у себя в Гив’е. «Как-то встретит нас отец? – волновался Шаул. – Слава Господу, нашлись ослицы, как сказал Шмуэль. Но сам-то я три дня не был дома – как раз когда пахали новое поле!»
В Целцахе их окликнули двое знакомых. Один, Михаэль бен-Эйуд, был соседом Шаула в Гив’е, это он принёс весть о нашествии царя Нахаша.
– Поторопись, – посоветовал Михаэль бен-Эйуд. – Ослицы прибрели домой на следующий день, но старый Киш беспокоится, говорит: «Что делать мне с сыном моим?»
– Шалом! – сказал Шаул. – Встретимся в Гив’е.
Он уже двинулся, ускоряя шаг, но Иосиф обернулся и крикнул:
– Не были ли вы утром у могилы Рахели?
– Верно, – удивились двое. – Откуда ты знаешь?
– Вот знаю, – Иосиф помахал им рукой и догнал Шаула. – Видишь, – сказал он, – точно, как говорил Шмуэль!
Следующая из предсказанных встреч произошла, когда дорога привела их на холм, где под дубом – старым, чёрным, искарябанным ветрами, но с зелёными, будто воткнутыми в сухие ветки листьями, – отдыхали три странника. Разложив на тряпице хлеб, лук, соль и сверкающие от капель воды веточки мирта, они закусывали, запивая вином из меха, который переходил от одного к другому. Трое козлят, предназначенные, наверное, для жертвоприношения, были привязаны к кусту дрока и щипали траву.
Поприветствовав незнакомцев, Шаул и Иосиф хотели было пройти мимо, но один из странников задержал их, попросив объяснить, как добраться до Бет-Эля, куда они идут к жертвеннику. Иосиф, опережая хозяина, подробно рассказал дорогу. Присоединиться к еде они отказались, поблагодарили и сказали, что очень спешат. Тогда тот, кто расспрашивал про дорогу, догнал их и сунул в руки два хлебных каравая.
Совсем близко от Гив’ы они решили обойти гору, где располагался филистимский лагерь и стояли дома военачальников. Известно было, что в лагере сейчас только охрана из местных солдат, потому что у филистимлян начались праздники, и они ушли к себе на побережье. И всё-таки иврим обходили лагерь стороной.
К полудню стало совсем нечем дышать из-за духоты. Шаул и Иосиф поглядывали на небо, шепча заклинание о дожде, но небо, казалось, только прикрывается ещё одним слоем туч, вокруг становилось всё мрачнее, гроза должна была начаться совсем скоро.
Вдруг из-за поворота послышались музыка и пение. Пройдя ещё немного, Шаул и Иосиф увидели вереницу повозок, остановившихся на дороге. На волах, впряжённых в повозки, сидели дети, грязные, лохматые, но очень весёлые. Они шумели и болтали ногами. На тех повозках, где пологи шкур были откинуты, виднелась медная посуда, колья и глиняные чашки. Не обращая внимания на крестьян, прибывающих к дороге на звуки веселья, женщины из обоза готовили еду на двух кострах, подвесив над ними медные котлы. Мужчины в ожидании еды сидели в круге и пели, отбивая такт ударами ладоней по барабанам. Вскоре в центр круга прибежали девушки из обоза и стали танцевать, размахивая большими бубнами-тимпанами. Все они были темнолицыми, худыми и почти совсем нагими. На голову каждая повязала ленточку из красной шерсти. Иногда кто-нибудь подскакивал к костру, выхватывал уголёк, зажигал от него палочку, обнюхивал её и уносил в общий круг. Остальные тоже нюхали, продолжая петь и танцевать. Слов песни не имели, мелодии нагоняли тоску, а крестьяне всё подходили к дороге.
– Это – прорицатели, «пророки», как их называют в народе, – объяснял кто-то рядом с Шаулом. – Если заплатишь, они тебе расскажут всё, что будет. У нас один гончар встретил таких и отдал им мешок зерна. Так они ему всё точно сказали: и когда корова отелится и что дом сгорит.
– А правду говорят, будто эти прорицатели ушли не из бедных семей, а теперь живут в пещерах у Солёного моря? – спросил Иосиф.
– Есть там всякие.
– А правда, что они могут врачевать? У меня нарыв в носу, – всё больше заинтересовывался слуга Шаула. – Сколько они берут за лечение, не знаешь?
Шаул глядел во все глаза на этих людей, которым иногда открывалась истина. Их побаивались, случалось, что толпа побивала их камнями. Говорили, что они могут оживить мёртвого и наслать проклятие на живого да такое, что он упадёт и не встанет. Прорицатели рассказывали людям их прошлое и будущее, а сами ничего не имели в настоящем: ни дома, ни еды, ни одежды. Часто они умирали от болезней и холода прямо на дорогах или попадали в рабство к кочевникам.
