Эдуард Беляев - Тайна президентского дворца
Наверное, в таком раскладе нет ничего необычного. Ясно, что если провал, то официального признания со стороны государства не поступит. Цель же такого предостережения-«заклинания» очевидна. Генералы, посылавшие подчиненных на штурм дворца и ликвидацию Амина, грозно предупредив их чужими устами, стимулировали бойцов к неукоснительному выполнению приказа, не давая им ни малейшего шанса — даже в мыслях — отступить, не выполнить задание. «За ненужностью никому» лучшим исходом в том бою для них была смерть.
И несколько слов относительно содержания инструктажа. Непреложно — самодеятельность «об отходе» Романов ни в коем случае не смел бы себе позволить. Также бесспорно, что озвучить решение «о северном варианте в случае неуспеха» он мог исключительно по приказу генерала Дроздова. И такой наказ мог довести до личного состава только Романов, и никак не Бояринов, и никак не Семенов. Первый — их наставник, воспитатель, назидатель, пестун, учивший бойцов всему и всякому, на войне полезному, но только не отступлению. Ну никак он не мог в «час истины» по собственной воле открыто выступить с инициативой, сильно походившей на пораженчество. Второй, Семенов, специалист — преподаватель, инструктор, нравоучитель, мэтр, гуру и, наконец, пастырь духовный. Ему — ну никак! — было невозможно расписаться в слабости своих дюжих молодцов-подопечных.
Наконец, последнее, что касается версии о вероятном выходе из боя. Чистой воды лукавство, что якобы никто из участников тех событий и слыхом не слыхивал о возможности отхода. Другое дело, что им по прошествии времени просто запретили говорить о том, что никак не вписывалось в канву склеенного для народа священного образа чекиста: геройского парня, доблестного, смелого, отважного, храброго, мужественного, бесстрашного, беззаветного, рискового, дерзостного и так далее, то есть того, кому любые задачи по плечу. Для читателей, не сведущих в военном деле, покажу, как за пафосом героики КГБ иногда скрывается откровенное лукавство и как этот пафосный образ порой шит белыми нитками.
Решение на отход принимается во избежание угрозы поражения, производится только по приказу старшего начальника и по обусловленному сигналу. Всякий отход совершается по заранее амеченному плану, в котором должны быть определены пути и порядок отхода для каждого бойца, район выхода и место сбора, порядок эвакуации убитых, если позволяет обстановка. Обязательно оговариваются меры по пресечению возможного преследования, прикрытию основных сил огнем, совершению отвлекающих маневров с целью облегчить выход раненым и их вынос. Непременный вопрос — радиосвязь и средства сигнализации.
Объем предварительной работы, как видим, достаточно солидный. И очень непростой. Например, самое, казалось бы, ординарное — сигнал отхода. На открытой местности можно определить, скажем, что это будет сигнальная ракета красного огня. А как подать команду отходить в закрытом помещении, во дворце? Ракетницей не сработаешь — замкнутое пространство. Взрыв гранаты, автоматная очередь, пистолетные выстрелы отпадают: вокруг невероятный грохот, и звук всего один — звук огневого боя. Криком выманивать бойцов наружу — напрасный труд: гул и шумы не перекричать. Вот и задача— незадача…
Теперь о самом отходе. Направление движения и ходьба по азимуту — это из области детских игрищ типа «Зарница». Там, если что не так пойдет, школьник коленку оцарапает. А в реальном бою, тем паче когда неуспех поставил под угрозу судьбу спецназовцев, указанием «Отходим на север!» не обойтись. Бойцу, хотя он и кагэбэшный человек с серьезной физической и морально-психологической подготовкой, все равно надо раскрыть глаза на маршрут отступления да влить и в ушко, довести до сознания самое существенное: место сбора — казарма, отходим вдоль дороги к дворцу Дар-ул-Аман, огибаем его «огородами» с запада и выходим на круг. Это — 1900 метров. Затем идем вдоль шоссе, соблюдая скрытность, строго на восток, до советского посольства — еще 1300 метров. Итого марш-бросок — около трех с половиной километров. С выкладкой весом килограммов пятьдесят, с учетом снежного покрова, преодоления задворков и огородных грядок. Да еще с ранеными…
Возможно, были предусмотрены машины для доставки штурмовых групп к посольству или, что еще лучше, к «транспортникам» на аэродром. А как быть с убитыми, ранеными?.. Вопросов решалось, давайте поймем это, очень много. Кроме одного, открытого, — отчего это ноги надо было уносить исключительно на север? Ясно всякому: в той стороне и наше посольство, где можно было организовать надежный прием бойцов, и самолеты «под парами» в аэропорту Кабула. Так что поверим чекистам, которые запамятовали «инструктаж по поводу отхода групп» или молчат и поныне. Что много честнее, чем врать. Однако униженно молчат, хорошенько застолбив в себе вот это, когда-то сказанное мне капитаном Сашей Ставровым у Ключевской сопки — действующего вулкана, что на востоке Камчатки: «Я не хочу выпускать зверя-правдивца, живущего во мне, на волю; пусть гуляет в вольере, под моим присмотром».
Ладно бы «под моим присмотром», а то ведь — под приглядом шефа… Того самого, который напутствовал командира роты «мусульманского батальона» старшего лейтенанта Владимира Шарипова, чьи подчиненные доставляли группы «Гром», прорываясь под огнем к дворцу:
— Запомни, Шарипов! Нам отступать некуда. Я тебя, если неудача случится, в лучшем случае смогу выставить перед афганцами психом. Смотри, чтоб Амин не ушел! Не дай бог, объявится в другой стране!.. Тебе — конец!
Не правда ли, славное назидание офицеру, идущему в бой? Поистине отцовское благословение! Юрий Дроздов толкал на ратный подвиг старшего лейтенанта Владимира Шарипова. Тому становилось страшно уже даже не за себя — страшно было за провал операции. Достиг-таки желаемого хлестким предупреждением генерал КГБ…
У наших чекистов я неоднократно встречал в записках и в открытых выступлениях милые откровения: как тревожными ночами хаживали в рейды по тылам супостата «ковпаковцы новой формации», как в глухой темени они бодрствовали, обрекая себя на студеные лежки вокруг дворца, демонстрируя самим себе и друг другу бесстрашие и неукротимое стремление к победе. В секретах не курили, громко не разговаривали, нужду не справляли, а только лишь «со вздохом вкруг себя взирали грустными очами», наблюдая за передвижениями людей при погонах и берданках, их несуетными маневрами по заученной ходовой тропе: кухня, караульное помещение, блокпост. И думали только об одном: как лучше будет в час атаки их сокрушить. Смельчаки от «Грома», которым сам черт не брат, вообще-то мало смыслили в ведении разведки, для них это был лес дремучий. Они были обучены и натасканы всего лишь на одно — вычислять и ловить террористов и прочую нечисть. Их учили действиям в зданиях, где нужно было «локализовать» террористов в определенном месте — комнате, зале, коридорном закутке; но осуществлять масштабный захват домов и дворцов было не их задачей, которая, попросту говоря, была им не под силу. Поэтому чекистам очень редко поручалась «пехотная» работа по подготовке к атаке. Однако ж представители этой спецслужбы, сколько раз приходилось с этим сталкиваться, часто и неуемно убеждали читателей и слушателей в проведении «разведывательных мероприятий по захвату резиденции Амина».
Профессионалами, мастерами своего дела, были ребята из «Зенита» — куосовцы. Именно они — диверсанты и разведчики. Каждый из них — дока и штукарь, им и карты в золотые немозолистые руки. И этих зубров, безусловно, использовали по назначению: надо думать, немало исходили и исползали парни по различным путям-дорожкам, изучая подходы к целям захвата, а если представлялась такая возможность, то исследовали и сами объекты. Готов легко согласиться, что любые другие объекты, но только не дворец — им туда дорога была заказана. По очень простой причине.
У наступающих было только два маршрута выдвижения: дорога-серпантин и лестница, ведущая от подошвы холма до площадки перед дворцом. О карабкании по склонам много говорилось, вопрос этот, надо думать, рассматривался при планировании операции — отсюда и появились «штурмовые лестницы» и закрепленный за ними офицер КГБ. Но кроме него, никто даже не припоминает о возлагаемой на кого бы то ни было задаче — пробиваться к дворцу по лестницам. Как итог: никто не сошел с начерканного маршрута и не пер в гору по откосам. Поэтому, надо думать, не случайно в последующем разработчики замысла захвата так настойчиво твердили о «минных полях» округ дворца. В пользу утверждения, что мины — это выдумка, говорит и такой очевидный факт: у Колесника под рукой были саперы. Но им в принципе не ставилась задача по обнаружению мин, и, подавно, никто и никогда не вел разговоров о планируемом разминировании перед штурмом.
А те два маршрута: дорога и лестница — были изучены досконально, буквально до сантиметра, что не составило особого труда. По колее, ползущей вверх по склону, аллеям и тротуарам советники-чекисты не только колесили и бродили часами, но именно они, ответственные за организацию охраны дворца, прекрасно были ознакомлены с каждой выбоиной на асфальте и с каждым отдельно лежащим камнем. А «внутренности» дворца, вычерченные на схеме, с письменными и устными пояснениями советников, были без задержек, точно и в срок доставлены руководителям. И тот же самый генерал Юрий Дроздов при постановке боевых задач распределит каждый конкретный метр обозреваемой на чертеже площади между конкретными бойцами. Так что расхожие доводы о «ночных шпионских бдениях» можно отставить — как бы это ни было привлекательным для не посвященных в детали тех событий и как бы ни распирала участвовавших в операции кагэбэшников гордость за себя как воина отважного, в ночах бредущего, долгом влекомого. Все равно — отставить…
