Мэри Рено - Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Девушка с факелом обошла по кругу остальных; взметнулись языки пламени, в отблесках которого сияли глаза, а красные, зеленые, синие, желтые цвета одежд становились яркими, как цвет драгоценных камней. Выступая из тени, маячила грустная, мудрая, порочная морда козла, похожая на маску, с глазами, словно топазы, и позолоченными рогами. Венок из молодых зеленых виноградных лоз висел у него на шее. Вместе со жрецом и мальчиком-служкой козел возглавил шествие к роще; женщины следовали за ними, тихо переговариваясь. Нежно и нестройно позвякивали в их руках систры. В ручье, питающем фонтаны, квакали лягушки.
Женщины поднялись на открытый холм над садом; вся эта земля принадлежала царю. Дорожка вилась между миртом, тамариском и кустами дикой оливы. Позади, двигаясь на свет факелов и скрытый мраком от всех, легко ступая, шел мальчик.
Невдалеке темной высокой громадой маячил сосновый бор. Александр оставил тропу и осторожно пробрался в кустарник. Растянувшись на упругом ковре сосновых иголок, он поглядывал из своего укрытия на рощу. Менады воткнули факелы во вкопанные в землю подставки. Место для танца было приготовлено заранее, алтарь украшен гирляндами, на грубо сколоченных столах расставлены кубки для вина и чаша с водой, разложены опахала. На своем постаменте, ухоженный, очищенный от птичьего помета, вымытый и отполированный так, что его мраморное тело блестело, стоял Дионис. Олимпиада привезла статую из Коринфа, где ту изваяли по ее указаниям: юноша лет пятнадцати, в полный рост, с белокурыми волосами и тонким стройным телом танцора. Он был обут в богато украшенные красные сапоги, с одного плеча свисала шкура леопарда. В правой руке Дионис сжимал тирс с длинной рукоятью, левой приветственно поднимал позолоченный кубок. Его улыбка не была снисходительной улыбкой Аполлона, которая говорила: «Человек, познай себя; этого достаточно для твоей маленькой жизни». Нет, она манила; Дионис улыбался, обещая поделиться своей тайной.
Женщины встали в круг, соединив руки, и пропели священную песнь, обращенную к богу. Потом они принесут козла в жертву. С тех пор как здесь в последний раз была пролита кровь, прошел дождь; животное приблизилось без страха и, только когда нож вонзился в него, испустило короткий отчаянный крик. Предназначавшаяся богу кровь была собрана в неглубокий кубок и смешана с вином. Мальчик спокойно наблюдал за происходящим, опустив подбородок на скрещенные руки. Он видел бесчисленные жертвоприношения, в открытых святилищах и в этой роще. Сюда мать приносила его в младенчестве, он спал на сосновой хвое под бешеный ритм тимпанов.
Раздалась музыка. Девушки с тимпанами и систрами, девушка с авлосом[21] начали тихо раскачиваться, каждая в своем ритме. Голова Главка, поднявшаяся над открытой корзиной, тоже раскачивалась. Темп и мощь звука нарастали, руки сплелись за спинами, женщины неистово стучали ногами по земле, их тела выгибались, волосы струились по плечам. На дионисийских плясках после жертвоприношения они пили вместе с богом неразбавленное вино.
Одна из девушек подняла высоко над головой кимвалы, они зазвенели, и их звон еще долго не замирал в воздухе. Александр пополз вперед, пока не оказался почти в самом кругу света; никто его не видел. Кольцо танцующих завертелось, поначалу медленно – нужно было сохранить дыхание для пения, чтобы вознести хвалу богу Дионису.
Александр мог разобрать большую часть слов, но он и без того знал гимн на память. После каждой строфы звучали кимвалы, и хор с каждым разом все громче затягивал: «Эвоэ, Вакх! Эвоэ! Эвоэ!!»
Олимпиада начала гимн, величая бога сыном Семелы, родившимся в огне. Ее глаза, щеки и волосы сияли, золотой венок сверкал, желтое платье отражало свет факелов, как если бы она сама была источником света.
Гермина из Эпира, встряхивая черными волосами, пела о том, как младенец-бог был спрятан на Наксосе от ревнивой Геры; его охраняли поющие нимфы. Александр подобрался поближе. Над головой у него оказался стол с вином. Александр украдкой кинул взгляд наверх: кубки и чаша для смешивания были старыми, украшенными росписью. Он взял один из кубков, чтобы рассмотреть рисунки; там еще оставалось немного вина. Хорошо знакомый с обычаем, мальчик плеснул несколько капель на землю в честь бога, потом допил остальное. Крепкое неразбавленное вино, достаточно сладкое, вполне понравилось ребенку. Бог, казалось, остался доволен оказанными ему почестями: факелы вспыхнули ярче, музыка стала завораживающей. Мальчик знал, что скоро и он начнет танцевать.
Женщины пели о том, как дитя Зевса было перенесено в лесное логово старого Силена, который учил его своей мудрости до тех пор, пока Дионис не превзошел своего учителя, открыв власть багрового винограда. Сатиры стали поклоняться тому, чья рука даровала им радость и безумие. Теперь танец кружился, как колесо на хорошо смазанной оси. Стоя среди деревьев, мальчик начал отбивать такт ногой и хлопать в ладоши.
Дионис превратился в юношу, прекрасного лицом и изящного, как девушка. Его опалила молния, ставшая повивальной бабкой для его матери. Дионис явился человеческому роду, щедрый к тем, кто угадывал его божественное происхождение. Но перед неверящими представал ужасным, как разъяренный лев. Его слава росла, Дионис стал слишком известен, чтобы продолжать прятаться. Ревнивую Геру невозможно было обманывать дольше. По великолепию и могуществу богиня узнала Диониса и наслала на него безумие.
Музыка набирала силу, все убыстряясь, становясь звонче, она взвизгивала, переходя в предсмертный вскрик маленького зверька, ставшего чьей-то добычей в полночном лесу; кимвалы оглушительно звенели. Мальчик проголодался. После быстрого танца очень хотелось пить. Александр приподнялся на цыпочках, потянувшись за новым кубком. На этот раз у него перехватило дыхание. Вино походило на упоминавшийся в гимне огонь с небес.
Обезумевший бог Дионис блуждал по Фракии, пересек Геллеспонт и фригийские холмы, двигаясь на юг, к Карии. Те, кто раньше делил с ним радость, не покинули его, и теперь они остались с Дионисом, чтобы разделить безумие. Оно вводило почитающих бога в экстаз, потому что даже безумие Диониса было божественным. От побережья Азии он проследовал в Египет, мудрые жители которого встретили его с почестями; какое-то время бог отдыхал там, постигая мудрость египтян и делясь с ними своей. Потом, исполненный безумия и божественного сияния, он направился на восток, пересекая бескрайние просторы Азии. Дионис не переставал танцевать, вокруг собирались почитающие его – так огонь воспламеняется от огня. Он пересек Евфрат по мосту из плюща, Тигр – на спине тигра. Бог танцевал всю дорогу через равнины, и реки, и горы, высокие, как Кавказ, пока не достиг Индии – страны у последних пределов мира. За нею не было ничего, кроме опоясывающей землю реки Океан. Проклятие Геры утратило свою силу. Индийцы поклонялись Дионису; дикие львы и пантеры приходили, чтобы смиренно везти его колесницу. В блеске славы возвратился бог в земли Эллады; Великая мать[22] очистила его от скверны крови, пролитой им за дни безумия, и Дионис даровал радость сердцам людей.
Снова вступил хор; авлосу вторил пронзительный голос мальчика. Александр выскользнул из своего хитона, разгоряченный танцем, пламенем факелов и вином. Золотые колеса запряженной львами колесницы вращались под ним, звучали пеаны, реки текли для него вспять, народы Индии и Азии танцевали под его песню. Менады призывали его; Александр спрыгнул со своей колесницы, чтобы танцевать среди них. Несущееся в пляске кольцо распалось и с громким смехом и криками сомкнулось вокруг него, и он кружился перед собственным алтарем. Александр танцевал, пока менады пели, ступая по росе, творя свое волшебство, и роща завертелась вокруг него, и он уже не мог отличить землю от неба. Но теперь перед ним возникла Великая мать с венком из светлых лучей в волосах; она взяла его на руки и расцеловала, и Александр увидел на ее золотых одеждах красные отпечатки своих окровавленных ног, прикасавшихся к земле, что впитала кровь жертвы. Ноги были красными, как сапоги на раскрашенной статуе.
Александра завернули в плащ, и положили на толстый ковер хвои, и снова поцеловали, и мягко напомнили, что даже боги должны спать, пока они молоды. Он может остаться здесь, если будет послушным, и очень скоро все вернутся домой. Александру было тепло в темно-красном шерстяном коконе; пахло сосной. Тошнота и головокружение прошли, и факелы перестали вращаться перед глазами. Они уже догорали, но светили все еще ярко и дружелюбно. Выглядывая из складок плаща, мальчик видел, как женщины уходят к роще – рука об руку или сплетаясь в объятии. Спустя годы Александр пытался вспомнить, слышал ли он другие, более низкие голоса, отзывающиеся из чащи. Но воспоминания были обманчивы, и вызванные тени каждый раз говорили разными голосами. Во всяком случае, Александр не был испуган и не чувствовал себя одиноким; где-то рядом раздавались смех и перешептывания. Последнее, что он видел сквозь смыкающиеся ресницы, – яркое и веселое танцующее пламя.
