На скалах и долинах Дагестана. Среди врагов - Тютчев Федор Федорович

«Военные приключения» является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ООО «Издательский дом „Вече“.

Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.

Составитель серии В. И. Пищенко

© ООО „Издательство „Вече“, оформление, 2023

НА СКАЛАХ И ДОЛИНАХ ДАГЕСТАНА

Роман из времен борьбы с Шамилем за владычество на Кавказе

СРЕДИ ВРАГОВ

Всё тревожнее становится на Кавказе, где Шамиль целенаправленно сковывает в один могучий народ разрозненные и прежде сражавшиеся друг с другом племена. Тем не менее подпоручик Колосов даже предположить не мог, чем закончится для него посещение веселого полкового бала, ну а Петру Спиридов у стоило очень хорошо подумать, есть ли смысл, экономя время, срезать дорогу через горы, даже и в сопровождении надежного казачьего конвоя.

В итоге Колосов оказывается ранен неизвестно кем выпущенной пулей, и дочери полковника Панкратьева Анне приходится делать все, чтобы вернуть к жизни влюбленного в нее молодого офицера. Зато судьба Спиридова остается укрытой туманом неопределенности и для его друзей, и для спешно покинувшей Петербург княгини Двоекуровой… [1]

Наступил июнь, и с ним тропическая жара, чрезвычайно плохо действовавшая на Двоекурову. От Абдула Валиева не было никаких известий, и это обстоятельство повергало княгиню в еще большее уныние.

При всем желании, Элен не могла подавить в себе тревоги, вызванной неясными предсказаниями старухи. Она горячо раскаивалась в своем любопытстве и необдуманном посещении гадалки и старалась успокоить себя, объясняя предсказания старухи ее рас строенным воображением.

Воспоминания о пережитых в молодости страданиях и доходящие со всех сторон вести о повсеместных убийствах и захватах в плен могли подействовать на Секлетею в том направлении, что она, кроме крови и слез, ничего иного не могла вообразить себе и только их и предсказывала.

Придумав такое объяснение, Элен успокаивалась, но ненадолго, отсутствие вестей от Абдула Валиева снова расстраивало ее, и она в такие минуты ехала к Панкратьеву и высказывала ему свои горькие опасения.

Однажды, сидя у себя и думая все об одном и том же, Елена Владимировна вдруг поразилась пришедшей ей на ум мыслью.

"Уж не хитрит ли со мною Павел Маркович? — задала она сама себе вопрос и тут же ответила: — Весьма возможно. Может быть, Абдул Валиев давно послал ответ, но так как ответ неблагополучный, то старик и не сообщает мне его. Очевидно, Шамиль не соглашается отказаться от своих требований. Или есть какие-нибудь другие препятствия? Уж не болен ли Петр Андреевич? Это весьма возможно при тех ужасных условиях, в которых он находится. И вдруг он умирает, без докторов, без лекарства, одинокий, всеми забытый?"

При этом предположении Елена Владимировна почувствовала, как ее охватил ужас. Она не могла оставаться одна со своими мыслями, ее душа искала сочувствия, и как огорченный ребенок бежит к своей няньке, зная вперед, что старушка сумеет утешить его, так и Элен приказала подать карету и отправилась к Павлу Марковичу в смутной надежде, что он придумает что-нибудь, чем либо поможет.

Панкратьев только что встал от послеобеденного сна, когда прибежавшая Аня позвала его в гостиную предупредить о приезде Элен. В такой час княгиня не приезжала никогда, и Павел Маркович подумал, не случилось ли с ней чего-нибудь или не получила ли она каких-либо известий о Спиридове.

С такими мыслями он поспешил одеться и торопливо пошел к своей гостье.

— Павел Маркович, — заговорила Элен после первых приветствий, — простите великодушно, но я начинаю вас подозревать. Вы хитрите. Сознайтесь, дорогой друг, хитрите?

— Но в чем, объясните, пожалуйста? — взмолился полковник. — Я, ей-богу, не понимаю.

— Не притворяйтесь; напротив, прекрасно понимаете. Вы имеете сведения от Валиева, но так как вести нехорошие, мне их не сообщаете.

Панкратьев с добродушным изумлением развел руками.

— Господи Иисусе, откуда мне сие? — спросил он, недоумевающе поглядывая то на княгиню, то на Аню. — Кто вам сказал, откуда вы взяли все это? Уверяю вас честным словом, ничего подобного. Абдул Валиев, как уехал, не уведомил меня ни единым словом. Я решительно ничего не знаю. Доказательство налицо. Сейчас, когда Аня прибежала звать меня к вам, у меня первым долгом мелькнула мысль: уж не получили ли вы каких-нибудь сведений и приехали поделиться ими со мною. Ей-богу, не лгу.

Княгиня долгим, пытливо-пристальным взглядом поглядела в лицо старику. Не было сомнения, он говорил сущую правду и ничего не знал.

— Но в таком случае, — горячо заговорила она, — почему так долго? Два месяца прошло, как он уехал; неужели за такой промежуток времени он так-таки ничего не успел сделать?

— Вы два месяца считаете большим сроком для выполнения такого сложного дела? Жестоко ошибаетесь. Одна дорога туда более недели; вы не знаете здешних обычаев, княгиня, от этого так и говорите. Если гнать сломя голову, пожалуй, и за два дня доехать можно, но Валиев — старик, не говоря уже о том, что ему не под силу скакать, как юному джигиту, по горам и долам, он не может чересчур торопиться и по своей солидности и почтенности. Во всех встречающихся на пути аулах у него старые приятели, проехать их мимо — значит нанести им жестокое оскорбление, унизить в глазах соседей, и Абдул Валиев никогда этого не сделает. Он непременно свято исполнит адат и во всяком встретившемся ему на пути ауле неукоснительно остановится хотя бы на такое время, сколько потребуется для посещения старшины, муллы и двух-трех самых почетных жителей. Если же в ауле окажутся его кунаки, то и всех их без исключения.

— Да, но при таких обстоятельствах, — разочарованно сказала Элен, можно и месяц проездить.

— Месяц не месяц, потому что Валиев все-таки будет поторапливаться, а, как я уже и говорил вам, недели полторы, не меньше. Это первое. Второе. Вы думаете, простая штука вести переговоры с азиатами? На свете, я так думаю, нет еще народа такого осторожного, подозрительного и лукавого, как здешние гололобые. Вы, княгиня, даже и представить себе не можете, до чего трудно вести с ними переговоры. Каждый из них только и думает, как бы вас одурачить, напустить туману, наговорить кучу любезных слов, из которых никогда ничего нельзя понять и извлечь. Происходит это от недоверия — постоянной боязни прогадать, упустить свою выгоду. Иной раз и говорить бы, казалось, не о чем, а он несколько часов торгуется, то даст обещание, то назад берет или придает ему совершенно иное толкование. Самого терпеливого человека до бешенства довести может, а тут еще этикеты соблюдай. Он из тебя душу выматывает, да как! — медленно, с остановочками, а ты ему любезности всякие изволь говорить и вслух восхищаться его великой премудростью. Вот, приняв все это во внимание, вы сами теперь подумайте: может ли Валиев скоро успеть, когда ему приходится вести переговоры не с одним таким азиатом, а с десятком, причем с каждым из них в отдельности. Только благодаря тому, что Абдул сам горец, стало быть, все эти тонкости знает в совершенстве, можно надеяться на успех, а наш, русский, за три года с ними не столковался бы. Уговорив наибов, старику надо будет приступить к переговорам с самим Шамилем, а как легко с ним переговаривать, это уже давно всем известно. Кто не испытал, тот и вообразить не может, до чего трудно, почти невозможно переупрямить его, раз ему что влезет в его бритую голову. Тут уже не неделей и не месяцем пахнет, тем более в настоящее время, при начавшихся военных действиях, когда он постоянно, как волк, рыскает туда-сюда.

Но хотя бы Абдул Валиев известил нас, как идут его дела. Видел ли он Спиридова, надеется ли на благополучное окончание переговоров и когда имен но, а он нн слова.