Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5
Обзор книги Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5
Нид Олов
Королева Жанна
Книги IV–V
КНИГИ О ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ, О ВЕРНОСТИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ, О ВОЙНЕ И МИРЕ, И О СМЕРТИ, И ОБО ВСЕМ, ЧТО БЫВАЕТ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА
Motto II: Я бы хотел, чтобы сказочный вымысел подчинился разуму и принял видимость настоящей истории.
ПлутархIV
Шахматная доска
Motto:
Многие простые люди почитают войну дурным делом, потому что во время войны по необходимости творится много зла, а Господь возбраняет творить зло. А я говорю вам, что это вздор.
Онорэ БоннэГлава XXXIX
AGE QUOD AGIS[1]
Motto:
Жестокий ветер парус рвет,
Теченье лодку прочь несет,
Плывет в седую мглу земля,
И весел нет, и нет руля.
Прошло Рождество, наступил новый, 1577 год, день за днем потянулся мрачный январь, а из Генуи не было ни слуху ни духу, и Жанна снова начала плакать.
Правда, этих слез почти никогда не видела даже Эльвира, а это значит, что их вообще не видел никто. Королева была королевой: она принимала решения, повелевала, она даже веселилась. После Рождества был устроен парад армии Викремасинга, пришедшей наконец из Венгрии; потом был прием в Мирионе, потом бал; Жанна говорила слова, улыбалась, танцевала — чего же еще?
Она плакала изредка, когда было уже невмоготу. Она оплакивала Алеандро. Сердце ее глухо молчало о том, жив он или нет. У нее не было ни малейшего проблеска на этот счет. Сплошная стена, без единой щелки, и по эту сторону стены его не было. И, может быть, он уже никогда не появится. Может быть, не появится никогда — от этого она и плакала потихоньку во мраке своей спальни.
Разумеется, она старалась думать о другом, благо ей было о чем подумать. «Все стало как-то плохо после смерти Вильбуа. Началась гражданская война… Строительство Кельхского канала прервано. В Толете какие-то беспорядки, стычки, проповедники; шпионы Лиги кишат, словно черви и саранча. Лианкар ловит их, но никак не переловит. Многие говорят мне, что Лианкар озабочен только тем, как бы подставить ножку принцу Гроненальдо, свалить его и занять его место. Ну уж нет, не выйдет. О Лианкар, Лианкар! Уж не изменил ли он? Как проникнуть в душу этого человека?
Но погодите, погодите до весны, господа лигеры, это будет ваша последняя весна. Армия почти готова, пушки отлиты, копья заострены, это ваша смерть. Хватит с нас идиллий, мира с волками быть не может. Кончено. Правление королевы Иоанны начинается — сегодня, сейчас. Сколько уже раз я повторяла себе эти слова? Но что поделаешь — приходится быть жестокой, каждый день приходится. Я начинаю понимать моего отца, короля Карла. Мне кажется, он не был жесток по природе — его принуждали быть жестоким, потому что его, как и меня, окружали волки. Но я пойду еще дальше. Монсеньер самозваный кардинал Чемий пусть тоже подумает о смертном часе. Для него он тоже пробьет в этом году. Если гордый старец, эта прегнусная ехидна, не желает умирать своей смертью — я сама определю ему смертный час».
Так она ожесточала себя, чтобы не думать о любви. Для того же она начала заниматься фехтованием и стрельбой, и эти занятия увлекли ее. Вновь ожил фехтовальный зал Аскалера, стоявший пустым и мертвым после кончины принца Александра. Жанна нашла там доспехи брата, его рапиры, боевые перчатки — все они были ей либо велики, либо тяжелы. Пришлось заказать другие, для себя и для Эльвиры с Анхелой, которые ни в чем не желали отставать от Жанны. Королева всерьез готовилась быть солдатом. Она стреляла из пистолета, из легкого мушкета и из тяжелого, с подставкой; она училась владеть шпагой, эспадроном и кинжалом. К ней были приглашены лучшие учителя Толета. Жанна полюбила фехтовальный зал: в нем она чувствовала себя уверенно и бодро, ее не томили предчувствия, она забывала даже тоску по Алеандро. Своего кабинета, где она последний раз видела Алеандро, Жанна просто боялась. Вельможи и министры, вначале удивленно пережидавшие, когда пройдет причуда Ее Величества, вынуждены были являться со своими докладами прямо в фехтовальный зал, и королева выслушивала их, зачастую не прерывая своих упражнений. Однажды она допустила сюда же французского посла, явившегося с дежурным визитом; и когда галантный француз, увидя ее в гимнастическом трико, в фехтовальном нагруднике и перчатках, со шпагой в руке — воскликнул: «Ваше Величество, вы — воплощенная Жанна д'Арк!» — она была чрезвычайно польщена и обрадована этим комплиментом.
Занятия в фехтовальном зале давали ей добрый аппетит и добрый сон; но иногда ничто не могло перебить другого ощущения — ощущения губ Алеандро, целующих косточки на ее щиколотках — непременно каждую. Почему-то это начиналось именно с косточек на щиколотках. Затем его губы целовали ее икры, колени, подымались все выше, и деться было некуда, оторвать его губы от себя не представлялось возможным. Он целовал ее всю, и она лежала безвольная и всхлипывала, кусая подушку, чтобы не зареветь во весь голос…
Первым, кто принес ей известия о Генуе, был Лианкар, иначе и быть не могло.
Был уже конец января, один из первых солнечных дней, которые предвещают наступление весны — еще нескорое, но неизбежное. Герцог Марвы попросил частной аудиенции для крайне важного сообщения. Жанна приняла его в фехтовальном зале. Отослав всех, она стояла посреди зала и смотрела, как приближается к ней Лианкар, ее вернейший паладин и ангел-хранитель, изящнейший кавалер, безукоризненнейший придворный, светоч, зерцало, негодяй, il pagliaccio[2]… Жанна стояла неподвижно, по-солдатски расставив ноги в мягких ботфортах; на ней был тяжелый стальной пояс, ожерельник, в руке шпага; золотые волосы ее небрежно рассыпались по плечам. Она смотрела на него уверенно и ясно, как королева, как истая дочь короля Карла, потрясателя баронов. За последние недели в ней вызревало чувство ненависти к Лианкару; почему — она не знала, но она не старалась подавлять в себе это чувство.
Наконец он подошел к ней, поклонился, произнес положенную фразу. Она протянула ему руку в боевой перчатке для поцелуя и королевским тоном спросила:
— Ну? Что же вам известно о Генуе?.. Не делайте удивленного лица, месье. Вы прекрасно знаете все мои тайны.
— О Ваше Величество… — рассыпался мелким бесом Лианкар…
Затем он сделал крайне важное сообщение, изящно начав с того, что в этот солнечный день он счастлив пролить хотя бы небольшой свет на положение дел в Генуе. К сожалению, источники его косвенные — непосредственно из Генуи нет ничего, — но тем не менее они вполне достоверные. Итак, генуэзский порт открыт, торговля совершается беспрепятственно. Но в самом городе творится нечто странное. Двадцать второго ноября имел место мятеж. (Он так и выразился: «имел место».) Подразделения королевского гарнизона сиречь телогреи и часть гвардейцев, блокированы мятежниками в двух местах: в цитадели и в Чертоза деи Инноченти; но королевские флаги по-прежнему развеваются над дворцом Синьории и наместническим палаццо. Этого он не в силах объяснить Ее Величеству. Доподлинно известно также, что изменник Респиги бежал и прибыл в Дилион — о том донесли шпионы, — но каким образом ему удалось бежать, также неизвестно.
Жанна вежливо выслушала все это с недрогнувшим лицом. Он замолчал. Он ждал вопроса — она знала какого. Ну уж нет, ваше сиятельство. Этого удовольствия вы от меня не получите.
— Это все, что вы хотели сообщить? — спросила она.
Sacrebleu[3].
— Маркиз де Плеазант, — произнес он не торопясь и кланяясь особенно старательно, — насколько можно судить по этим сведениям, по-видимому, жив.
Но он ничего не достиг. Дочь короля Карла смотрела на него холодными королевскими глазами.
— Это не много, герцог, — отчетливо выговорили королевские губы. — Но я благодарю вас и за это. Вы, как всегда, успели первым.
Вот тебе, на, целуй руку и делай свое дело — выпячивайся из зала. А я буду делать свое — мне угрожают войной, и я должна готовиться к ней.
Жанна принялась деловито сечь воздух клинком, проверяя его гибкость: так ее учили. Она больше не обращала внимания на сиятельного герцога Марвы, который, пятясь и кланяясь, строго по этикету, выходил из зала. Она не смотрела на него, ее занимало только сверкание клинка, гудящего при ударах о воздух. Но и не глядя на него, она почувствовала момент, когда за ним беззвучно закрылась дверь.
В ту же секунду королева исчезла.
Жанна бросила клинок в стену, сорвала перчатки и упала на бархатный табурет, уронив лицо в ладони.
Он жив. Теперь она определенно почувствовала, что он там, по ту сторону сплошной стены. Он жив, без всяких «по-видимому». Но где же он? В цитадели, в замке, во дворце?.. или его захватили мятежники?.. отвезли в Дилион?.. держат заложником?.. Лианкар знает. Проклятый Лианкар, инквизитор, мучитель!.. Где ты?..
