Лидия Обухова - Набатное утро
Обзор книги Лидия Обухова - Набатное утро
Лидия Алексеевна Обухова
Набатное утро
О тех, кто первым ступил на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах.
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
Часть первая
Невская битва
Пограничные ижоряне
На исходе июльской ночи лета от сотворения мира 6748-го — таков был счет на Руси — начальник береговой стражи Пелгусий шел лукоморьем. Следом двое подручных вели оседланного коня.
— Сохатый стоит головой на восход, скоро быть утру, — пробормотал Пелгусий, глянув на небесный ковш. Он не пропускал ни одной ночи без дозора: князь Александр строго спрашивал за службу.
Круглосуточная светлота сменилась уже короткой ночью. При слабом свечении воды привычные глаза порубежника без труда различили бы любую малость, не встань над морем густого тумана. Поэтому полагаться приходилось более на уши, чем на глаза. Он шел не спеша, в глубокой задумчивости. Озабочен был Ижорянский старшина домашними и отчасти политическими делами. Он был убежден, что защита и благоденствие Ижорян целиком зависят от воли могучего Новгорода. Ижоряне жили водой, кормились ею, она защищала их. А Новгород держал в своих руках три великие водные дороги: от Варяжского моря до Киева на Царьград; Варяжским морем в немецкие города и на остров Готланд; да к Студеному морю, куда ходят за добычей ушкуйники.
Семь веков назад земля была богаче дремучими лесами и обильнее водами. Невская протока еще не обрела русла; она обширно разливалась по болотистой равнине, соединяя Варяжское море с озером Нево, которое летом бурно, а зимою вьюжно. В протоку впадали лесные речки Ижора и Ижорянка, названные по чудскому племени, издревле обитавшему здесь. Ижорянская речь несхожа с речью славян, но соседи хорошо понимали друг друга: от озера Нево до Новгорода скорого пешего хода всего-то четыре дня!
Повздыхав втихомолку и мужественно снося косые взгляды соплеменников, Пелгусий первым крестился, приняв имя апостола Филиппа. Единственно ради доверия новгородцев! А как ныне взглянет на него владыка Спиридон, коль дойдет слух, что Пелгусиева дочь на языческом празднике была наряжена в ольховые ветви и вокруг нее водили хоровод?! У него еще на памяти, как утопили в Новгороде двух волхвов... Новообращенного тем более не помилуют. Оставалось надеяться на медлительность слухов, которым можно преградить дорогу каким-нибудь благочестивым деянием.
Строго говоря, Пелгусий не гневался на дочь. Она мирила его с Ижорянами, которые упрямо придерживались старых обрядов. Да и лестно родительскому сердцу: «кустом» выбирали самую красивую, благонравную девицу. Подросла дочь, пора подумать о женихах. Чего лучше обкрутить в родном погосте? Но согласится ли будущий зять принять греческую веру? Если же сосватать Олку в Ладогу или в Новгород, опять сомнение: сочтет ли ее ровней богатый огнищанин, владетель собственной усадьбы?.. А отдать дочь за простолюдина, ремесленника, пусть и с достатком, но человека черной кости, зазорно уже самому начальнику порубежной стражи.
Внезапно Пелгусий застыл на полушаге, вглядываясь в редеющую темноту. Плеск весел. И несомненно — многих весел! Не рыбацкий челн, но тяжело груженные корабли шли из-за моря. Наметанным взглядом он угадывал мачты шнек и широкобокие корпуса с нашитыми бортами — «драконы», по-шведски «дракки», которые поднимали до ста человек.
Безмолвную череду судов при менее пристальном внимании можно было бы спутать с облачной грядой — так далеко уходила она к горизонту, сливаясь с туманом. Но то были шведы, и морю стало тесно от них! Плыли потаенно: не с добром.
Пелгусий послал будить ближних жителей, чтоб угоняли, не мешкая, скот в лесную дебрь.
Живя на опасном порубежье, Ижоряне поневоле не обзаводились громоздким скарбом, ценности прятали либо в ямах, либо спускали горшки с серебром и золотом в тайные дупла. У Пелгусия был захоронен объемистый кожаный мешок, туго набитый старинными денарами и новенькими гривнами. Даже если шведы, остервенясь, порежут скот и сожгут избу, будущее семьи его не пугало.
Дождавшись на берегу рассвета, расторопный старшина пересчитал между клочьями тумана шведские корабли с обвисшими в безветренном воздухе полосатыми парусами, рассмотрел на ближайшей палубе спящих вповалку ратников со щитами и мечами в изголовьях, прикинул в уме общее число воинства, углядел даже штандарт ярла на головной дракке — и неслышно юркнул в густую ивовую поросль.
Взошедшее солнце застанет верхового гонца уже по пути к Ижорянскому вымолу, где тот спешится, пересядет в быстроходную лодку с гребцами, переплывет озеро Нево, а из «города на волнах» — Ладожской крепости ему помогут, не теряя ни часа, добраться по Волхову до Рюрикова городища, где стоит с дружиною Александр Ярославич. На такой крайний случай дана была старшине княжеская печать с изображением всадника, ее и приложил Пелгусий к своей поспешной грамоте.
Он возвращался домой, отдуваясь, но успокоенный. Водоходство на Руси дело привычное, и князь узнает о вторжении вражеского флота еще до заката следующего дня. Переступив порог избы и старательно поклонившись кресту в красном углу, он сказал с непонятной усмешкой:
— Ну, тороватая хозяйка, застели столешню чистой холстиной. Гостей будем потчевать! Вели резать телка, вари уху и гороховое сочиво. Да пива нацеди. Не позабудь выставить на стол большие мисы и блюда. Не пожалей и чару, князев дар. Пир так пир!
Жена проворчала:
— Ладно им в латке, хорошо и в горшке.
Но перечить не стала, зная, что муж зря не прикажет выставлять дорогую посуду. Сын Диковал понял распоряжения отца иначе. С загоревшимися глазами спросил:
— Неужто против князя на коня сядешь? Со свеями заодно?
Пелгусий собрал на лице хитрые морщины.
— Зла бегаючи, добра не добыти. А ты гони в лес говяду и коней. Да сестру держи при себе! Без моего слова домой не ворочайтесь. За скот спрошу, а за девку вдвое.
Олка сидела за печью, разбирала холсты. Печь топилась по-черному, сложена была грубо и выступала чуть не на пол-избы. Из-за укрытия Олка пискнула, что свеев она еще не видывала... да прикусила язычок. Отец добр-добр, ан и суров!
Шведские шнеки еще не бросили якорей в Невской протоке, как весь Ижорянский посад перекипел суетой и словно вымер. Последнее запоздалое ржание нагруженных коней, изумленное мычание коров потерялись в глубине леса.
Биргер из Бьельбо
Недели за три до того Упсала, столица Свеарике — страны свеев, была пышно разукрашена церковными хоругвями и множеством рыцарских значков, которые трепетали на ветру. Отзванивали колокола; толпы горожан, благородных фрелсисманов и свободных крестьян — бондов, стекались к порту. Отплытие двухсот восьмидесяти кораблей почиталось событием чрезвычайным!
Северная весна уже отплескала зеленоголовым селезнем в озерных проталинах; стаял без следа снег в ущельях, июльское тепло снизошло на шведскую землю.
И красива же казалась в тот день синяя гладь, испещренная косыми парусами в желтых и черных полосах! Отвагой дышали корабли. Дубовые доски для них подбирались одна к одной, без сучка и древоточины, выдерживались в темноте по нескольку лет, пока не приобретали крепость железа; пазы затыкались прядями белого льна, а палубы обшивались тюленьими шкурами. Удальцами выглядели и шведские воины, натянувшие поверх кафтанов из бычьей кожи еще и кольчуги с железными юбочками, а рогатые шлемы пристегнувшие ремешком...
Толпа жадно глазела на короля Эриха Эриксона, пожелавшего проводить славного морехода Ульфа Фаси, командира флотилии, а более того своего зятя ярла Биргера из Бьельбо, возглавлявшего поход. По причине хромоты король ехал в карете, на мягких подушках. По одну руку от него сидела сестра — принцесса Ингерда, жена Биргера, а по другую — насупленный мальчик, разодетый в цветное фландрское сукно, наследник трона Вальдемар, первенец Ингерды и ярла. Чтобы народ видел, в каком согласии пребывает королевское семейство, Ингерда вложила упиравшуюся изо всех сил ручонку сына в потные расслабленные пальцы короля и не только улыбалась направо и налево узким набеленным лицом, но и щедро сыпала в толпу горстями монеты.
Сам ярл ехал на статном жеребце в седле из багдадского сафьяна, покрыв мощный конский круп, будто попоной, длиннополым плащом. Оруженосец вез за ним фамильный щит Биргеров с девизом «Удача и беспощадность!». Да уж, удачливы они были, Биргеры! Но и беспощадны тоже. Могущественный дом соперников пал побежденным, а Биргеры вознеслись. Две королевские династии сто лет оспаривали трон, убивая друг друга. Биргер Броза с помощью датчан вернул на престол Эриха Шепелявого, а его младший родственник Биргер из Бьельбо получил руку Ингерды. По всей Швеции тогда пели:
