Журнал «Техника-Молодёжи» - ОДНАЖДЫ…
Первым решить эту задачу попытался в 1610 году Галилей. Открыв четыре спутника Юпитера, он понял, что нашел своеобразные часы, подвешенные на небосводе. Их стрелки — спутники, то заходящие в тень планеты, то выходящие из нее с определенной периодичностью, которую можно было рассчитать на много месяцев вперед. Таким образом мореплаватель, наблюдая затмение какого-либо спутника Юпитера, мог точно назвать время на нулевом меридиане.
Однако осуществить эту идею на практике Галилею не удалось из-за того, что в течение одной половины года спутники двигались по своим орбитам быстрее, чем во второй.
В 1676 году объяснить этот феномен попытался датский астроном-любитель Олаф Рёмер. Ему в голову пришла мысль: а не потому ли меняется период обращения спутников Юпитера, что свет распространяется не мгновенно, что его скорость конечна? Взяв нужные ему данные из астрономических наблюдений, Рёмер рассчитал первое в истории численное значение скорости света — одной из фундаментальных констант современной физики.
21 ноября 1676 года он сделал сообщение о своем открытии в Парижской обсерватории, а спустя две недели опубликовал в «Журналь де Саван» короткий, в полторы страницы, реферат «Доказательство движения света, сделанное мсье Рёмером». Эта заметка стала единственной научной работой Олафа, но принесла ему бессмертие…
НАКОНЕЦ-ТО ВЫ С НАМИ!
В 1894 году профессор-психиатр Кондаков пригласил Л. Н. Толстого и его близких в свою клинику на спектакль, даваемый силами пациентов этого лечебного учреждения. Спектакль прошел с успехом, нельзя было поверить, что все роли в нем исполняли душевнобольные люди.
Во время антракта зрители-пациенты окружили писателя и вели с ним неторопливую беседу. Вдруг сквозь толпу к Льву Николаевичу пробился его хороший знакомый, несколько лет назад свихнувшийся и попавший в клинику Кондакова.
— Лев Николаевич! — радостно воскликнул он с сияющими за стеклами очков глазами. — Как я рад вас видеть! Наконец-то вы тоже здесь! С каких пор вы с нами?
— Очень жаль… — разочарованно протянул он, узнав, что писатель не пациент клиники, а ее гость.
ПОЛОВИНЧАТОЕ ПРИЗНАНИЕ
Еще в начале 80-х годов XX века папа римский Иоанн Павел II официально признал, что ватиканский суд над Галилеем в 1633 году был несправедливым. В очень мягких выражениях он заявил, что инквизиция силой принудила итальянского мыслителя отказаться от теории Коперника. Подобная публичная реабилитация здравых астрономических идей, пусть и с задержкой на 350 лет, была первой реакцией католической церкви на научные открытия, идущие вразрез с догматами веры. Однако мало кто знает, что и это ее решение было половинчатым, ведь и сегодня, по прошествии четверти века после реабилитации ученого, в католическом мире продолжает действовать религиозный запрет на книги Галилея и Коперника.
УЛЬТРАХОЛОД БЬЕТ, КАК МОЛОТ
Сегодня эту технологию фактически забыли, а ведь однажды она серьезно выручила нашу страну. В начале войны на нескольких оружейных заводах испытания 152-мм гаубиц оказались провальными: у орудий раздувало торец ствола. Надо было срочно найти методы их укрепления как литейными, так и конструктивными средствами, например хомутами. Но на поиск узких мест в технологии требовалось время, а его не было. Программа выпуска необходимых фронту орудий могла быть сорвана.
На одном из злосчастных заводов для технологических нужд использовался жидкий азот, его производство наладили физики под руководством академика Петра Капицы. И вот кто-то додумался закалять концы стволов, опуская их в этот сжиженный газ. Идея была проста: от холода при — 200 °C сталь сожмется, а потому и упрочится, как при нагартовке.
Макнули один ствол, другой, третий. Весь цех в белом паре — жидкость кипит отчаянно! Но главное, стволы прекрасно выдержали испытания, лихая идея сработала! Опыт распространили и на другие заводы. Это дало возможность технологам без спешки разобраться в причинах раздувания стволов и найти традиционные методы их упрочнения.
В суматохе военных будней о применении ультрахолода для металлообработки забыли и вспомнили о нем только в середине 80-х годов XX века, когда на одном из инструментальных заводов Подмосковья стали опускать сверла в жидкий азот, что повысило их стойкость более чем в двадцать раз. К сожалению, с крахом СССР в стране развалились многие предприятия и целые отрасли. И сегодня о криогенном упрочнении металлов опять забыли. Видно, не нужны России сверла, резцы и фрезы, которым нет равных в мире.
КЕНИГСБЕРГСКИЙ ВЕТРОДУЙ
Сразу после войны в Кенигсберге произошел курьезный случай. Советские архитекторы разработали план развития города. Оценить его предложили немецким коллегам из Германской Демократической Республики. Те вежливо, но без восторга ознакомились с проектом архитектурного превращения прусского Кенигсберга в русский Калининград. Единственное, что встретило серьезные возражения немцев, это намерение наших специалистов спрямить центральный проспект города, делавший в центре зигзаг в виде латинской буквы «S». Автор проекта пояснил германским коллегам: «Выправляя декоративную загогулину, мы получим скоростную магистраль, пронизывающую город насквозь». И тут один из немцев на ломаном русском языке разъяснил, что, сделав проспект прямым, прусский дух из Кенигсберга нашим архитекторам, может быть, удастся выдуть, но магистраль будет работать как аэродинамическая труба.
В старом Кенигсберге, когда этой загогулины не было, могучие балтийские ветры поднимали и забрасывали на крыши домов экипажи с лошадьми и пассажирами. Пришлось S-образный изгиб центрального проспекта оставить. В итоге уцелело немало исторических зданий в центре Кенигсберга, которые до сих пор хранят прусский дух уже русского города Калининграда.
ОШИБКА МАРКЕТОЛОГОВ
Сегодня в России настало время маркетологов. Именно они определяют перспективность новой техники. Многие им верят. А зря! История полна примеров, когда прогнозы специалистов по маркетингу отбрасывали научно технический прогресс на десятилетия назад. Так в 1867 году немецкая машиностроительная фабрика в Букау наладила выпуск работавших на газе двигателей внутреннего сгорания по патенту Отто и Лангена. Однако специалисты предприятия по продажам, ссылаясь на бесперспективность ДВС и высокий спрос на паровые двигатели, добились прекращения их производства. «Лучше делать локомобили по патенту Вольфа, ибо на них заказы поступают даже из Англии», — уверяли они. Действительно, в Европе повсеместно ценили качество и долговечность немецких паровых машин. Но маркетологам нужно было думать о долгосрочных перспективах, а они их оценили неправильно. В итоге широкое внедрение ДВС задержалось более чем на 30 лет. Мало того, среди предприятий, ставших пионерами этого дела, фабрика в Букау не значилась.
И РУССКИЕ, И ЗАКОННЫЕ
Однажды император Александр III пригласил к себе двух знаменитых русских историков Петра Бартенева и Сергея Соловьева.
— Скажите, — обратился он к Бартеневу, — кто был настоящим отцом императора Павла I?
Бартенев вздохнул и грустно ответил:
— Сергей Салтыков…
— Ну, слава Богу, — перекрестившись, сказал царь. — Значит мы — русские!
Потом задал тот же вопрос Соловьеву.
— Отцом императора Павла I, — ответил профессор, — был законный супруг императрицы Екатерины Алексеевны император Петр III.
Снова перекрестившись, Александр III сказал:
— Ну, слава Богу, значит мы — законные!
А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?
В 1880-х годах французское правительство допустило неприятную небрежность в отношениях с Россией, направив послом в Петербург некого неотесанного адмирала, который грубостью своих манер и полным незнанием дипломатического этикета и салонной вежливости шокировал столичный бомонд.
Это дало повод князю В. Мещерскому, редактору проправительственной газеты «Гражданин» опубликовать предложение. Если во Франции так трудно найти посла для России, то не проще ли назначить на этот пост модного петербургского парикмахера-француза Моллэ? Он пользуется всеобщей симпатией, хорошо знает высшее петербургское общество, а по манерам далеко превосходит отозванного адмирала.
В день выхода газеты один из приятелей Мещерского посетил Моллэ и, объявив, что известный русский публицист прочит его в послы, зачитал ему выдержку из газеты. Ошеломленный парикмахер задумался, долго молчал, а потом, тряхнув головой, широко улыбнулся и сказал:
— А почему бы и нет?
По-иному реагировали на публикацию Мещерского другие французы. Правительство направило России официальный протест, а газеты объявили русского журналиста врагом Франции!
