Журнал «Техника-Молодёжи» - ОДНАЖДЫ…
— Да все равно…
АВТОСТРОЕНИЕ ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ
Современный петербургский район Автово не имеет никакого отношения к автомобильному производству, как можно было бы подумать. Да и появился он лет на семьдесят раньше, чем первая «самобеглая коляска». Правда, тогда назывался не Автово, а Афтово…
После знаменитого наводнения 1824 года император Александр I, осматривая наиболее пострадавшие прибрежные местности, посетил одно селение, совершенно уничтоженное стихией. Старик, вызвавшийся поведать царю, кто что потерял, взволнованно говорил:
— Все погибло, батюшка, все. Вот у афтово домишко унесло, у афтово — двух коней и четырех коров, у афтово…
— Ну, ладно, — перебил его Александр. — Это все погибло у Афтова, а у других-то что?
И когда ему разъяснили — старик вместо слова «это» произносил «афто», он рассмеялся и приказал построить на высокой насыпи новую красивую деревню и назвать ее Афтово…
НЕЛЬЗЯ СОЙТИ С ТОГО, ЧЕГО НЕТ
Когда в петербургском свете распространились смутные слухи о том, что брат императора Александра II великий князь Николай Николаевич (1831–1891) несколько повредился в уме, его младший брат Михаил категорически отверг их, приведя убедительный довод:
— Вздор! Человек такой непомерной глупости не может сойти с того, чего у него нет!
ТРУДНОЕ — ОТДЫХ ОТ СЛОЖНОГО
Знаменитый французский лингвист Жан Франсуа Шампольон (1790–1832), приступив к расшифровке древнеегипетских иероглифов на базальтовой плите, найденной в 1799 году наполеоновскими солдатами близ города Розетта, имел за плечами большой опыт работы с рукописями на санскритском, арабском, персидском, коптском и древнегреческом языках. Однако разгадка иероглифического текста Розеттского камня оказалась крепким орешком…
Как-то раз ученый попросил своего брата прислать ему грамматику китайского языка.
— Зачем она тебе? — поинтересовался тот.
— Чтобы хоть немножко отвлечься от этой головоломной работы с иероглифами, — ответил Шампольон.
УБЕДИТЕЛЬНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
Когда знаменитый французский химик Жозеф Луи Гей-Люссак (1778–1850) установил формулу воды (H2O), он пустился по лаборатории в пляс, отбивая такт сабо — башмаками, выдолбленными из дерева; другую обувь быстро проедали реактивы, проливаемые на пол лаборатории. Но его коллеги не признали этого открытия. Спустя несколько лет ученый опять плясал в сабо: повторные опыты, проведенные совместно с немецким химиком Юстусом Либихом, подтвердили результаты. Тем не менее консервативные коллеги снова усомнились в открытии.
— Что им еще надо? — возмутился Гей-Люссак. — Видно, чтобы убедить их, надо отплясать у них на головах?..
— И вот в этих самых сабо, — добавил Либих.
МЕДАЛЬ ЗА АРИФМЕТИКУ
Когда знаменитому немецкому математику, физику, геодезисту и астроному Карлу Гауссу (1777–1855) вручили одну из самых престижных в научном мире медалей Парижской академии наук, он повел себя очень странным образом. Оказавшись дома, выложил драгоценную медаль из изящной, обтянутой сафьяном коробочки и бережно положил туда, на бархатную подушечку, потертый медный грош 1780 года. Его коллега Вильгельм Вебер — свидетель этой сцены — изумленно воскликнул:
— Но, Карл, это же святотатство!
— Отнюдь нет, милый друг! — ответил ученый. — Коробочка мне так понравилась, что я решил хранить в ней свою самую ценную награду. Этот грош я получил в раннем детстве от плотников, работавших в бригаде моего отца. Вертясь у них под ногами на стройке, я нередко получал от них подзатыльники до тех пор, пока однажды не нашел грубую ошибку в смете выполненной ими работы, которую отметил углем. Сначала они отмахнулись от меня, а потом, разобравшись, дали вот этот грош. И для меня он — самая дорогая награда — медаль за арифметику!
P.S. Помните, почти весь 1992 год по Центральному телевидению крутили американские мультфильмы «Утиные истории». Их главный герой Скрудж Макдак стал настоящим кумиром наших ребятишек, календари, жвачки, майки, значки и школьные ранцы с его изображением шли нарасхват. Но обратите внимание: если для Макдака с заработанной некогда десятицентовой монеты, которую он так бережно хранил, начался путь к несметному богатству, то для Гаусса с гроша — путь в большую науку. Не кажется ли вам — весьма примечательная деталь?
КАКОЙ «ДВОР» ЛУЧШЕ?
Когда «Николаша» — великий князь Николай Николаевич младший (1856–1929) надумал жениться, он, по правилам царского дома, должен был испросить разрешения у своего кузена — Александра III. Однако, узнав, что избранница его сердца — купчиха Буренина, тот заметно смутился:
— Я состою в родстве со всеми европейскими дворами, — сказал император. — Не хватало только родства с Гостиным двором!
МУДРЕНЫЙ ЯЗЫК
Л. Н. Толстой (1828–1910) был наделен большими лингвистическими способностями. Он с детства знал французский, немецкий, английский, а потом по мере надобности сравнительно легко и быстро овладел еще десятком языков, включая греческий, латынь и древнееврейский. Однако, взявшись на склоне лет изучать японский, Лев Николаевич с недоумением убедился, что этот язык пошел у него не так бойко, как другие.
— Не пойму, в чем дело? — обиженно жаловался он близким. — Или японский слишком труден, или я поглупел…
МОЖНО ВЗГЛЯНУТЬ И ПО-ДРУГОМУ…
Князь Н. Б. Юсупов (1750–1831) — министр, член Госсовета, директор императорских театров, Эрмитажа, владелец и строитель известной подмосковной усадьбы Архангельское — отличался чрезвычайной моложавостью, гордился этим качеством и не упускал случая кольнуть им сверстников. Как-то раз он пристал к своему одногодку графу Маркову:
— Посмотришь на тебя, — говорил он, — и сразу видно, что ты уже служил, а я вот — еще в школу ходил!
Марков, взглянув на Николая Борисовича с сожалением, не замедлил с ответом:
— Что же это твои родители так поздно стали тебя грамоте-то учить?
НУ И БЕСТАКТНОСТЬ!
По воспоминаниям начальника политического отдела Департамента полиции П. И. Рачковского (1853–1911), один армейский строевой полковник, попавший служить в «охранку», был страшно обескуражен поведением неблагонадежных.
«Наблюдаемые, — жаловался он Петру Ивановичу, — возмутительно пренебрегают правовыми нормами и даже позволяют себе нагло уклоняться от установленного за ними секретного наблюдения!»
ЗНАЙ, С КЕМ ШУТИТЬ…
Однажды Николай I срочно вызвал к себе полицмейстера Петербурга Бутурлина и заявил ему: «Ты знаешь, что памятник Петру I украли? Приказываю в 24 часа найти его и поставить на место».
Здесь нелишне пояснить, что Бутурлин обладал в избытке усердием, чего никак нельзя сказать об его уме. Он тут же отправился на розыск, но, проезжая по Сенатской площади, обнаружил «пропажу». Незамедлительно вернулся и радостно доложил хозяину Зимнего дворца, что донесение на его высочайшее имя — чистое недоразумение.
Николай I рассмеялся: «Очнись, Бутурлин, сегодня же 1 апреля! Да и разве можно такую махину вообще украсть?»
Что происходило в уме ретивого полицмейстера, истории неведомо. Но факт остается фактом: ровно через год, 1 апреля, и он прибегнул к розыгрышу — во время посещения Николаем I оперы доложил ему, что горит Зимний дворец. Император спешно отбыл к месту пожара и, убедившись в отсутствии оного, потребовал объяснений. Затейнику на собственном опыте пришлось убедиться в том, насколько справедлива латинская поговорка «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку». Взбешенный Николай I изрек: «Ты дурак, Бутурлин! И не вздумай только, что это первоапрельская шутка. Завтра я непременно скажу тебе то же самое»…
Вскоре полицмейстер получил новое назначение — подальше от Петербурга.
ДИАГНОСТИКА НАЧАЛЬСТВА
Английский адмирал Дж. Фишер — главный инициатор создания «Дредноута» линейного корабля нового типа, содержавшего множество принципиальных технических усовершенствований, — отличался крайней резкостью характера и остротой языка. Как-то раз, отстаивая свои идеи на заседании в Адмиралтействе, он отозвался о присутствующих лордах как о ничего не понимающих в деле идиотах.
— Сэр! — остановил его председательствующий. — Не кажется ли вам, что в столь высоком собрании неуместны такие оскорбления?
— Здесь нет ничего обидного, сэр! — отрезал Фишер. — Для этих людей слово «идиот» не оскорбление, а диагноз…
А ЕЖЕЛИ НЕВТЕРПЕЖ?
Порошин — воспитатель цесаревича Павла Петровича — трепетно любил своего воспитанника и неустанно готовил его к исполнению грядущих императорских обязанностей. А пуще всего, внушал он наследнику российского престола, надо всегда помнить: государственные дела, как ничто другое, требуют осмотрительности, времени и терпения. Реакция наследника, как явствует из записи в порошинском журнале, была обескураживающей: «Его высочество, слушав, изволил покивать тут головушкою и сказать: „Но как терпения-та нет, где ж ево взять?“»
