Джеймс Купер - Прерия
— Друг-охотник, или Траппер, — возразил естествоиспытатель, предварительно прочистив горло, как бы от смущения, вызванного в его уме ожесточенными нападками своего товарища, — если бы ваши выводы были приняты учеными мира, они значительно ограничили бы умственные стремления н сильно сузили бы границы знания.
— Тем лучше, тем лучше: потому что человек, желающий знать многое, никогда не бывает доволен. Все доказывает это. Зачем бы не быть у нас крыльев голубя, глаз орла и ног оленя, если бы было предназначено, что все желания человека должны быть исполнены?
— Я признаю, что есть некоторые физические недостатки, которые доступны большим и удачным изменениям. Например, в моем собственном порядке phalangacru…
— Жестокий порядок вышел бы из жалких рук подобных твоим! Прикосновение такого пальца смягчило бы смешное безобразие обезьяны!
— Это касается другого важного вопроса, составляющего предмет многих споров! — воскликнул доктор, пользовавшийся каждой отдельной мыслью, которую давал ему пылкий и несколько догматичный старик, в тщетной надежде возбудить логический спор, у котором он мог бы призвать на помощь всю свою батарею силлогизмов для уничтожения лишенных научного основания доводов защиты противника.
Бесполезно для нашего рассказа приводить последовавший затем беспорядочный разговор. Старик избегал уничтожающих ударов своего противника, как легко вооруженный солдат ускользает от усилий противника, сражающегося по всем правилам. Прошел целый час, а спорящие не пришли к удовлетворительному заключению ни по одному из затронутых ими многочисленных вопросов. Зато аргументы подействовали на нервную систему доктора как успокоительные, усыпительные средства, и к тому времени, как его престарелый спутник собрался положить голову на свой мешок, Обед, освеженный только что закончившимся умственным, турниром, оказался в состоянии предаться отдыху, не опасаясь кошмара в образе тетонских воинов и окровавленных томагавков.
Глава XIX
Беглецы спали несколько часов. Траппер первый сбросил с себя сон, хотя лег последним. Лишь только серый рассвет начал освещать ту часть звездного небосклона, которая расстилалась над восточным краем равнины, он встал, поднял своих спутников из их теплых убежищ и объяснил им, что необходимо снова быть настороже. Миддльтон занялся приготовлениями для удобного переезда Инесы и Эллен в предстоящем им долгом и трудном пути, а старик и Поль стали приготовлять кушанье, так как первый советовал прежде, чем сесть на лошадей, хорошенько поесть. Все эти приготовления были вскоре закончены, и небольшое общество село за завтрак, хотя и не отличавшийся изысканностью, но не лишенный более существенных достоинств — вкуса и питательности.
— Когда мы спустимся в охотничьи поля поуни, — сказал Траппер, кладя для Инесы кусок нежной дичи на маленькое блюдо, изящно сделанное им для себя из рога, — мы найдем и оленей, и жирных буйволов с более вкусным мясом, да еще в таком изобилии, что удовлетворим все наши нужды. Может быть, нам даже удастся подстрелить бобра и отведать самый лакомый кусок — его хвост.
— Каким путем думаете вы идти после того, как прогоните этих ищеек? — спросил Миддльтон.
— Если бы я мог, — сказал Пиль, — я посоветовал бы отправиться по воде и как можно скорее добраться до устья реки. Дайте мне кусты хлопчатника, и я сделаю лодку, которая доставит всех нас — за исключением осла — приблизительно за сутки. Эллен — живая девушка, но наездница неважная. И вообще гораздо удобнее проехать на лодке шестьсот или восемьсот миль, чем, подобно лосю, скакать по прериям. К тому же вода не оставляет следов…
— Ну, я не поклялся бы в этом, — заметил Траппер. — Я часто думаю, что краснокожие могут отыскать следы даже в воздухе.
— Взгляните, Миддльтон, — вскрикнула Инеса в порыве внезапного восторга, заставившего ее забыть на минуту свое положение, — как красиво небо. Наверное, оно таит в себе надежду на более счастливые времена!
— Чудно! — заметил ее муж. — Как небесно красива эта ярко-красная полоса. А за ней подымается другая, еще более яркая. Я никогда не видел более красивого восхода солнца.
— Восход солнца! — медленно повторил старик, приподымаясь со своего места с решительным и беспокойным видом и не сводя глаз с постоянно изменявшихся и, действительно, красивых красок неба. — Восход солнца! Не люблю я таких восходов солнца. Увы! Черти окружили нас. Прерия горит.
— Нельзя терять времени, старик, — вскрикнул Миддльтон. — Каждое мгновение равняется дню. Бежим.
— Куда? — спросил Траппер, останавливая его спокойным, полным достоинства жестом. — В этой пустыне трав и тростников вы похожи на корабль без компаса, плавающий по огромным озерам. Одного шага по неверному пути достаточно, чтобы погубить нас всех. Опасность редко бывает настолько близкой, чтобы разум уже неспособен был действовать, молодой человек, поэтому подождем, что он нам подскажет.
— Что касается меня, — сказал Поль Говер, оглядываясь с нескрываемой тревогой, — я знаю, что если загорится эта сухая трава, то пчеле придется лететь выше обыкновенного, чтобы не обжечь себе крыльев. Поэтому, старый Траппер, я присоединяюсь к мнению капитана и говорю: сядем на лошадей и бежим.
— Вы неправы, вы неправы. Человек — не животное, чтобы следовать инстинкту и вбирать в себя познания по запаху, принесенному воздухом, или по доносящемуся до него звуку. Он должен посмотреть, рассудить и потом уже сделать вывод. Идите-ка за мной, несколько влево, туда, к возвышенности. Оттуда мы сможем произвести наблюдения.
Старик властно махнул рукой и без дальнейших разговоров пошел к указанному им месту в сопровождении всех своих встревоженных спутников. Менее опытный взгляд не заметил бы небольшой возвышенности, о которой упоминал Траппер: она была так мала, что казалось: просто в этом месте трава несколько повыше, чем в остальных. Несколько минут ушло на то, чтобы срезать самые высокие стебли — те, что возвышались даже над головами Поля и Миддльтона, несмотря на их высокий рост. Теперь удалось устроиться так, чтобы видеть окружающее их море огня.
Страшный вид, открывшийся перед глазами тех, кто был так сильно заинтересован в этом, не принес им никакой надежды. Хотя только начинало светать, яркий свет на небе становился все сильнее. Казалось, свирепая стихия хочет вступить в борьбу с солнечным светом. Яркие вспышки пламени появлялись то в одном, то в другом конце степи, напоминая собой северное сияние, только гораздо более грозное на вид. Выражение тревоги на суровом лице Траппера усилилось, когда он увидел эти признаки пожара, распространившегося широким поясом вокруг места их убежища и охватившего весь горизонт.
