Андрей Ветер - Подлинные сочинения Фелимона Кучера
Именно это я имел в виду, разговаривая с Вами в прошлый раз. Именно в этом ключе я рассматриваю традиции как страшнейшую помеху в развитии человека. Личность не должна быть привязана ни к чему. Традиция, ортодоксальное следование её строгим правилам – вот что лишает человека его индивидуальности. Ребёнок становится игрушкой в чужих руках.
Не мог не отписать Вам этого, хотя совсем не работает моя старая голова.
Кланяйтесь от меня всем своим.
Ваш Ф. К.
Д.Д. КОКОРЕВУ
15 октября 1821.,. Село Вересковское
Здравствуйте, мой добрый друг.
Спасибо Вам за все сведения о современном положении индейцев в резервациях степей. Мне это крайне важно для работы над новой книгой. Я дал ей название «Ползущие Волки», но думаю, что переменю его. Что-то не очень клеится у меня сюжет. По-прежнему хочется вложить в историю изрядную долю юмора, но не очень это получается у меня. Хотел бы встретиться с Вами, почитать Вам уже написанные главы, но очень уж сильно я занемог. Придётся отложить читку до лучших времён. Эта книга совершенно не будет похожа на «Чихохоков», но не знаю, лучше она покажется Вам или хуже. Мне крайне важно услышать Ваше мнение.
Речь в ней идёт о желаниях и страстях и их влиянии на жизнь человека. В своём обиходе мы разделяем людей по темпераменту. Все желания, возникающие у человека, имеют под собой определённую причину: они либо продиктованы инстинктами животного проживания, либо навеяны окружающими. То и другое можно отнести в равной степени к белым «цивилизованным» людям и к краснокожим дикарям. Поддаваясь своим желаниям, человек попадает в зависимость от прихотей. Чем податливее личность, тем сильнее овладевают ею желания, превращаясь в страсти. Поиск острых ощущений становится для такого человека основным стимулом жизни. В этом случае к его услугам множество развлечений и зрелищ: кто-то садится за карты, кто-то прикладывается к бутылке, кто-то бежит в театр, другие – в публичный дом, а есть и те, которые лезут в драку.
Здесь равны все – дикари и люди цивилизованного мира, ибо нет между ними никакой разницы. Страстные желания становятся путеводителями по жизни одержимых ими людей, где бы они ни рождались, в каком бы обществе ни жили. Стремление к удовлетворению желаний толкает многих людей на безрассудство ради достижения желаемого. Разве вы не сталкивались с этим, не встречали таких людей? Желания, достигшие такой степени, свидетельствуют о том, что человек полностью погрузился в животное состояние.
Вот об этом я и пытаюсь писать. Но форма изложения не позволяет мне донести идею. Так что жду Вашего совета и поддержки.
Будьте здоровы.
А.А. ШАЛУНСКОМУ
30 октября 1821., Село Вересковское.
Здравствуйте, любезный мой граф!
Давно не получал от вас известий.
Как там Ваши дети? Продолжают ли их по-прежнему занимать американские индейцы? Насколько глубок стал их интерес? Могу ли чем-нибудь быть в этом полезен? Знаю, что некоторые смеются над такими увлечениями, но передайте детям, чтобы не обращали внимания на глупые шутки. Пусть слушаются голоса своего сердца.
Я уверен, что сегодня нам всем следовало бы обернуться назад не для того, чтобы сделаться дикарями и отказаться от всех достижений нашей цивилизации, но чтобы подобрать растерянное нами на пути нашего развития. Заметьте – индейцы с огромным энтузиазмом брали от европейцев всё, что облегчало им жизнь, но твёрдо стояли на некоторых своих традиционных взглядах. Это не просто упрямство. Нет, здесь скрывается их действительная связь с Богом. Я много раз слышал, как они объясняли христианским миссионерам: «Мы не верим во что-то, как вы, а живём этим. Мы танцуем нашу религию, мы поём нашу религию, мы курим нашу религию». Мы – «цивилизованные» люди – полностью посвятили себя форме. Мы посещаем церковь согласно установленным правилам, крестимся там, бьём челом, поём псалмы. У индейцев же вовсе нет никаких регламентированных церковных служб. Случаются, конечно, общие праздники, но это не церковная служба. У них каждый общается с Богом сам, так как между Небом и человеком не может быть никаких посредников. Человек в любом случае является творением Бога, его порождением, его ребёнком. Мужчина и женщина – каждый из них просит у Творца прощения и молит о поддержке сам лично. Никто не обратится к священнику, чтобы тот отпустил грехи, потому как всякий священник есть такой же человек, подверженный страстям и грехам. Индеец проходит свой путь сам, от начала до конца, ошибаясь и исправляя ошибки.
Надеюсь на скорую встречу.
Ваш Ф. К.
К. ЧИТАЕВУ (?)
Москва
Милостивый государь!
Имел честь получить вчера Ваше письмо, в коем Вы высказываетесь о моей книге весьма резкими выражениями. На то, конечно, у Вас есть полное право. Читатель всегда прав. Странно лишь то, что книга попала к Вам так поздно, когда уж все толки о ней смолкли, даже отголосков не слышно, все скандалы канули в вечность. Но, как я понимаю, всему своё время.
Вы утверждаете, что сочинение моё высосано из пальца и представляет собой образчик пошлого вздора, которому нет и не может быть места в мире высокой литературы. Но я сразу отвечу вам, что никоим образом не думал занять место на каком-либо литературном пьедестале. Я не литератор и признаю это без всяких оговорок. Я лишь выступил в роли рассказчика и сделал это так, как сумел. Вы говорите, что моя книга хромает на все четыре ноги, что в ней нет ни грамма серьёзного взгляда на жизнь. Пусть так, но я люблю пошутить. Мне нравится посмеяться ради того, чтобы существование не было похоже на мрачный могильный склеп.
Итак, сколь бы ни была моя книга незначительна и ничтожна, но я позволил себе издать её в свет, и я рад, что сочинение моё попало кому-то в руки, несмотря на всю критику, которая последовала за этим. В оправдание могу сказать только то, что намерение моё было доброе и что я никого не хотел ни огорчать, ни вооружать против себя; но одно моё собственное неразумие, одна моя поспешность и торопливость были причиной тому, что это сочинение моё предстало в таком несовершенном виде и почти всех привело в заблуждение насчёт его настоящего смысла. За всё, что встречается в книге оскорбляющего чьи-то вкусы, я всем сердцем прошу простить меня с тем великодушием, с каким только одна русская душа способна прощать. Я хорошо представляю, как могла обидеть подобная книга всех поклонников «индейской темы», как возмутительны могли показаться иллюстрации, на присутствии коих я категорически настаивал. Знаю, что многих книга повергла в раздражение по разным причинам, но не я тому в действительности виной, а собственные закостенелые взгляды читателя.
