Макс Брэнд - Ночной всадник
Глава 35
БЛЕДНЫЙ ЭНН
Даже в Элкхеде в этот день бушевали пожары. В салуне «Джилид» всякий, вероятно, подумывал о том, что плывущий жар, который вдыхали горожане, заменил бы печи, но владелец его, Бледный Энн, придерживался устоев, и когда небо серело — разжигал печь.
Бледный Энн — так его прозвали — имел подлинное имя Андерсон Хоббери Сендринген. Его имя очень ему помогало, когда он предпринимательствовал в Канзас-Сити; за несколько лет до описываемых событий Андерсон Хоббери Сендринген сошел с прямой, но узкой дорожки добропорядочного дельца и нашел пристанище в горах и пустынях, где многие понятия, кроме «шериф» и «трава», теряли свою значимость. Ростом он на целых шесть дюймов превышал шесть футов, и его лицо было настолько бледным и вытянутым, что даже Весельчак Лэнгли казался здоровяком рядом с экс-предпринимателем. В Канзас-Сити его внешность представляла большую находку, поскольку любым похоронам придавала печаль. В Элкхеде это также он с выгодой использовал.
Из любопытства люди приходили поглазеть на Бледного Энна за стойкой, в его высокой шелковой шляпе — он никогда не обременял себя тем, чтобы ее снять. Они приходили из любопытства и оставались выпить — что являлось здесь привычкой.
Путешествующий коммивояжер или патентованный врач предлагали Бледному Энну неплохую долю капитала просто за то, чтобы он, с его лицом, отправился с ними подтверждать слова коммивояжера, но Бледный Энн открыл истинно философский камень в Элкхеде и превращал простое виски в золото.
Эти дни оказались для Бледного Энна гораздо удачнее предшествующих, так как моросящий дождь и прохладный воздух заставляли людей искать тепла, как внешнего, так и внутреннего, которые и предоставлял им Бледный Энн в своем баре. Его проворные руки никогда не бездействовали за стойкой, смешивая напитки или отсчитывая сдачу, кроме того времени, когда он выходил подбросить свежую еду в огонь и шуровал угли в печи длинной кочергой. Этот загнутый на конце металлический прут, который кузнец однажды отдал ему как плату за выпивку, был настолько длинен, что мог служить Бледному Энну даже палкой. Он искал большую кочергу. Хотя у него в зале стояла только одна печь, но в своем роде она являлась гигантом как по широте, так и по вместимости. В эти дни Бледный Энн поддерживал в ней огонь так, что жар проникал к двери, с одной стороны, и в глубь помещения, где стояли столы и стулья, с другой.
С тех пор как толпа, удовлетворяя свое любопытство, потекла мимо стойки Бледного Энна, многие стали оседать здесь и находились в салуне весь день напролет, но часам к десяти вечера веселье с выкриками и пением достигало вершин. Завсегдатаи с печальными лицами, сидевшие тут час за часом, неустанно пряча красные глаза, тоже начинали подавать признаки жизни. У некоторых из них проявлялся скрытый дотоле певческий талант, и они поднимались с мест, снимали шляпы, разверзали бородатые рты и разражались пением.
В тот вечер антиквар, мывший золото в сорок девятые и ничем не занимавшийся с тех пор, хлебнув огромное количество белого виски, вскочил со своего места и выполнил па, восхитившее присутствовавших. Трижды он приземлялся на пол и завершил свое выступление только из-за приступа ишиаса. Два силача водрузили его опять на стул, склонились над ним, и вскоре новая выпивка появилась на столе.
Однако в этом вертепе всеобщего веселья возникли и два островка печали.
В заднем углу зала, куда почти не доставал свет фонаря, сидели Весельчак Лэнгли и Мак Стрэнн. Чем больше пил Весельчак, тем больше бледнело его лицо, пока совсем не побледнело так же, как и у самого Бледного Энна; что до Мака Стрэнна — он вообще редко пил.
Целый час прошел, пока один из них заговорил, хотя Лэнгли произнес свою реплику так, словно отвечал на вопрос:
— Он очень много о тебе слышал, Мак. Он не так глуп, чтобы прийти в Элкхед.
— У него не было времени, — пояснил гигант.
— Не было времени? Все эти дни?
— Подожди, пока собака не оклемается. Он придет за собакой в Элкхед.
— Но, Мак, след смыло давным-давно. Тот ветрюган на следующий день замел бы любой след поменьше, чем от большой повозки.
— Для той собаки это не имеет значения, — терпеливо объяснил Мак Стрэнн.
— Ну хорошо, — проворчал Весельчак. — Я вскоре возвращаюсь домой. Я не собираюсь зарыться в монеты, как ты, Мак.
Тот не ответил, но его глаза невидяще скользнули по залу, и пока его голова описывала дугу, Весельчак Лэнгли позволил себе скривить на мгновение губы.
— Если бы я знал цену, — процедил он, — я бы заказал еще выпивки.
— Я не пью, — монотонно возразил гигант.
— Тогда я встану и пропущу одну с Бледным Энном. Иногда он позволяет себе маленькую благотворительность.
Он поднялся на ноги и направился, проталкиваясь сквозь толпу, к бару. Там он склонился и доверительно зашептал на ухо Бледному Энну:
— Брат, я долгое время собирал здесь пыль, но не дождался награды. У меня в глотке пересохло, Энн.
Бледный Энн изучал его с печальным недоверием.
— Мой друг, — горестно вздохнул он, — «огненная вода» — корень всех бед. Что касается меня, я гашу жажду ключевой водой. Вон там, в углу, стоит бочка с глубоким ковшом. Не забывай об этом.
— А я не благодарю тебя, — разозлился Весельчак Лэнгли. — Черт возьми скупердяев, говорю я!
Длинная рука Бледного Энна страстно обвилась вокруг горлышка пустой бутылки.
— Я не совсем хорошо расслышал, что ты сказал? — свирепо осведомился он и наклонился над стойкой — на расстоянии удара.
— Я повторю тебе позже, — глухо процедил Весельчак и повернулся к стойке боком.
Как только он это сделал, два сравнительно недавно пришедших парня подошли к нему. Они выглядели свежими, так как много месяцев проводили землеобмер и подавляли громадную жажду громадными усилиями. Весельчак Лэнгли оглядел их, вздохнул с облегчением и затем спокойно достал табак и коричневую бумагу. Он прервал скручивание сигареты и предложил бумагу и табак ближайшему парню.
— Куришь? — спросил Лэнгли.
В наши дни человек из горных пустынь знает великое множество всякой всячины, но не знает, как отказать. Предложенный подарок смутил парня, но он не представлял, как уклониться от него, также он не успокоился бы до тех пор, пока не отблагодарил.
— Конечно, — заверил он и забрал табак и бумагу. — Спасибо.
Он украдкой бросил сигарету, которую только что зажег, и наступил на нее, затем скрутил другую из материала Весельчака. Проделывая это, он не спускал глаз со своего нового приятеля.
— Пьешь? — спросил он наконец.
— Не сейчас, — беззаботно успокоил Весельчак.
