Клиффорд Ирвинг - Король долины
Примерно через месяц после его отъезда Риттенхауз однажды утром выехал из города, чтобы посетить ранчо Сэма Харди. Они вдвоем остались управлять местной милицией, и теперь оказалось, что вовсе нелегко поддерживать воодушевление людей, когда течение войны изменилось столь решительным образом. На обратном пути в гостиницу он остановился в салуне у Петтигрю, чтобы проверить счета. Октябрьское утро было жарким — на Юго-Западе это пора индейского лета [21], влажная, не по сезону знойная жара, от которой воздух над пыльной прерией мерцает и струится, собаки начинают искать тень, а старики собираются на крылечках со своими трубками и замшелыми воспоминаниями.
Риттенхауз покончил со счетами, выпил чашку кофе с бисквитом в своем любимом темном углу, сложил салфетку, сунул ее в латунное кольцо и вышел наружу, на влажный солнцепек. Кивнув людям, бездельничающим у дверей парикмахерской, он пошел через улицу, туда, где была привязана недалеко от банка его лошадь. Он наклонился над колодой, из которой поят лошадей, чтобы освежить лицо, — и тут кто-то увидел, как он схватился за бок.
Риттенхауза пронзила резкая боль, как будто мул лягнул его в ребра. Он не мог дышать. Его скрутило, он прошептал что-то, чего никто не слышал. Тут к нему кинулись люди. Он дернулся, а потом упал лицом в пыль. По улице разнеслись крики — звали на помощь.
Доктором в Дьябло был среднего возраста горбун по фамилии Воль, который десять лет назад решил перебраться из Канзас-Сити в Нью-Мексико с его сухим климатом — очевидно, ради собственного здоровья. Кабинет его занимал две редко убираемые комнаты в новом каркасном доме неподалеку от «Великолепной», на одной из боковых улочек. Это был странный человек, неразговорчивый и, как казалось многим, бесстыдный, и все же это был первый доктор, которому удалось добиться доверия среди женщин долины. До его появления обходились травами, собранными в горах, чтобы залечивать раны и утихомиривать боль, а при родах помогали соседки или одноглазая индианка из племени навахо, женщина неопределенного возраста, которую называли на мексиканский лад командрона. Но теперь док Воль, может, в силу своего городского опыта (ну как же, Канзас-Сити!) — а может из-за уродливых костей, выпирающих у него посреди спины (талисман сверхъестественных сил?), был первым, кого звали при всех болезнях, смертельных или простых. Работал он быстро, говорил мало, не выносил возражений и никогда не выжимал плату слишком настойчиво. Джорджу Майерсу велели мчаться бегом в его кабинет, а Риттенхауза отнесли в холл гостиницы и уложили на красный плюшевый диван.
Док Воль тщательно осмотрел Риттенхауза и нахмурился, его мясистые губы сжались в бледную линию. Риттенхауз лежал посеревший, задыхался и не в силах был что-нибудь сказать.
— Удар, — пробормотал врач. — Сейчас ничего нельзя сделать, только отнести его наверх и обеспечить покой.
— Удар! — разнеслось по всему городу. — У шерифа удар… Он умирает там в гостинице… до утра не протянет!
— Вы собираетесь пустить ему кровь, док? — прогудел Толстый Фред, который считал себя авторитетом по части всех недомоганий, за исключением только рака, и в старые времена (после того, как он в первый раз велел Джорджу Майерсу вымести на улицу кучу обстриженных волос) не раз накладывал лубки на сломанные конечности в задней комнате парикмахерской.
— Пустить ему кровь? — док Воль нахмурился еще сильнее, и лицо его стало багровым как свекла. — Не суйте свой нос в эти дела, Джонсон! Если вы хотите пустить ему кровь, так привезите какого-нибудь мексиканского лекаря из Таоса это сделать! Все, что ему можно, — это лежать спокойно и ни шагу с постели. А там будет видно…
Клейтона вызвали с ранчо, и он прискакал в город галопом вместе с Уильямом Кайли, управляющим Гэвина и старшим помощником Риттенхауза. Он бросил поводья и, прыгая через две ступеньки, влетел в гостиницу. Доктор сидел в баре и попивал лимонный сок.
— Что с ним, док? — спросил Клейтон, едва переводя дыхание.
Горбун поставил стакан на стойку и приподнял руку. Пальцы у него были толстые, как обрубки, с чистыми розовыми ногтями.
— Успокойся, сынок. У шерифа случился удар. Высокое кровяное давление, я полагаю. Все, что сейчас ему нужно — это покой.
— Он будет жить?
— Жить он будет — но не так, как привык. Похоже, левая сторона парализована. Боюсь, что остаток своих дней ему придется провести в компании ребят на креслах-качалках. После удара человек уже никогда не становится прежним, — Док Воль поджал губы, — конечно, не повезло ему, но каждый человек получает, что заработал…
— Эд… парализованный! — Клейтон покачал головой — он не мог в это поверить. — Можете вы что-нибудь сделать?
— Сынок, временами полезно иметь под рукой доктора, чтобы он не дал другим людям сделать чего-нибудь вредного, когда знает, что сам ничего не может сделать.
Клейтон повернулся к Кайли, который стоял у него за спиной со шляпой в руках, опустив к земле карие глаза.
— Билл, я думаю, это значит, что ты должен взяться за дело.
— Боюсь, мне шерифские сапоги великоваты, — сказал Кайли ровным, ничего не выражающим голосом, — но я буду делать, что смогу.
Док Воль окинул его оценивающим взглядом. За стеклами очков у него поблескивали черные глаза, глаза-бусинки, как у мелкой птахи.
— Бьюсь об заклад, что ты справишься, Кайли. Ты сделаешь все, что сможешь. Надо просто-напросто поймать на главной улице пару чумазых мексиканцев, обозвать их трусами и сделать в них несколько дырок. Гэвин будет доволен, а люди в городе будут знать, что имеют точно такую защиту, к какой они привыкли.
Кайли сперва ничего не сказал, лишь по-прежнему без всякого выражения ответил на взгляд горбуна. Кайли был человек молодой — еще и тридцати не исполнилось, но сдержанный и хладнокровный. Он приехал в долину из Тусона, где, как говорили, убил человека во время скандала в игорном доме.
— Я буду поддерживать порядок, док, — ответил он, — так, как это делал шериф. И если кто встанет у меня на пути… — он не договорил, предоставив прочим возможность самим досказать за него. — Это относится и к чужакам, и к местным людям, будь они с прямой спиной или какие другие…
Доктор фыркнул и со стуком поставил стакан на стойку, так что лимонный сок выплеснулся и брызнул ему на жилетку.
— Кайли, я знаю таких как ты. Барахло, которое приходит сюда, потому что в других местах порядочные люди не хотят иметь с вами дела. Ни на что не годные, злые люди с душами убийц — вот вы кто. Я видел таких как ты живыми, видел, как они умирали, и могу тебе сказать кое-что: ты умрешь не шибко красиво.
