Джеймс Купер - Последний из могикан
Наконец Магуа прошел через низкую ложбину, по которой бежал веселый ручей, и начал подниматься на гору по такому крутому склону, что Кора и Алиса принуждены были сойти с лошадей. Когда путники достигли вершины холма, они оказались на ровной площадке, скудно поросшей деревьями. Под одним из них распростерлась темная фигура Магуа, которому, очевидно, хотелось воспользоваться отдыхом, необходимым и для остальных.
Глава XI
Проклят будь мой род,
Когда ему прощу я.
Шекспир. «Венецианский купец»Индеец выбрал местом стоянки один из крутых пирамидальных, похожих на искусственные насыпи холмов, которые так часто встречаются на американских равнинах. Вершина этой возвышенности представляла собой ровную площадку, а один из склонов отличался необыкновенной крутизной. Холм казался позицией, исключавшей всякую возможность неожиданного нападения, и, видимо, поэтому хитрый Магуа выбрал его местом стоянки. Хейворд равнодушно и безучастно осмотрел этот холм, не надеясь больше на появление помощи, потом всецело отдался заботам о своих спутницах, стараясь успокоить и ободрить их.
Нарраганзетов разнуздали и пустили пощипать ветви деревьев и кустов, рассеянных по вершине холма. Дункан разложил остатки съестных припасов в тени высокого бука, горизонтальные ветви которого, точно большой балдахин, нависли над девушками.
Несмотря на то что путники двигались безостановочно, один из индейцев все же успел пустить стрелу в запутавшуюся в чаще молодую козулю, убил ее и, отрезав наиболее вкусные части животного, терпеливо нес их на плечах. Теперь он и его товарищи поедали сырое мясо, разрывая его руками; только Магуа не принимал участия в этом пире; он сидел, по-видимому, всецело погруженный в глубокие думы.
Такая воздержанность, странная в индейце, особенно когда он может без труда утолить свой голод, привлекла внимание Хейворда. Молодой человек предположил, что гурон в эту минуту придумывает вернейший способ избавиться от бдительности своих товарищей. Желая помочь гурону придумать ловкий план, подсказать ему какую-нибудь мысль, Дункан вышел из тени бука и как бы без цели направился к Лисице.
– Разве Магуа недостаточно долго шел лицом к солнцу и все еще боится канадцев? – спросил Хейворд, делая вид, что он вполне уверен в дружеском расположении индейца. – Разве начальник форта Уильям-Генри не с большим удовольствием увидит своих дочерей раньше, чем новая ночь затмит в его сердце печаль о них, и он станет менее щедр на вознаграждение?
– Неужели к утру бледнолицые любят детей меньше, чем с вечера? – хладнокровно спросил Магуа.
– Конечно, нет, – ответил Хейворд, желая исправить свою невольную ошибку. – Правда, иногда белые забывают могилы своих праотцев, но привязанность родителей к детям никогда не умирает.
– А мягко ли сердце седовласого отца? Думает ли он, печалится ли о детях, которых ему дали жены? Он жестоко обращается со своими воинами, и у него каменный взгляд.
– Он бывает суров с лентяями и нерадивыми солдатами, но для трезвых и храбрых Мунро – справедливый и человеколюбивый начальник. Я знавал многих ласковых и любящих отцов, но мне никогда не приходилось встречать человека с сердцем, более полным отеческой любви. Конечно, Магуа, тебе случалось видеть старика только во главе воинов, я же видел, как на его глазах выступали слезы, когда он говорил о своих дочерях…
Хейворд оборвал свою речь; он не знал, чем объяснить странное выражение, которое внезапно мелькнуло на лице индейца, внимательно слушавшего его слова. Сперва молодому человеку почудилось, будто в душе дикаря пробудилась мысль о подарках, обещанных ему, но мало-помалу выражение радости сменилось на лице индейца свирепым, злобным торжеством, порожденным, очевидно, не алчностью, а другой страстью.
– Послушай, – сказал гурон, и лицо его снова застыло в невозмутимом спокойствии, – пойди к темноволосой дочери седовласого и скажи ей, что Магуа хочет с ней говорить. Отец будет помнить, что обещает его дитя.
Дункан подумал, что корыстолюбивый индеец хочет услышать новое подтверждение обещанных наград, и хоть медленно и неохотно, но все же двинулся к тому месту, где теперь отдыхали девушки. Подойдя к ним, Хейворд сообщил Коре о желании Магуа.
– Вам уже известно, чего хочет Магуа, – сказал Дункан, провожая ее к гурону, – поэтому не скупитесь, обещая порох и чепраки. Но помните, что спиртные напитки они ценят больше всего. Хорошо, если вы пообещаете дать ему также что-нибудь и от себя. Помните, Кора, что от вашего самообладания и изобретательности зависит ваша жизнь и жизнь Алисы.
– И ваша, Хейворд!
– Моя жизнь – дело не важное. Меня не ждет отец, не многие друзья пожалеют о моей печальной участи… Но довольно, мы подошли к индейцу… Магуа, вот та, с которой ты хотел говорить.
Индеец медленно поднялся и с минуту стоял молча и неподвижно, потом знаком показал Хейворду, чтобы он отошел, и холодно проговорил:
– Когда гурон беседует с женщинами, его племя закрывает слух свой.
Дункан колебался, не желая повиноваться, но Кора со спокойной улыбкой сказала:
– Вы слышали, Хейворд, чего желает индеец. Подите к Алисе, ободрите ее и расскажите о наших планах.
Кора выждала, пока молодой человек отошел, потом с достоинством обратилась к гурону:
– Что Хитрая Лисица желает сообщить дочери Мунро?
– Слушай, – ответил индеец, опустив руку на плечо девушки, точно силясь заставить ее с особенным вниманием отнестись к словам, которые он намеревался ей сказать; однако Кора решительно, хотя и совершенно спокойно, отстранилась от дикаря. – Магуа рожден вождем и воином племени красных приозерных гуронов. Он двадцать раз видел, как летнее солнце растопляло снег двадцати зим, обращая сугробы в ручьи, прежде чем встретил первого бледнолицего. Он был счастлив тогда! Потом белые люди ворвались в его леса, научили его пить огненную воду, и он сделался бездельником. Тогда гуроны выгнали Магуа из лесов его отцов и преследовали, как косматого бизона. Он бежал к берегам озера и наконец увидел Город Пушек. Тут он охотился и ловил рыбу, пока местные жители не выгнали его из леса и не ввергли в руки его врагов. Магуа, рожденный вождем гуронов, сделался воином своих врагов мохоков.
– Я уже слышала об этом, – сказала Кора, заметив, что гурон замолчал.
Он старался подавить в себе бурное волнение, которое начало разгораться в нем ярким пламенем при воспоминании о нанесенных ему обидах.
– Но виноват ли Хитрая Лисица, что голова его сделана не из камня? Кто дал ему огненную воду? Кто превратил его в низкого человека? Бледнолицые, люди твоего цвета!
