Джеймс Купер - Следопыт, или На берегах Онтарио
— Что же нам делать? — воскликнул Джаспер; совесть мучила его при мысли, что несчастье можно было предотвратить, если бы он не покинул товарища в беде.
— Мне жаль, голубчик, но мы бессильны помочь Змею, и чем скорее оставим эти места, тем лучше.
— Так и не сделав попытки его спасти? И не зная наверное, жив он или мертв?
— Джаспер прав, — нашла в себе силы сказать и Мэйбл, хотя голос ее звучал глухо и сдавленно. — Я не боюсь, дядюшка, и готова ждать, пока мы не узнаем, что сталось с нашим другом.
— А ведь она дело говорит! — подхватил Кэп. — Моряк ни за что не покинет друга в беде, и мне приятно слышать, что то же правило существует и у пресноводных жителей.
— Вздор, вздор! — воскликнул проводник, решительным рывком выводя пирогу в фарватер. — Вы не боитесь, оттого что не знаете… Если вам дорога жизнь, думайте, как бы скорее добраться до крепости, а делавара оставьте на волю провидения. Горе мне со Змеем: повадился олень бегать на солонцы, тут-то его и подстережет охотник.
Глава VII
И это Ярроу? И о ней,
О пенистой стремнине,
Мечту хранил я столько дней,
Погибшую отныне.
Глухая тишина вокруг,
Как много в ней печали.
О, хоть бы менестреля вдруг
Здесь песни прозвучали!
Вордсворт. "На посещение Ярроу"Эта ночь была исполнена величия, и, когда пирога, торопясь покинуть негостеприимный берег, вышла на быстрину и стремительно понеслась по течению, Мэйбл с присущей ей впечатлительностью восторженно-бескорыстной натуры почувствовала, как кровь горячее заструилась в ее жилах и прилила к щекам. Облака рассеялись, и ночь стала прозрачнее, но лес, нависший над рекой, одел ее берега такой непроницаемой темнотой, что лодка плыла как бы в, поясе мрака, скрывавшем ее от посторонних глаз. И все же на душе у путников было неспокойно; даже Джаспер, тревожась за девушку, невольно вздрагивал при каждом подозрительном шорохе в лесу и то и дело озирался, плывя в своей пироге рядом с остальными. К веслам оба гребца прибегали редко и, окуная их в воду, избегали малейшего всплеска, так как всякий шум в бездыханной тишине этого места и Часа мог выдать их присутствие сторожким ушам ирокезов.
Все эти обстоятельства только усиливали необычайную романтичность ночного приключения, самого волнующего, какое выпало на долю Мэйбл за ее недолгую жизнь. Энергичная девушка, привыкшая полагаться на себя и гордившаяся тем, что она дочь солдата, не испытывала особенного страха; однако сердце ее билось учащенно, прекрасные голубые глаза светились решимостью, хотя за темнотой никто этого разглядеть не мог, а разгоряченные чувства с особенной остротой воспринимали великолепие и необычайность этой ночи.
— Мэйбл, — тихонько окликнул ее Джаспер, когда обе лодки так сошлись корма с кормой, что юный матрос удерживал их одной рукою. — Скажите, Мэйбл, вам не страшно, вы верите в нашу готовность сделать все для вашей защиты?
— Вы знаете, Джаспер, я дочь солдата, мне было бы стыдно сказать, что я боюсь.
— Положитесь на меня — на всех нас. Ваш дядя, Следопыт, делавар, будь он здесь с нами, и я — мы не посмотрим ни на какую опасность и никому вас не дадим в обиду.
— Я верю вам, Джаспер, — сказала девушка, опустив руку в воду и рассеянно перебирая в ней пальцами. — Я знаю, как любит меня дядюшка — первая его мысль всегда обо мне и лишь потом о себе; и я верю, что все вы, друзья моего отца, с радостью поможете его дочери. Но я не такая слабенькая и глупая девчонка, за какую вы меня принимаете. Хоть я и горожанка и, как все городские, склонна видеть опасность там, где ее нет и в помине, обещаю вам, Джаспер, — никакие мои пустые страхи не помешают вам выполнить ваш долг.
— Сержантова дочка права, и она достойна такого отца, как честный Томас Дунхем, — отозвался Следопыт. — Эх, красавица вы моя, и не счесть, сколько раз мы с вашим батюшкой ходили в расположение противника, бывали и на флангах и в тылу, а ночи-то были потемнее этой, и мы каждую минуту рисковали попасть в засаду. Я стоял с ним рядом, когда его ранило в плечо, и вы услышите от него при встрече, каково нам было переправляться через реку, унося от неприятеля наши скальпы.
— Он все, все рассказал мне, — ответила Мэйбл с горячностью, быть может, даже излишней в их теперешнем положении. — У меня есть письма, где он об этом пишет, и я от всего сердца вам благодарна. Господь воздаст вам. Следопыт; и нет такой вещи, которой не сделала бы дочь, чтобы вознаградить спасителя ее отца.
— Да, таковы все вы, милые, чистые создания! Я знавал таких и раньше, о других мне приходилось слышать. Сержант немало порассказал мне про свою юность, про вашу матушку, и как он ее добивался, и сколько выпало на его долю огорчений и разочарований, пока он ее не добился.
— Матушке так и не пришлось его вознаградить за все страдания, она рано умерла, — сказала Мэйбл, и голос ее пресекся.
— Я и это от него слышал. Честный сержант ничего от меня не скрывал, хоть он намного старше. Наши походы так нас сроднили, что он смотрит на меня как на сына.
— Что ж. Следопыт, может, сержант и в самом деле не прочь с тобой породниться? — отозвался Джаспер словно бы в шутку, но легкая хрипота в его голосе выдавала, как натянута эта шутка.
— А хоть бы и так. Пресная Вода, что тут худого? Сержант не однажды видел меня и на тропе, и в разведке, и в рукопашном бою с французами. Мне порой приходит в голову, паренек, что каждому из нас не мешает жениться: когда человек постоянно живет в лесу только в обществе недругов и зверей, у него пропадает чувство близости с себе подобными.
— Судя по тому, что мне довелось увидеть, — возразила Мэйбл, — я сказала бы, что, долго живя в лесу, человек не может научиться лицемерию и порокам городских жителей.
— Трудно, Мэйбл, жить в присутствии бога и не восчувствовать его доброты. Случалось мне посещать богослужения в наших гарнизонах, и я старался, как и подобает доброму солдату, присоединить мой голос к общей молитве. Пусть я и не рядовой английского короля, мне приходится сражаться в его битвах и служить ему. Старался я вместе с другими чтить бога на гарнизонный лад, но так и не пробудил в душе ту светлую радость и сердечную теплоту, что сами приходят, когда я бываю в лесу наедине с моим богом. Там ты стоишь, словно перед лицом творца: все вокруг так свежо и прекрасно, словно только что вышло из его рук, и никто не донимает тебя премудростями церковных вероучений, которые только сушат душу. Нет, нет, истинный храм — это лес, здесь твои мысли свободны и воспаряют даже выше облаков.