Клиффорд Ирвинг - Король долины
— Клейтон! — закричала она — и вцепилась в Гэвина: — Что ты сделал с ним?!
— Придержи язык, — бросил Гэвин, — неси сюда горячую воду и это твое обеззараживающее. Ты что, не видишь, что мальчику больно?
Клейтона трясло, глаза у него были закрыты, зубы скрипели, как будто он грыз кожу, пока Гэвин вытирал кровь и успокаивал его.
В гостиную вошел работник и снял шляпу.
— Мерин его не лягал. Там на соломе валяется бич, которым волов погоняют. Кто-то ударил мальчика…
— Лестер… — пробормотал сквозь зубы Гэвин.
Только мольбы жены удержали Гэвина в тот день, не дали ему вскочить на лошадь, поскакать за пасынком и убить его на месте. Она бросилась Гэвину в ноги и ползала перед ним по полу, пока ему не стало тошно и стыдно перед Клейтоном, и он велел ей прекратить. Через пятнадцать минут из города приехал доктор и начал зашивать мальчику лицо.
Лестер поехал прямо на ранчо Узтморов. Он рассказал Мэри-Ли, что он сделал, она рассказала отцу, и тому стало страшно оставлять парня у себя. Он с проклятиями приказал им обоим сидеть в гостиной, оседлал лошадь и быстро поскакал в сгущающихся сумерках к Гэвину.
— Я не знаю, что с ним сделать, Гэвин. Я не приглашал его приезжать ко мне. Если хотите, я его приволоку сюда к вам. Вы ж поймите, я не приглашал его приезжать ко мне в дом…
— Оставь его у себя, Фрэнк, — холодно сказал Гэвин. — Держи его там и постарайся, чтоб он никогда не попадался мне на глаза. С этого дня он ваш — твой и твоей девчонки. — Он отвернулся и ушел в спальню.
Через шесть месяцев молодая жена Лестера разрешилась двумя мальчиками. Она назвала их Томас и Кэбот, в честь братьев своего отца. Они переехали в хижину на дальнем конце участка Уэтмора, и Лестер начал работать как простой пастух со стадом своего тестя. Задолго до этого с лица Клейтона сняли повязку. Щека была распорота от глаза до уголка рта, и этот шрам ему предстояло носить всю жизнь.
Глава двенадцатая
Путешественник, проезжающий через долину весенним днем, увидел бы край изобилия: стада коров, пощипывающих пышную траву; овцы, разбросанные по нижним склонам, как облачка дыма; люди на хороших лошадях, со сдвинутыми назад шляпами, лица, на которых оставили свой бронзовый поцелуй первые теплые дни. Подальше, в тени Сангре, раскинулись ранчо, дымки поднимались из труб курчавыми струйками в светлое небо. В городе он бы увидел суету и спешку процветания, оживленной деятельности мужчин и женщин, знающих свое место и довольных им, людей, которые упорно работали, а вечером хорошо ели вместе со всей семьей, собравшись вокруг крепкого деревянного стола перед полыхающим огнем в очаге.
Еще не все серебро было выработано, река протекала через долину, делая почву влажной и черной. Цена на скот на восточных рынках поднималась все выше и выше, и Гэвин завез новые породы — брэймеров, ангусов и лонгхорнов с блестящими белыми рогами, до четырех и пяти футов в размахе и выгнутыми, как персидские сабли. Он уговаривал ранчеров разводить новые породы скота, фермеров — сажать новые сорта растений. На земле, где когда-то росли только мескит и грушевидный кактус, теперь выращивали люцерну, кукурузу и траву на сено. Гэвин завез плодовые деревья из Луизианы для фруктовых садов, розы из Техаса для своих живых изгородей и птиц — виргинских перепелок и алых танагр из Теннеси — для своего парка. Из года в год в положенное время приходили дожди, и с ними зеленела земля. На восточном склоне нашли медь, и Гэвин основал вторую горнодобывающую компанию с Риттенхаузом в качестве формального президента.
В свои пятьдесят лет Гэвин был худощав, крепок в руках и ногах, всегда чисто выбрит, немногословен, ходил медленно, в седле держал спину прямо и жестко, немигающие голубые глаза щурились от яркого неба и снега. Однажды он сказал сыну:
— Рай на земле — это то, что ты должен создать, он никогда не возникает сам по себе. Говорят, где конец радуги в землю упирается, там клад зарыт… так вот — нет там ничего, кроме того, что ты принесешь с собой. Эта земля была мертвой много лет — пот человеческий заставил ее расцвести.
Кроме земли, единственной радостью для него было видеть, как маленький Клейтон подрастает рядом с ним в этой долине, которую он нашел и напоил собственным потом. Он никогда не возвращался из Санта-Фе, Таоса или Нового Орлеана без подарков: сначала это были игрушки и маленькое оружие; потом чистокровный арабский пони; потом мерин, красивый трехлеток из Техаса; серебряное седло из Чиуауа; многозарядный «Винчестер» новой модели; настоящий нож «боуи» [15] из Форт-Уэрта и пара серебряных шпор с колесиками. Совсем маленьким он забрал Клейтона из-под опеки матери и начал воспитывать из него мужчину — мужчину во вкусе Гэвина. На ровном участке прерии за коралем он расставлял рядами бутылки из-под виски и жестяные банки. Они с Клейтоном становились на расстоянии пятидесяти ярдов, отвернувшись в другую сторону, против солнца.
— А теперь пригнись — и резко поворачивайся, а одновременно выхватывай револьвер. Не гляди себе на руку или на револьвер; поймай глазом цель в момент поворота и быстро стреляй, пока ты еще согнутый. Выстрели два раза — больше ты все равно не сможешь попасть — а потом падай на землю и стреляй дальше.
Он подпилил спуск и курок на револьвере мальчика так, чтобы Клейтон мог упасть на живот и взвести курок левой рукой.
— Так ты сможешь выгадать около секунды на четырех выстрелах. А секунда, сынок, иногда обозначает разницу между жизнью и смертью.
После того, как они тренировались час или два и мальчик научился разбивать четыре или пять бутылок из шести, Гэвин отвел его на другой огневой рубеж. Теперь солнце висело низко над горами за рядом бутылок и светило им прямо в глаза. Началась тренировка в стрельбе против света.
— Носи шляпу низко надвинутой на лоб. Когда поворачиваешься, не высматривай какую-то конкретную точку на мишени, ты должен видеть форму. Выстрели один раз, когда повернешься лицом к солнцу, а потом падай. Револьвер ты должен успеть выхватить, поднять и нацелить, пока повернешься чуть-чуть, иначе тебя самого подстрелят.
Когда и в этом упражнении мальчик достиг умения, удовлетворившего Гэвина, они начали стрелять из «Винчестера» с расстояния в триста и пятьсот ярдов. Потом сели на лошадей и учились стрелять на ходу — сначала на рыси, потом на легком галопе — кентере, а потом и на полном галопе.
Позже к ним присоединился Ритенхауз и показал мальчику некоторые трюки, которых даже Гэвин не знал. Они уехали в предгорья, где земля была изломанной и неровной, покрытой валунами, скалами и высокими обнажениями твердых пород.
