Макс Брэнд - Неуловимый бандит
— Я вел себя как последний дурак, — признался Пенстивен. — Думал, что нужно идти напролом.
— Ты правильно думал, — сказал Спикер. — Но только не пытайся наехать на меня. Или на Джека Крисмаса.
— Разве Крисмас и на самом деле так страшен, как его малюют? — спросил Пенстивен.
Спикер склонил голову к плечу и задумался.
— Что ты хочешь этим сказать? — задал он встречный вопрос и снова поднес к губам носовой платок, дожидаясь ответа.
— А то, — продолжал развивать свою мысль молодой человек, — что, возможно, про его похождения насочиняли столько небылиц, что он стал чем-то типа живой легендой.
— Ты говори, да не заговаривайся, Чужак, — ответил Спикер. — Говоришь ты складно, как будто по книжке читаешь, но в наших краях с этой привычкой тебе лучше расстаться. А не то замучаешься выяснять отношения с теми, кому придется не по душе твоя болтовня.
— Я вовсе не собираюсь никого обижать, — сказал Пенстивен. — Но обязательно приму к сведению ваши слова. Мое сердце навеки осталось на Западе. Да и сам я родом оттуда.
— Конечно. Охотно верю, — согласился Эл Спикер. — Но только позволь узнать у тебя одну вещь. Ты что, и в самом деле считаешь, что никакого Крисмаса не существует?
— Ну не то чтобы совсем не существует… но разве все эти истории о его невероятных похождениях не преувеличивают его реальные способности?
Спикер снова задумался. Было совершенно очевидно, что ему нелегко подобрать нужные слова.
В конце концов он сказал:
— Вот что я тебе скажу: Крисмас — самый обыкновенный человек. Обыкновенные люди никогда не лезут на глаза окружающим. Но в некоторых случая они способны очень на многое. Крисмасу следовало бы стать президентом или хотя бы полководцем. Ну а за неимением подобных возможностей, он стал тем, кем стал — величайшим бандитом, равных которому, пожалуй, не сыщется во всем мире. Все, за что бы он только не брался, получается у него лучше, чем у всех остальных. Он словно сказочный рыцарь. Лучше всех ездит верхом, лучше всех стреляет. Он самый расчетливый. Иногда может быть даже искренен, но уж коль скоро начнет врать, то его вранье будет почище всякой правды. И при этом он остается совершенно неприметным человеком. Именно поэтому люди так много судачат о нем. Потому что многое в нем просто не поддается объяснению. Никто не знает его лучше меня, но даже мне не удалось до конца понять его!
Он протянул руку.
— Удачи тебе, Чужак, — пожелал он.
— Спасибо, — ответил молодой человек. — Надеюсь, мы с вами ещё увидимся.
В темноте раздался все тот же странный смех тщедушного человечка.
— Полагаю, я стал первым за последние несколько месяцев, кто удостоился услышать от тебя столь благое пожелание, — отозвался он. И повернул обратно к дому.
Глава 15
Путь был трудным с самого начала. Тропа взбиралась вверх по склону, сквозь заросли могучих сосен и пересекала русла горных потоков, то резко обрываясь, то появляясь снова.
Поднимался ветер. Порывы его не были сильными, но они гнали по небу грозовые тучи. Луна то и дело выходила из-за туч, освещая небо, подернувшееся дымкой тумана. Вот уже раз десять, если не больше, ему приходилось останавливаться и терпеливо вглядываться в даль, пытаясь рассмотреть за облаками два темных пика, увенчанные шапками льда.
Лес заметно поредел, и вот, выбравшись из дремучей чащи, он выехал к верхней границе леса, где кривые стволы деревьев стелились по земле, словно змеи, извивающиеся от страха и бессильной злобы.
Ветер теперь добрался и до него. Если до сих пор он тихо блуждал где-то в верхушках деревьев, оставаясь почти незаметным, то теперь его резкие, словно удары кнута, порывы пробирали до костей, обжигая холодом. Пенстивен же упрямо ехал дальше через погруженные во мрак заросли вереска. Выехав на скальный уступ, он взглянул вниз, в разверзшуюся под ним глубокую пропасть, освещенную на мгновение пробившимся из-за туч светом луны. Пенстивен зябко поежился; его не покидало ощущение, будто бы на него устремлен пристальный взор заклятого и безжалостного врага, обуреваемого самыми темными мыслями.
Затем он наконец добрался до того места, где земля была скована ледяной коркой. Спешился, вытащил из-под седла потник, накинул его на плечи, после чего отпустил мула, который тут же резвой рысцой поскакал прочь, то и дело поскальзываясь и сбиваясь с шага, но все же наверное радуясь возможности отправиться в обратный путь.
Пенстивен успел связать вместе топорик и ледоруб и взвалить их на плечо, когда откуда-то снизу до него донеслось громкое, сопровождаемое множественным эхом, ржание мула, похожее на зловещий трубный глас, возвещающий ему всякие напасти.
Но теперь он медленно, но уверенно шел вперед, штурмуя заснеженные склоны, пока путь ему не преградила неприступная стена обледеневших скал, которые ему надлежало обойти стороной. Был там и ещё один, практически отвесный склон, и именно на него он начал взбираться, выдалбливая себе ступеньки и медленно, но верно продолжая карабкаться наверх. Местность была совершенно незнакомая, а от созерцания горного пейзажа при лунном свете можно было получить лишь самые общие представления о конечной цели путешествия, но уж никак не точную информацию об окружающем земном рельефе.
Он добрался до границы облаков. Теперь над головой у него клубился густой туман. Не помня себя от пронизывающего холода и усталости, он словно очутился во сне и брел наугад, полагаясь лишь на собственную интуицию. И все же шел вперед.
Его душой завладел юношеский азарт, а за плечами, подобно ступенькам лестницы, лежал уже пройденный путь. Он зашел так высоко, что уже не сомневался в том, что обязательно должен добраться до вершины.
Кроме того, мысль о возможном спуске обратно вниз по вырубленным во льду колдобинам представлялась ещё более пугающей, чем перспектива карабкаться наверх, навстречу неизвестности.
Мужчина не уйдет с поля боя, даже если все чувства и силы покинут его, кроме непреодолимого желания бороться, и тогда доведенные до совершенно бессознательного состояния бойцы продолжают топтаться по боксерскому рингу, инстинктивно отражая удары соперника и нанося свою. Примерно то же самое происходило теперь и с Пенстивеном.
Время от времени, пока он, выбиваясь из последних сил, плелся наугад под порывами пронизывающего ветра сквозь клубы густого тумана, на него снисходили редкие мгновения прозрения, и тогда голос разума с явным опозданием начинал твердить, что он идет навстречу своей смерти.
Перекинутая через плечо седельная сумка теперь казалась неподъемной ношей, под тяжестью которой ломило спину и подкашивались ноги.
![Агата Кристи - Раз, раз - гость сидит у нас [= Раз, два - пряжку застегни]](/uploads/posts/books/148730/148730.jpg)