Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
Опираясь о стены, я прошел узкими коридорами в салон, который освещался сияющим потолком. Мебель оказалась опрокинутой. К счастью, витрины на укрепленных ножках держались твердо. Картины, повешенные с правой стороны, прижались к стене, тогда как картины на левой стороне отставали от нее нижней частью своей рамы на целый фут. Очевидно, «Наутилус» накренился направо и остановился.
Я слышал шум шагов и неясные голоса, раздававшиеся во внутренних помещениях судна. Капитан Немо не показывался. В ту минуту, как я входил в зал, туда вошли Нед Ленд и Консель.
— Что такое? — обратился я поспешно к ним.
— Я пришел об этом спросить господина, — ответил Консель.
— Тысяча чертей! — воскликнул канадец. — Я прекрасно понимаю, в чем дело. «Наутилус» на что-то напоролся и, судя по толчку, не так скоро счастливо освободится, как в Торресовом проливе.
— Но по крайней мере, — спросил я, — поднялся ли он на поверхность воды?
— Мы этого не знаем, — ответил Консель.
— Но в этом легко убедиться, — сказал я.
Я взглянул на манометр. К моему великому огорчению, он показывал, что мы находимся на глубине трехсот шестидесяти метров.
— Что бы это значило? — вскрикнул я.
— Надо спросить капитана Немо, — ответил Консель.
— Но где мы его найдем? — спросил Нед Ленд.
— Следуйте за мной, — сказал я своим товарищам. Мы покинули салон. В библиотеке никого не оказалось.
Предполагая, что капитан Немо находится в будке рулевого, я решил, что лучше будет его подождать. Мы все трое возвратились в салон. Я обойду молчанием жалобы канадца. Это был его день, он мог раздражаться сколько было ему угодно, никто ему не возражал.
Мы пробыли, таким образом, почти двадцать минут, прислушиваясь к малейшему шуму, раздававшемуся внутри «Наутилуса», когда в салон вошел капитан Немо. По-видимому, он нас не заметил. Его обычно бесстрастное лицо на этот раз выражало беспокойство. Он молча посмотрел на компас, на манометр и установил палец на ту часть карты, которая изображала моря Южного полюса. Я не хотел его прерывать. Но спустя несколько минут, когда он обернулся ко мне, я обратился к нему с теми же словами, которые им были сказаны в Торресовом проливе:
— Приключение, капитан?
— Нет, господин профессор, — ответил он, — на этот раз серьезное происшествие.
— Важное?
— Возможно!
— Угрожает опасность?
— Нет!
— «Наутилус» сел на мель?
— Да!
— И это произошло от…
— От каприза природы, но не от неопытности людей. В маневрировании судна не было ни одной ошибки. Судно должно было подчиниться закону равновесия. Можно противиться людским законам, но не законам природы.
Странную минуту выбрал капитан Немо для выражения своих философских мыслей. К тому же его ответ ничего мне не разъяснил.
— Позвольте спросить вас, капитан, — обратился я к нему, — какая причина этого происшествия?
— Огромная ледяная глыба, целая гора, перевернулась, — ответил он. — Когда основания ледяных гор подмывают более теплые воды, центр тяжести всей массы льда перемещается — подымается выше, тогда они переворачиваются или опрокидываются. Это самое и случилось. Одна из ледяных глыб, опрокинувшись, столкнулась с «Наутилусом», который шел под водой. Затем она подвернулась под его корпус и приподняла его. «Наутилус», врезавшись в эту глыбу, свалился набок, и в этом положении находится до сих пор.
— Разве нельзя освободить его, опорожнив его резервуары, чтобы восстановить равновесие?
— Это и делается теперь, господин профессор. Вы должны слышать, как работают насосы. Взгляните на стрелку манометра, она показывает, что «Наутилус» поднимается, но вместе с ним поднимается и ледяная глыба, и положение судна не изменится до тех пор, пока какое-нибудь обстоятельство не поможет судну от нее освободиться.
Действительно, «Наутилус» продолжал лежать, сильно накренившись на правую сторону. Очевидно, что он выпрямится, как только отделится от глыбы. Но кто знает, что к этому времени мы не столкнемся с толстым слоем льда, покрывающим поверхность воды, и не будем, таким образом, сжаты сверху и снизу льдами?
Я размышлял обо всех возможных последствиях нашего положения, в то время когда капитан Немо продолжал следить за движением стрелки манометра. «Наутилус» после столкновения успел подняться почти на сто пятьдесят футов, но по-прежнему находился под тем же углом в наклонном положении.
Внезапно в его корпусе произошло легкое движение, и «Наутилус» стал понемногу выпрямляться. Предметы, висевшие в салоне, стали принимать свое нормальное положение. Стены приближались к вертикальной линии. Все мы хранили полное молчание. Мы наблюдали с взволнованными сердцами и чувствовали это выпрямление. Пол под нами принимал все более и более горизонтальное положение. Так прошло десять минут.
— Наконец мы стоим прямо! — вскрикнул я.
— Да, — подтвердил капитан Немо, направляясь к дверям салона.
— Судно может дальше плыть? — спросил я его.
— Конечно, — ответил он, — как только резервуары будут опорожнены, «Наутилус» немедля поднимется на поверхность воды.
Капитан вышел. Вскоре по его приказанию «Наутилус» был остановлен и перестал всплывать. Оказалось, что судно ударилось о нижнюю поверхность сплошного льда. Таким образом, «Наутилусу» приходилось оставаться под водой.
— Мы удачно выбрались! — воскликнул Консель.
— Да, — ответил я, — нас бы могло раздавить между этими ледяными массами, или по меньшей мере мы могли быть заперты. И тогда, за отсутствием воздуха… Да, мы счастливо избежали опасности.
— Миновала ли опасность? — тихо проговорил Нед Ленд.
Я не хотел вступать с канадцем в бесполезный спор и потому ничего ему не ответил. К тому же в эту минуту ставни раскрылись, и внешний свет ворвался в салон.
Мы, как я уже говорил, находились под водой, и по обеим сторонам «Наутилуса» на расстоянии десяти метров поднимались прозрачные ледяные стены. Вверху нижняя поверхность сплошного льда образовала необъятный потолок. Внизу перевернувшаяся глыба льда задержалась, встретив сопротивление своему подъему в боковых стенах, и продолжала оставаться в этом положении. Таким образом, мы оказались заключенными в ледяном туннеле, имевшем двадцать метров в ширину и наполненном водой. Следовательно, «Наутилусу» можно было выйти отсюда, двигаясь вперед или назад вдоль туннеля, а затем, пройдя его и опустившись на достаточную глубину, свободно продолжать путь под сплошным льдом. Свет, посылаемый потолком, погас, но салон продолжал быть ярко освещенным. Ледяные стены отражали свет маяка с изумительной силой. Я не нахожу слов, чтобы выразить тот эффект, который производили электрические лучи, проникавшие в эти громадные и причудливого очертания массы льда; каждый уголок, каждое ребро, каждая площадка сияли различными световыми переливами основных цветов. Казалось, перед нами ослепительная копь драгоценных камней, и в особенности сапфиров, голубые лучи которых сливались с зеленым блеском изумрудов. Местами появлялись нежные опаловые оттенки среди ярко сверкавших искр, похожих на бриллианты, блеск которых не мог вынести глаз. Напряженность электрического света удесятерялась, так как он проходил сквозь выпуклые стекла маяка и светил на близком расстоянии.
