Владимир Санин - Сборник "Семьдесят два градуса ниже нуля"
Длинный, нескладный, с цыплячьим пушком на щеках, Шурик был постоянным объектом шуток. То ему на день рождения дарили пипеточки (Шурик носил редкостную обувь сорок седьмого размера), то посылали разгонять шваброй туман, а однажды разыграли целый спектакль: по якобы полученному сверху приказу организовали народную дружину, а чтобы дружинники не остались без дела и могли отчитаться в проделанной работе, назначили Соболева хулиганом. Но шутки, в общем, были дружеские, да и никому в обиду своего напарника Томилин не давал, поскольку успел к нему привязаться. К тому же все знали, что злых розыгрышей Николаич не любят и может крепко за них всыпать: на полярных станциях случалось, что одна жестокая шутка выводила человека из строя на всю зимовку.
Между тем Непомнящий, который сидел за отдельным столиком и что-то рисовал, требует внимания.
– Выношу на обсуждение коллектива, – скромно говорит он, кладя перед Николаичем лист бумаги.
Это был эскиз диплома о переходе через географический Северный полюс: на фоне сетки из параллелей и меридианов – земная ось, на которой висят для просушки несколько пар унтов. С небольшими поправками эскиз мы одобрили, и разговор зашел на любимую тему.
– Бочка с отработанным маслом готова, земную ось смажем, – мечтает Веня, председатель комитета по проведению праздника. – А потом на тракторе – кругосветные путешествия и выдача дипломов наиболее достойным, согласно утвержденному мною списку.
– А разве не все получат? – удивляется Соболев.
– Уравниловка, Шурик, недопустима, – сурово говорит Веня, – она осуждена периодической печатью. Такой диплом – документ не шуточный, дает право на бесплатный проезд и персональный оклад. Вот ты, например, официально зафиксированный и разоблаченный общественностью хулиган-пятнадцатисуточник – разве дать тебе диплом? Или Кореш – у него только и заслуг, что профессионал по дамской части. Или возьмем Кузьмина, из-за безынициативности которого имеет место непрохождение радиоволн в ионосфере.
– Будто это от него зависит, – фыркает Шурик.
– Они шутят, – разъясняет Шурику Кузьмин. – У них благодушное настроение после ужина-с.
– Физик, а умный, – с уважением говорит Веня. – Все понимает.
– Вы, остряки, – вмешивается Груздев. – По моим прогнозам Льдина пройдет в стороне от полюса.
– Второй фурункул вам туда, где он был! – пугается Веня. – Сергей Николаевич, а вы как думаете?
– Ветры и течения нами командуют, Веня. Повлиять на линию дрейфа мы можем так же, как на лунное затмение. Ну, а в крайнем случае попросишь Белова подкинуть тебя туда на часок отметиться, тебе он это сделает! Тем более опыт таких полетов у Кузьмича имеется.
Веня с деланным ужасом вжимает голову в плечи: Белов дал страшную клятву ему отомстить. С месяц назад Веня проходил мимо домика Николаича и увидел в окошко, что Белов разбирает и смазывает пистолет. В это время зазвонил телефон, Белов снял трубку, потом оделся и пошел на радиостанцию. Такого случая Веня, конечно, упустить не мог. Он быстро разыскал подходящий винтик, вбежал в домик и положил в груду смазанных частей. Затем в течение дня то один, то другой зритель осторожно заглядывал в окошко, умирая от смеха при виде совершенно озадаченного и даже взбешенного Белова, который никак не мог собрать пистолет: каждый раз оставался лишний винтик. Что же касается «опыта таких полетов», на что намекнул Николаич, то он заключался в следующем. Весной, в период доставки грузов на Льдину, тот самый репортер, который «клюнул» на осетров, в порядке компенсации за розыгрыш напросился в полет с «прыгунами» на полюс. Полет действительно состоялся, однако в приполюсном районе был сплошной туман, и посадку произвели километрах в сорока от заветной точки. Но спектакль был устроен по всем правилам: бортмеханик дымовой шашкой нанес концентрические круги вокруг «земной оси», а репортер в мужественной позе первооткрывателя запечатлелся на этом фоне. И лишь когда полетели обратно, штурман «случайно» проговорился…
– Продолжим? – нетерпеливо предлагает Дугин. Он сегодня уже дважды проигрывал в «чечево» и жаждал реванша.
Мы с Николаичем уединяемся за дальним столиком. Сегодня я проводил обследование по полной программе, но доложить результаты еще не успел.
– Излагай, – говорит Николаич.
– В общем, нормально, как положено в полярную ночь: потеря веса, понижение давления и ярко выраженная аристократическая бледность – мало бывают на свежем воздухе. Осокин, к примеру, потерял пять килограммов. И нервишки у многих, учти, натянуты, как фортепьянные струны.
– Осокин – это ясно, наберет, когда успокоится. А с нервишками что-то надо делать, причем немедленно. Что предлагает медицина?
– Если немедленно, я бы на твоем месте половину ребят отправил в Сочи.
– С билетами на самолет трудно.
– Тогда давай расчистим площадку и футбол затеем под прожектор. Или хотя бы бадминтон.
– А если утреннюю зарядку на воздухе, обязательную для всех?
– Хорошо бы, но я так и слышу дуэт Груздева и Вени: «Еще один такой приказ – и от человека ничего не останется!» Сгоняем партию?
Мы расставляем шахматы. За окном не унимается пурга, уже вторую неделю метет. Пурга то стихает, то вдруг снова срывается с цепи. Каждый день приходится кого-то откапывать, сегодня, к примеру, меня. Но предусмотрительный Николаич так расположил домики, что их двери ориентированы на разные страны света и одновременно засыпать нас не может.
– «От человека…» – ворчит Николаич, делая ход. – Мягкотелый ты интеллигент, Саша.
– От интеллигента слышу.
– Предлагаю королевский гамбит. Как только пурга утихнет, расчистим площадку.
– Принимаю. Ну, а еще чем ты озабочен?
– Вот этими самими нервишками. Тем, что мы, не сговариваясь, каждое утро встаем с левой ноги.
– А если конкретно?
– Обрати внимание, как они друг на друга смотрят.
– Уже обратил. Кореш и Махно по сравнению с этой парочкой друзья до гробовой доски. Кажется, перемирие кончается.
– Кончилось, Саша. Как заметил дядя Вася «в одной берлоге двум медведям не ужиться».
– Боишься взрыва?
– Пусть они сами его боятся, друг мой! Шах.
– Вижу. А что, если я поселю своего длинноухого в медпункте? Все-таки легче будет проводить разъяснительную работу.
– Вообще-то механикам положено жить вместе, но согласен, Э, да у них цирк начинается.
Провожаемый дружескими советами, Дугин лезет под стол и ревет с такой силой, что в тамбуре тревожно лают разбуженные собаки. А тут еще Горемыкин заливается своим визгливым смехом, ему по-жеребячьи жизнерадостно вторит Шурик Соболев – в самом деле цирк.
