Иоганн Висс - Новый швейцарский Робинзон
Едва прошло несколько минут по исполнении моего поручения, как мы услышали в юго-восточном направлении, то есть в стороне, куда мы ни разу не плавали, выстрел, затем другой, третий и до семи. Теперь уже нельзя было сомневаться в присутствии корабля вблизи нашего острова; оставалось лишь узнать намерения экипажа.
Мы возвратились к своим, не подав им никакого знака.
Они стали осыпать нас вопросами, на которые, понятно мы не были в состоянии отвечать; но я объявил, что намерен, вместе с Фрицем, отправиться на поиски, и план был единодушно принят. Особенно Женни, обыкновенно столь спокойная и рассудительная, обнаруживала самую пылкую радость, уверяя, что на корабле должен непременно находиться ее отец, который, прибыв в Лондон и узнав о судьбе своей дочери, непременно переплыл моря и явился отыскивать ее. Я не решался разуверять бедную девушку, но не разделял ее надежды.
И потому я распорядился припрятать наши запасы и принял другие предосторожности. Затем, когда Фриц и я сели в кайяк, жена, мисс Женни и три мальчика отправились в пещеру, уведя с собой скот.
Следуя мысли, пришедшей Фрицу несколько месяцев до этого, мы нарядились дикарями, рассчитывая, что во всяком случае такой костюм должен был ослабить подозрения новоприбывших. Тем не менее, конечно, мы захватили с собой свое лучшее оружие, которое и уложили на дно челна.
Около полудня мы отплыли от берега и час спустя обогнули восточный мыс залива Спасения.
Проплывя около двух часов вдоль берега, совершенно незнакомого нам, мы достигли мыса. Мы стали огибать его, держась как можно ближе к берегу, чтобы иметь случай обозреть море, не будучи сами замечены. Каково же было наше удивление, когда, обогнув мыс, мы увидели на расстилавшемся за ним заливе великолепное трехмачтовое судно, стоявшее на якоре под английским флагом. Фриц хотел тотчас же грести к кораблю. Я едва удержал его соображением, что с нашей стороны было бы чрезвычайным неблагоразумием отдаться во власть людей, которые, может быть, для того лишь и выкинули английский флаг, чтобы вернее произвести грабеж.
И потому мы остались в углублении за выдавшейся скалой, которая, закрывая нас, дозволяла нам наблюдать все, происходившее на корабле и на части берега, против которой судно бросило якорь.
На небольшом расстоянии от берега была раскинута большая палатка, а перед ней пылал костер, на котором жарились куски мяса. Экипаж казался нам многочисленным и потому мог быть опасен. На палубе корабля расхаживало двое часовых. Решившись выплыть из бухты, мы были замечены этими часовыми; один из них исчез и вскоре возвратился на палубу с офицером, направившем на нас подзорную трубку.
— Это капитан, — сказал Фриц, — его можно узнать по мундиру. Нам нечего опасаться, папа, потому что по лицу он, очевидно, европеец.
Замечание Фрица было справедливо; тем не менее я еще не решался подъехать к кораблю. Я приставил рупор и изо всех сил крикнул по-английски: «Englishmen good men!» (Англичане хорошие люди!), не прибавляя никаких пояснений. Капитан, принявший нас за дикарей, знаками приглашал нас приблизиться, показывая нам куски красного сукна, топоры, гвозди, ожерелья и другие вещи, служащие для меновой торговли с дикими жителями Нового Света. Эта ошибка очень забавляла Фрица и меня, но не могла служить нам достаточным ручательством в дружественном расположении экипажа. На всякий случай мы решили показаться этим иностранцам в более внушающей обстановке. Мы распростились знаками и быстро скрылись за скалой. Радость удвоила наши силы, и мы вскоре достигли пещеры, где нас ожидали с нетерпением. Вся семья одобрила благоразумие и осторожность, руководившие нами при этой встрече!
Обсудив наше положение, мы порешили на следующий день выступить в море на пинке и приблизиться к кораблю возможно торжественнее.
Остальную часть дня мы провели в снаряжении судна и приготовлении нашей одежды. Мы собрали некоторое количество лучших плодов и главных произведений нашего острова, намереваясь поднести этот запас в дар капитану, чтобы внушить экипажу высокое понятие о нашем могуществе и богатстве.
На следующий день после завтрака мы снялись с якоря. Жак и Эрнест поместились подле заряженных пушек. Фриц, в костюме морского офицера, поплыл вперед на кайяке.
Как только мы завидели английский корабль, который возбудил во всех нас, и особенно в Женни, живую радость, я велел поднять британский флаг, и он стал развеваться с верхушки мачты и с носа судна.
Английский экипаж сильно изумился, увидев судно с распущенными парусами, гордо входящим в залив.
На некотором расстоянии от корабля мы подобрали парус; я с Фрицем перешли на буксированную нами шлюпку и подплыли к кораблю чтобы приветствовать капитана, который, стоя на палубе, обратился к нам с самым дружеским приглашением причалить к кораблю.
Этот достойный офицер принял нас с прямодушием истого моряка, повел нас в свою каюту и предложил распить с ним бутылку старого капского вина, в то же время осведомляясь, вследствие каких событий мы живем на острове, на котором он думал найти только дикарей. Я рассказал ему вкратце историю нашего крушения и водворения на острове, нашу жизнь на нем и встречу с мисс Женни и в заключение спросил, не случалось ли ему слышать что-либо о сэре Монтрозе. Капитан ответил, что по имени знает отца нашей молодой гостьи и слышал, будто сэр Монтроз, прославившись своей экспедицией, счастливо прибыл в Портсмут, а затем переехал в Лондон, где и поселился. Относительно себя самого капитан сообщил, что его зовут Литльстоном и что он командует яхтой Ликорной. Он исполнял поручение, по поводу которого выразил намерение обратиться ко мне впоследствии за некоторыми сведениями. Застигнутый бурей, он очень обрадовался находке прекрасной гавани у острова, который до того времени был ему совершенно неизвестен. Простояв несколько дней на якоре, экипаж корабля был сильно изумлен нашими пушечными выстрелами, которым и отвечал для разрешения загадки.
После этих слов капитана я пригласил его на нашу пинку, чтобы представить ему мое семейство. Он охотно согласился и, сев в одну из корабельных шлюпок с двумя гребцами, переехал на наше судно. Само собой разумеется, что он был встречен здесь изъявлениями живейшей радости, особенно мисс Женни наслаждалась возможностью говорить о своем отце с соотечественником.
Между пассажирами корабля находилось английское семейство, с которым мы тотчас же познакомились. То была семья мистера Уольтона, механика и кораблестроителя, которого здоровье сильно страдало во время путешествия; нежные заботы его жены и двух прелестных дочерей, одной четырнадцати, другой двенадцати лет, мало облегчали его положение; мистеру Уольтону нужно было переехать на сушу. Мы с удовольствием предложили этой семье радушный приют в пещере, где она могла найти удобства, которых нельзя доставить на корабле. Уольтон и его семья с благодарностью приняли наше предложение и в тот же день перебрались в наше жилище.
