Людмила Шапошникова - По Южной Индии
Шах Джахан жаловалась на дороговизну.
― Очевидно, — сказала она, — нам придется покинуть этот дом. Он мне не по средствам, надо найти что-нибудь другое.
Да, но зачем держать столько слуг, если тебе не хватает денег, заметила Риасат.
― Но это традиция нашего дома. Да и обходиться без них мы не можем, ведь дом — большой.
Пора отказаться от традиций, если они тебе не по карману.
Шах Джахан отправила очередную порцию пана в рот и задумалась.
― Да, — прервала она молчание, — деньги текут. Очень много приходится платить и за образование детей.
― Ты, конечно, не привыкла и не умеешь считать деньги, ― возразила Риасат. Сама она работала, и вместе с мужем они содержали большую семью.
В лице Шах Джахан мелькнула какая-то полупокровительственная улыбка.
Меня ведь этому не учили. Денег было всегда достаточно. Ты, конечно, другое дело…
― Ты бы занялась чем-нибудь, — посоветовала Риасат.
― Что ты! Я ведь ничего не умею делать.
В это время в комнату вошел пожилой мужчина в феске. Его небольшие глазки воровато перебегали с предмета на предмет.
Мир вам, мэм-сахиб, — сказал вошедший. — Я пришел навестить вас…
Человек изогнулся в подобострастном поклоне.
Хорошо, хорошо, пойди пока подожди на кухне.
Человек, пятясь, вышел.
― Это мой старый слуга. Многих из них я не могу сейчас взять, но мне им приходится помогать.
― Но ведь они работают в другом месте, — рассмеялась Риасат. ― И им, очевидно, платят.
― Да, но существуют наши семейные традиции. Видно, к этой, по-своему неплохой, но беспомощной женщине, вернee, к ее деньгам присосался не один мелкий паразит. Физиономия «старого слуги» больше напоминала о продувном мошеннике, чем о преданности и бескорыстии.
― Мне кажется, что деньги не могут кончиться, поэтому я их и трачу без оглядки.
Риасат иронически усмехнулась.
А я вспомнила мистера Низамуддина. Он, наверно, тоже не верил, что деньги могут кончиться. Психология всех этих «бывших» людей, очевидно, одинакова. Им трудно поверить, что наступят и наступают дни, когда им придется считать каждую ану, потому что в их прежней жизни не было таких дней. И каждый из них думает о том, что свершится чудо и былое вернется. Но чудес даже в Индии сейчас не бывает, а деньги уходят…
Я возвращалась домой поздно вечером. Город еще не затих. В теплом ночном воздухе стоял разноголосый шум толпы. Главную улицу заливали цветные огни реклам, фонарей, ярко освещенных окон. И этим шумным, живущим напряженной жизнью улицам не было абсолютно никакого дела до стареющей, непрерывно жующей пан женщины, бессильного и никчемного потомка крупного феодального рода…
Феодалы разоряются… Но есть среди них и особая группа. Эта группа очень небольшая, но она существует. Это те, кто не поклоняется бессмысленно своему прошлому и былым традициям, кто смог разглядеть новые возможности для себя: и своих денег в мире капитала и наживы. Некоторые навабы и раджи, ловко пустив в оборот оставшиеся деньги, превращаются в дельцов капиталистического толка. Один из таких людей — раджа Гирджи. Капиталистическое предпринимательство оказалось для него тем целебным вливанием, которое возродило феодальный блеск его дома, но только на несколько иной основе.
Раджа занялся торговлей, приносящей значительный доход, и продолжал жить на широкую ногу. И эта его жизнь удивительным образом сочетала былую феодальную роскошь, и традиционный уклад с напряженной атмосферой капиталистического бизнеса.
Дворец Гирджи — один из богатых в Хайдарабаде. Это большое здание с мраморными колоннами. Перед парадным входом огромный английский парк со статуей Геркулеса в центре. Просторные комнаты обставлены по-европейски. Мебель, обитая гобеленами, ковры, картины. Лепные потолки расписаны. На столах и в шкафах множество фарфоровых статуэток. Они тоже европейские. Буколические пастухи и пастушки, маркизы, амуры… Среди фарфоровых безделушек бронзовые фигурки императоров и полководцев: Нельсон, Наполеон…
Все содержится в порядке, нигде ни пылинки. Каждая-комната по существу выставка. Хозяева, собрали в них много дорогих, но чуждых им по духу вещей и расставили так, чтобы все было видно. И выбор вещей и их размещение свидетельствуют о кичливой и тщеславной гордости феодала и безвкусице торговца. То же напыщенное тщеславие звучит в словах молодого раджи, когда он говорит: «Наш род аристократический, мы одни из тех, на ком держалось государство».
Хозяин обращает мое внимание на портреты предков. Вот Салар Джанг I.
— Это самый знатный человек Хайдарабада. Он — второй после низама. Правда, он не прямой наш предок, но мы связаны с ним родственными узами.
У первого Салар Джанга мужественное лицо, телосложение воина. А молодой раджа небольшого роста, изнеженный и хилый. Он скорее похож на слабую девушку, чем на мужчину.
― А это последний премьер-министр низама.
— Мой отец, — вступает в разговор молодая рани. У нее очень светлая кожа и тонкие злые губы. В ее голосе иногда слышатся повелительные нотки. Повелевать она училась с детства. И сейчас слуги в доме ее мужа покорно опускают глаза под холодным взглядом молодой хозяйки. А слуг во дворце много, они неслышными тенями скользят в комнатах, и парке. Их больше пятидесяти.
Через множество комнат мы проходим во внутренние покои дворца, а оттуда попадаем на большую веранду с мраморными колоннами. На веранде накрыт чайный стол. Мы садимся. Перед верандой небольшой сад-двор. Это уже не английский парк, а индийский внутренний дворик. Около небольшого водоема журчит несколько фонтанов. Вдоль каменной стены сада растут розовые кусты. Вечерний воздух напоен прохладой бьющей воды и запахом чудесных персидских роз.
― Чем вы занимаетесь? — спрашиваю я хозяина.
― О, я так же, как мой отец и брат, бизнесмен. Видите ли, когда еще существовало княжество, мы владели крупным джагиром. Потом его отобрали. Вместо дохода с джагира мы имеем теперь тысячу рупий ежемесячно в качестве компенсации. На эти деньги мы в основном содержим дворец. А постоянный наш доход — другой. Теперь это бизнес, Он приносит тоже немало. Многие из аристократии теперь разоряются, а наш род всегда отличался устойчивостью.
Устойчивость — качество хорошее. Ну, а если времена бизнеса и наживы за счет миллионов нищих пройдут, чем тогда займется этот хилый раджа?
…Когда спускается на город вечер, у ярко освещенных подъездов дорогих отелей и европейских ресторанов выстраиваются, блестя лаком, автомобили новевших марок. Это городские дельцы и предприниматели приехали приятно закончить свой день. Новая знать старого Хайдарабада сорит деньгами… Когда-то этим же самым здесь занимались низамовские раджи и навабы. Теперь деньги ушли, но привычки, или, как говорила Шах Джахан, «традиции», остались.
