Жюль Верн - Южная звезда
— Итак, Матакит, — начал он снова, — ты пришел сюда искать работу, не правда ли?
Кафр утвердительно кивнул.
— Хочешь работать со мной вместе? Я буду содержать тебя, я дам тебе инструменты и буду платить тебе двадцать шиллингов в месяц.
Это была плата, установленная в том краю, и Сиприен знал, что не может предложить кафру больше этой цифры, не рискуя навлечь на себя гнева всех обитателей прииска. Он решил про себя дополнить эту скудную сумму подарками.
Вместо всякого ответа Матакит улыбнулся, показав при этом белые зубы, и снова положил себе на голову руку своего покровителя. Контракт был подписан.
Сиприен увел тотчас же к себе своего нового слугу.
Достав из чемодана полотняные панталоны, фланелевую сорочку и старую шляпу, он отдал все эти вещи Матакиту, который просто не верил своим глазам. Видеть себя одетым в такой великолепный костюм тотчас же по прибытии на прииск, — это превосходило самые смелые мечтания бедняги. Он не знал, как выразить свою благодарность и свое счастье. В одно и то же время он прыгал, хохотал и плакал.
Но молодому кафру было необходимо с неделю отдохнуть при хорошем питании, прежде чем приняться за работу. Это время он и его учитель употребили с такой пользой, что к концу недели Матакит был уже в состоянии вполне понятно, хотя и неправильно объясняться по-французски. Сиприен воспользовался этим, заставив кафра рассказать ему о своей жизни. История жизни Матакита была очень несложна. Матакит не знал даже названия своей родины, она находилась, по его словам, в горах, в той стороне, где восходит солнце. Все, что он мог сказать, это то, что в этом краю живется очень плохо. Соблазнившись примером некоторых воинов своего племени, которые разбогатели, покинув родину и отправившись на алмазные поля, он решил попытать, в свою очередь, счастья. Все желания его сводились к красному плащу и ста серебряным монетам. Кафры презирают золото. У них явилось предубеждение против него с того времени, как европейцы завели с ними впервые торговлю, расплачиваясь золотом.
А что станет делать с этими ста серебряными монетами тщеславный Матакит, если он действительно получит их? Он купит на них красный плащ, ружье и пороху и возвратится после этого в свой крааль. Там он купит себе жену, которая станет работать на него, будет ходить за коровой и обрабатывать маисовое поле; при этих условиях он будет человеком всеми уважаемым и сделается вождем племени. Все станут завидовать его богатству и ружью, и он умрет в почете, дожив до глубокой старости.
Таким образом у Сиприена завелся слуга и помощник. По рекомендации Матакита Сиприен взял ему в помощь еще одного молодого кафра по имени Бардик. Этот кафр оказался тоже способным и дельным парнем.
Вскоре у Сиприена появился еще и третий служащий — китаец Ли, приезжий из Кантона. Ли держал на приисках прачечную, и жилось бы ему неплохо, но его преследовал все время тот же злостный итальянец Панталаччи. Положительно житья ему не давал и грозил, к ужасу Ли, отрезать ему косу. Эти преследования довели однажды китайца до такого отчаяния, что он даже покушался на самоубийство, повесившись на собственной косе. Сиприен случайно увидел это, вынул китайца из петли и пригласил его к себе на службу.
Глава пятая
СЕРЬЕЗНЫЙ ОПЫТ
В течение целых пятидесяти дней Сиприен не нашел на своем участке ни одного алмаза.
Из-за этой неудачи он стал чувствовать в себе всевозраставшее отвращение к ремеслу искателя алмазов — ремеслу, казавшемуся ему теперь совершенно невыгодным, если человек, занимающийся им, не имеет такого капитала, чтобы откупить хороший участок земли и нанять для работ хотя бы дюжину кафров. А потому, отпустив однажды утром на копи Матакита, Бардика и Томаса Стила, Сиприен решил в этот день остаться дома и ответить на письмо своего друга Фарамона Берте, который прислал ему о себе с берегов Лимпопо весть через торговца слоновой костью, ехавшего в Капскую колонию. Фарамон Берте был страстный охотник и человек с независимыми средствами. Он уж в третий раз приезжал в Африку охотиться. В Грикаланде его знали уже давно, и Сиприен Мере ехал туда с ним вместе из Европы, а затем Фарамон уехал охотиться на север. Фарамон Берте, судя по письму, был в восторге от своей жизни, исполненной приключений, и от своей охоты. Ему удалось уже убить трех львов, шестнадцать слонов, семь тигров и бесчисленное множество жирафов и антилоп, не считая другой мелкой дичи. Добычей от своей охоты он содержал весь взятый им с собой отряд из тридцати человек негров-бассутов.
В конце письма приятель настойчиво звал Сиприена приехать на берега Лимпопо и поохотиться вместе с ним.
Сиприен только что дочитал письмо, как вдруг раздался страшный грохот — случился обвал на его прииске, причем Матакит оказался засыпанным землей. Его откопали едва живого. При этом Томас Стил обратил внимание, что кафр все время сжимает в руке кусок земли. Кафра привели в чувство, и он скоро оправился, но этот случай сильно подействовал на Сиприена. Ему опротивела работа в алмазных полях, и он пошел к Алисе Уоткинс поделиться своими мыслями.
Он рассказал молодой девушке о своих сомнениях, а также о том письме, которое он получил от Фарамона Берте. Не последовать ли ему в самом деле совету своего друга? Что потеряет он, если поедет в Лимпопо и попытает счастье на охоте? Это было бы, без сомнения, более благородным занятием, чем скрести землю, эксплуатируя несчастных рабочих.
— Что вы думаете об этом, мисс Уоткинс? — спросил он у нее. — Ведь вы обладаете таким тонким пониманием сущности всех вещей и таким большим запасом здравого смысла. Мне так нужен ваш совет! Я потерял душевное равновесие. Для того чтобы снова стать на путь истины, мне нужно, чтобы дружеская рука указала мне этот путь.
Так чистосердечно говорил он, испытывая удовольствие побороть свою обыкновенную скрытность и поделиться с этим милым, кротким существом своими задушевными мыслями. Джон Уоткинс в это время дремал, сидя в кресле, и ему было, по-видимому, совершенно безразлично, говорили молодые люди между собой по-французски или по-английски, а потому они продолжали разговор на французском языке.
С большим участием выслушав Сиприена, Алиса сказала ему:
— Все, что вы сейчас мне говорили, не составляет новости для меня, Мере: я все это передумала за вас раньше. Мне трудно было понять, как это инженер, ученый, вообще такой человек, как вы, может с легким сердцем вести ту жизнь, какую вы ведете. Не есть ли это преступление против вас самих и против науки. Отдать свое драгоценное время работе чисто механической, работе, которую простой кафр или готтентот сделает лучше вас, уверяю вас, это нехорошо.
