Арнольд Якоби - Сеньор Кон-Тики
— Открытия могут быть не только географическими, — ответил Тур. — На свете есть еще много загадок, например, загадка острова Пасхи.
Честное слово! Он так и сказал, я по сей день слышу эти слова.
Конечно, мы говорили и о девушках. Кино и иллюстрированные журналы тогда еще не принялись выколачивать прибыль из молодежных проблем и вопросов пола. Девушки нас привлекали, но мы страшно смущались, Тур особенно, он дико боялся, как бы кто не подметил его интерес к ним.
Несомненно, тут сыграла роль его мать, хотя она, наверное, не подозревала об этом.
— Что вы, Тур равнодушен к девушкам, — говорила она. — Его занимает только зоология.
Слыша это снова и снова, Тур и сам в конце концов решил, что неудобно признаваться, насколько больше занимают его девушки, чем зоология. Они были эфирными созданиями из другого мира. Вот его тогдашний идеал: девушка должна быть красивой, сердечной и справедливой. Больше того, естественной и простой: она не должна красить губы, делать маникюр. Нелепо пытаться приукрасить то, что дано тебе самой природой.
В вопросах веры на него сильно влияли взгляды матери. Он допускал, что есть вещи, непостижимые для разума, но священники, ритуалы, псалмы и церковные службы — все это надуманно, искусственно. Только в причастии осталось что-то исконное, правда с оттенком жертвоприношений и людоедства, который ему казался отвратительным. Он упорно, упрямо говорил об этом.
От религии был всего один шаг до вопроса, который смолоду занимал мысли Тура и побудил его принять очень важное решение. Прелесть горного приволья, наполовину религиозное преклонение перед природой и животным миром, мелкие огорчения, которые никого из нас не минуют, чувство одиночества, сложные домашние обстоятельства — все это заставило его усомниться в тощ, что цивилизация — благо для человечества. Что в ней ценного? Со временем эта проблема стала для него одной из главных.
В эти годы Тур часто был предоставлен самому себе. Мать занималась своими делами, отец постоянно разъезжал, товарищи по школе увлекались тем, что его не интересовало. В эту пору он и открыл мне свою душу. Мы убедились, что на многое смотрим одинаково, оставаясь при этом достаточно несхожими, чтобы нам было, о чем поспорить. Я увлекался музыкой. Тур тоже ее любил, но изучать не хотел. Ему были важны вызываемые музыкой чувства, а не техника и теория. Еще равнодушнее относился он к литературе. Стихи до него не доходили, романы он считал суррогатом жизни. Когда мать советовала ему почитать Гамсуна или Ундсет, он с апломбом молодости возражал, что не хочет подвергаться влиянию чужого вымысла. Лучше самому узнать жизнь, причем узнать, тесно общаясь с природой.
В девятом классе мысли Тура о контрасте между природой и цивилизацией начали складываться в мировоззрение. Он постоянно говорил о «возврате к природе». Мозг современных людей набивается до отказа не столько собственными наблюдениями, сколько тем, что преподносят книги, газеты, журналы, радио и кино. А в итоге — перегрузка мозга и ограниченная способность к восприятию. Человек нецивилизованного мира нагружает мозг только повседневными наблюдениями, познает лишь то, что черпает из собственного опыта и устных преданий. Поэтому ум такого человека всегда остер и открыт для нового, его инстинкты не приглушены, все чувства в нем живы.
Конечно, проблема эта сложная и многогранная. Чтобы понять недостатки и пороки цивилизации, их нужно видеть со стороны. Члены нашего общества сами не могут судить, хорошо или плохо то, что ими создано, для этого надо иметь, с чем сравнивать. Цивилизация все равно, что полный дом людей, которые никогда не выходили за дверь. Никто из них даже не знает, как выглядит дом, в котором они живут. Кто-то должен решиться и выйти из дома, чтобы рассказать другим, каков он. Кто-то должен быть первым.
Впервые я заметил в Туре нерешительность, когда он говорил о своих планах на будущее. Может быть, он и не остановится на естествознании. Может быть, ему суждено выйти за дверь и увидеть то, чего никто не видел.
Чем старше становился Тур, тем яснее ему было, что между родителями происходит что-то неладное. Отец все реже показывался дома и наконец вовсе уехал из Ларвика. Было сказано, что он едет отдыхать в Устаусет, но на самом деле вышло иначе. Пока госпожа Алисон жила в старом доме, он туда больше не возвращался. Без ведома Тура родители договорились разойтись. Оба старались держать это в тайне, и до юридического развода не дошло, они щадили сына. Конечно, Тур был огорчен, но все развивалось так медленно, так постепенно, что этот исход не оказался для него ударом. И ведь он привык, что отец все время разъезжает. Поняв, что отец уже не вернется, Тур старался использовать каждую возможность, чтобы повидаться с ним.
В год окончания Туром школы в комнатах дома было тихо, грустно и тоскливо. Но как раз этот год был богат яркими и интересными событиями, которые помогли Туру справиться с одиночеством и грустью. Все мы независимо от успеваемости предвкушали праздник окончания школы, эту пору короткого, но бурного цветения, когда мы превратимся в красные цветы в довольно бесцветном городе. Нам предстояла куча дел. Надо было подготовить выпускную газету, поставить школьное ревю. Как всегда в таких случаях, Главная тяжесть легла на плечи нескольких энтузиастов. Среди них были Тур и я, и, конечно, это отразилось на нашем аттестате. Весь учебный год мы во сне и наяву, за столом и в классе думали и говорили только о ревю. Чуть не каждый день собирались на важные совещания и я почти все вечера проводил в комнате Тура, уютной «берлоге» со светлой мебелью, рядом с которой выделялась ярко-красная обивка кушетки. В этой комнате я — самый длинный в классе — под влиянием временного умопомрачения поддался на уговоры исполнить «Умирающего лебедя». И здесь же Тур однажды вечером поборол свою робость и предложил сыграть главную роль — роль знаменитого профессора Пикара, возносящегося к небесам в пивной бочке, в пьеске, которую написал он сам. Тур на подмостках! Тур перед тысячами глаз! Невероятно.
Отзывы на ревю были блестящие. Никогда еще городские газеты не употребляли таких эпитетов. Для нас, выпускников, было сенсацией то, что Тур выступил и проявил несомненные способности в амплуа комика. Мы знали, чего ему это стоило. Но для самого Тура эта победа была куда важнее, чем мы тогда подозревали. Для него это было испытанием, после которого он стал другим человеком. Застенчивость его не покинула, но отныне он не так сторонился людей и прочно вошел в нашу компанию.
В ту весну мы все вместе выезжали на праздники выпускников в соседние города. И заметили, что Тур чувствует себя куда свободнее, чем прежде. Он дольше всех гулял по ночам, иногда до рассвета. Девушки начали поглядывать на него. На вечерах не раз случалось, что какая-нибудь девушка выбирала Тура себе в кавалеры и давала ему понять, что если он мужчина, то должен ее проводить домой после танцев. Конечно Тур был мужчиной, но он всегда изыскивал способ призвать меня на помощь, так как боялся превратиться в соляный столб, оставшись наедине с девушкой. Хотелось бы знать, сколько почтенных дам, теперь уже достигших опасного возраста, поминают недобрым словом мою бестактность. Я честно выполнял долг дружбы, ни на шаг не отставал от Тура и прикидывался дурачком, когда мы проходили мимо моего дома и девушка справлялась:
