Шхуна, которая не желала плавать (СИ) - Моуэт Фарли
Несколько минут спустя раздался какой-то странный звук, напоминавший глухой стон, стон настолько тихий, что, похоже, никто, кроме Фетерстона, его не расслышал. Фетерстон же насторожился. Он поспешил к двери и, открыв ее, выглянул на улицу. Взглянул на небо.
Он увидел немного, но вполне достаточно. Вдали, на западе, все потемнело. Потемнело не потому, что внезапно исчезло солнце — свет застилала черная громада, черная базальтовая скала. Казалось, горная порода внезапно расплавилась и расплескалась по морю, разлетелась над ним, точно сор, подхваченный порывом ветра с корабельной палубы.
По улице, словно преследуя людей, бросившихся в укрытия, скользила тень — надвигалась катастрофа. Фетерстон закричал, предупреждая обитателей отеля о грозящей им опасности. Персонал тотчас же бросился закрывать штормовые ставни и запирать двери. Постояльцы же столпились в главном вестибюле, куда вскоре принесли штормовые фонари.
Стон сделался громче — теперь это был пронзительный звук, бьющий по нервам. Мир потемнел, и мерцание фонарей в приближающемся Змеином Кольце лишь усиливало ощущение ужаса.
Фетерстон и служащие отеля знали, что происходит. Постояльцы же, в большинстве своем, — нет. В «Сент-Джорджесе» было много туристов с материка, и некоторые из них забавлялись, глядя на происходящее. Суета персонала и все приготовления представлялись им забавной игрой.
На борту «Джозефины» никто не веселился. Люди как зачарованные смотрели на приближающееся Змеиное Кольцо — все понимали, что это, возможно, последние минуты их жизни.
Паники, однако, не было. Команда спасателя действовала так же, как солдаты-пехотинцы в последние минуты — перед тем, как попасть под ураганный огонь барражирующих вражеских самолетов.
Фредди Сквайр и Велли Мялс расхаживали по палубам, в последний раз проверяя, все ли люки надежно задраены. К ним присоединился Коули, лично проверивший крепления якорей. Но люди знали: кольцо расширяется и охватывает все пространство вокруг. Они знали, что находятся в плену тьмы, пролившейся на них, точно теплая патока.
В 19.00 на Бермуды обрушилась вторая волна урагана. В течение трех минут ветер набрал ужасающую скорость — 122 мили в час. Десять минут спустя вышли из строя все анемометры на острове.
Ливень начался — хотя вряд ли мы задумывались, когда произносили слово «ливень». Он несся параллельно земле, несся, уничтожая всю растительность, словно кто-то палил по побережью из гигантского дробовика. Каждая капля оставляла на теле глубокую отметину, заметную и через неделю после урагана.
В вестибюле отеля «Сент-Джорджес» электрические лампочки вспыхнули — и тут же погасли. Аварийные же фонари слабо мерцали. Отель содрогался словно агонизирующий. И все громче завывал ураган — человеческое ухо уже не воспринимало этот рев; казалось, люди, собравшиеся в холле, внезапно оглохли.
Тем, кто пережил хватку Змеиного Кольца, казалось в этот вечер, 7 октября, что смерть неизбежна.
Времени не существовало, прожитые минуты не имели ничего общего с движением стрелок на часах. Тем не менее, судя по ним, прошло три часа, прежде чем некоторые из постояльцев отеля поняли, что они снова обрели слух.
И вновь зазвучали голоса, которые до этого были не слышны. Люди начали смеяться, а некоторые заплакали. Стены отеля все еще содрогались, но эти содрогания уже не казались предсмертной агонией.
И тут послышались оглушительные удары — стук в забаррикадированную дверь.
— Это даже меня заставило вздрогнуть, — вспоминал Фетерстон. — Мы знали наверняка, что на улицах нет ни одной живой души. С минуту никто не двигался. Потом управляющий пересек холл, отодвинул засовы и чуть приоткрыл дверь. Незнакомец в черном водонепроницаемом костюме, блестящий, словно угорь, только что выловленный из океана, скользнул в дверь и с помощью управляющего вновь запер ее на все засовы. Незнакомец вышел на середину холла. Когда он снял зюйдвестку, я в свете фонарей сразу же узнал Рея Сквайра.
Глава пятая
Перед тем как «глаз» урагана начал проходить над Бермудами, циклон дул с юго-востока. После прохождения «глаза» яростные ветры, вновь обрушившиеся на остров, дули уже с северо-запада.
Когда ветер поутих, «Лейчестер» и «Джозефина» стояли нос к носу, «нацелившись» на юго-восток. Когда же вновь задул ужасный ветер, стало ясно, что идет вторая волна урагана, обрушившаяся на оба судна с кормы.
При обычном шторме суда бы ходили полукругом, огибая военный буй и все время подставляя ветру свои носы. Но этот шторм не был обычным.
— Обрушившийся на нас дьявольский вихрь, — вспоминал Джон Коули, — был подобен удару ледокола в корму. Мы не могли ходить полукругом. Ветер гнал нас к военному бую.
Я находился в рулевой рубке «Джози» и видел этот буй — стальной барабан около двадцати футов в длину и, может быть, десять в диаметре, он проскользнул слева от «Лейчестера» и прошел между ним и «Джозефиной». Я мог только догадываться, что бы произошло, если бы он вклинился между нашим носом и «Лейчестером». Уставившись на буй, я так заинтересовался этим зрелищем, что даже рта не открыл. Но слова тут были ни к чему.
Буй прошел между судами с толчком, который едва не сбил меня с ног. К тому времени, когда я, за что-то ухватившись, снова посмотрел в ту сторону, буй уже исчез из вида.
Видимость упала до нуля не из-за дождя — это океан обрушился на нас. Ураган поднял в воздух тонны воды; вода эта превратилась в соленую грязь, забивавшую рот, нос, легкие. И казалось, что море и небо слились воедино, нельзя было понять, в водной или воздушной стихии мы пребываем.
Мы были словно в подводной лодке — вот и все, что можно сказать о происходившем вокруг нас. Мы ничего не видели, к тому же рев шторма заглушал все другие звуки. Казалось, что мы смотрим немое кино. Коули, братья Сквайр и еще трое или четверо парней — мы собрались в рулевой рубке. Мы видели, как шевелятся наши губы, но едва ли смогли бы что-то услышать, если бы не орали друг другу в ухо.
Нам не нужны были ни глаза, ни уши, чтобы понять, что натворил буй. Он вклинился между нашими судами, — и так нас тащило. Нам потом говорили, что ветер, видимо, достигал скорости более 140 миль в час — а такой ветер может хорошо разогнать судно!
Но самое скверное было то, что буй затянул якорную цепь прямо под днище «Лейчестера», так что судно не могло развернуться и стать носом по ветру. Ветер дул в борт «Лейчестера», и даже тридцать тонн бетонных якорей не могли бы удержать судно более или менее продолжительное время.
Что-то нужно было предпринять. Я решил, что единственный выход — ослабить наши канаты, чтобы освободиться от буя и позволить «Лейчестеру» повернуться носом к ветру. Снял трубку и отдал в машинное отделение приказ: «Приготовьтесь!»; теперь Велли и двоим матросам предстояло выйти на палубу и заняться канатами.
Они ползли на четвереньках, ползли, задыхаясь от ураганного ветра. Ветер был так силен, что с трудом удавалось вздохнуть, а когда наконец удавалось, становилось еще хуже, потому что вдыхали мы вовсе не воздух, а какую-то соленую жижу, своего рода суп.
Велли кое-как добрался до правого борта и сразу понял, что с канатами ничего сделать не удастся — разве что обрубить их. Натяжение было так велико, что ослабить их мы не смогли бы.
Наше носовое крепление состояло из двойного буксировочного троса толщиной в дюйм с четвертью — он использовался на лебедке старого доброго «Фаундейшен Франклина» и был достаточно крепок, чтобы в зимний шторм выдержать довольно крупное судно. Трос обмотан вокруг битенгов, или «голов негров», массивных чугунных отливок, прикрученных болтами к корпусу корабля.
Велли видел только на пять-шесть футов перед собой — такой плотной массой было то, что летало в воздухе. Он немного полежал у борта, соображая, что делать дальше. И вдруг заметил, что битенги начали клониться один к другому. Он сначала не поверил своим глазам, но когда глянул вдоль троса, где он проходил через фальшборт, то увидел, что роульс — такая металлическая литая штуковина толщиной в два дюйма — разлетелся на части и трос разрезает фальшборт.
