Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)
Во время обхода этих холмов мне удалось подстрелить двух зайцев. Северный ветер продолжался и ночью, так что мы укрылись потеплее. Для животных Лобсын и Очир успели нарезать тростника и чия, пока я обходил холмы с ружьём, и мы не отпускали их на ночь.
Утром пошли дальше вдоль восточного подножия Долины ворот, представлявшего плоские холмы, на гребне которых кое-где выступали пласты грубых песчаников с галькой, тогда как другие холмы были заняты густыми зарослями тамариска. В промежутках между ними поверхность почвы часто представляла длинные плоские грядки, состоявшие сплошь из щебня величиной до лесного ореха. Эти грядки имели пологий южный склон и более крутой северный и, очевидно, были наметены силой Ибэ, который уносил с собой и песок, и щебень, который ему было уже не под силу поднимать в воздух, перекатывал и, отвеянный от всей мелочи, нагромождал такими грядами, которые по форме напоминали рябь, образующуюся на поверхности сыпучего песка при ветре, но имели до двух четвертей высоты и до 3 – 4 шагов в поперечнике. Можно было себе представить, с какой силой дул здесь Ибэ, создавая эти грядки отвеянного щебня на дне долины.
Часа через два мы вышли из этих холмов во впадину озера Эби-Нур; последнее было видно впереди, но ближе нетрудно было заметить старую береговую линию озера, на небольшой высоте над современным уровнем, в виде откоса из мелкого щебня, расчленённого ветрами на поперечные к долине грядки. Эта линия ясно свидетельствовала об усыхании озера. Самый же берег последнего поразил нас своими формами; он состоял из глыб льда, толщиной в целую четверть, набросанных друг на друга в полном беспорядке в лежачем, наклонном и стоячем положениях. Между ними ещё кое-где виден был снег, но глыбы большею частью были лишены его. Очевидно, это были в миниатюре торосы полярного льда, нагромождённые во время Ибэ, который сначала взломал лёд замёрзшего уже озера, а затем набросал его глыбы вдоль берегов.
Северный ветер взволновал озеро, которое полностью вскрылось. Его южный берег был виден вдали, также с белой каймой торосов. Мы обогнули озеро по восточному берегу, что заняло час с лишним; шли по твёрдому пляжу, укреплённому морозом, между торосами льда справа и старой береговой линией слева. Ещё левее поднимались уже плоские холмы окраины хребта Майли, которые уходили на восток. Южный берег озера представлял также торосы, но сюда набегали волны, поднятые северным ветром, и торошение льда продолжалось на наших глазах; льдины сталкивались, лезли друг на друга, опрокидывались, громоздились, всё время слышен был шорох; волны набегали, сдвигали и ворошили льдины.
Поднявшись на берег, мы шли по песчаным холмам, наметённым северными ветрами и поросшим разными кустами, пересекли большой тракт Бейлу, шедший из Урумчи через Манас и Шихо вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня дальше к перевалу через этот хребет. Но Лобсын повёл нас прямо к устью ущелья речки Бургусутай, которое видно было впереди в стене Тянь-Шаня, так как по расспросам знал, что там должна быть более короткая верховая дорога через хребет. Действительно, под вечер мы вошли в это ущелье и вскоре нашли хорошее место для ночлега на берегу речки, где имелось достаточно корма для животных. Но тёплый Ибэ сюда, очевидно, не доходил, речка была под льдом, а на траве и кустах лежал небольшой слой снега.
Следующий день мы шли вверх по ущелью Бургусутая; вдоль речки росли кусты и деревья – тополя, тал, джигда, карагач, крутые склоны были скрыты под снегом, над которым возвышались редкие кусты. Через несколько вёрст дорога свернула в боковую долину, по которой мы поднялись в широкую долину между двумя цепями Тянь-Шаня, окаймлявшими её с севера и юга; с обеих сторон тянулись гряды с редким лесом, а дорога шла по сухой долине, поднимаясь всё выше. Но около полудня дорога повернула на юг, перевалила через седловину южной из обеих цепей; здесь уже лежал неглубокий снег; мелкий лес из берёзы, осины, сосны покрывал склоны гор. Мы долго спускались по лесу на юг; становилось теплее, снег исчезал и, наконец, перед нами открылась широкая долина реки Или. Дорога повернула вправо, где вдали уже был виден большой город Кульджа.
К вечеру мы приехали туда. Чугучакский консул дал мне посылочку и письмо к консулу в Кульдже, и мы остановились в консульстве, расположенном на северной окраине города на большом участке со старыми деревьями. Нам отвели небольшой домик для приезжих с тремя комнатами и необходимой мебелью, где мы и расположились на свободе. Но для животных нужно было покупать сено, так как участок представлял несколько домов среди сада и цветников, где пасти верблюдов и лошадей было бы неудобно.
На следующий день, помывшись и переодевшись, я отправился к консулу, а Лобсын ушёл в город, чтобы обойти все постоялые дворы и узнать, нет ли где-нибудь паломников, собиравшихся в Лхасу. К обеду он вернулся и сообщил, что на одном дворе нашёл попутчиков – шесть монголов-торгоутов, собирающихся на днях выступить в Тибет; он отвёл туда своих верблюдов и лошадь, так что в консульстве остались только два моих верблюда, лошадь и ишак Очира.
Я прожил в Кульдже неделю. Свои русские товары быстро продал, частью в консульстве, частью в городе и закупил разные китайские, которых в Чугучаке не было или которые были там дороже, чем в Кульдже, так что я мог продать их с небольшой выгодой, окупавшей провоз. Лобсын каждый день приходил ко мне, и мы беседовали о его путешествии. Паломники направлялись через Юлдус в Турфан и через хребет Куруктаг в Дуньхуан и далее через Цайдам в Тибет; они рассчитывали в начале весны быть в Лхасе, а осенью пуститься в обратный путь, так что через год Лобсын надеялся вернуться в Чугучак.
Я проводил Лобсына до восточных ворот Кульджи, а на следующий день сам отправился домой той же дорогой через Тянь-Шань и по Долине ворот. Теперь Очир ехал во главе каравана и вёл головного верблюда, а я замыкал шествие. Но консул воспользовался моим отъездом и отправил со мной казака, который должен был заменить одного из казаков консульства Чугучака, умершего во время нашего путешествия. Ему это было выгодно, он ехал со мной на своём коне и экономил свои кормовые, а у меня был помощник на всякий случай.
Наше возвращение прошло совершенно благополучно. Когда мы переваливали через Тянь-Шань, то могли видеть с высоты, что в Долине ворот дует сильный Ибэ, – вся долина была в жёлто-серой мгле. Но, пока мы спустились и выехали к берегу Эби-Нура, Ибэ кончился, и мы проехали до Алаколя в тихую погоду, так что к пикету Токты не было надобности заезжать. На берегах Алаколя я увидел не ровный, а разбитый и торошенный лёд, развороченный последним Ибэ, а вдоль берегов озера торосы тянулись сплошным валом по восточному и северному берегам. Когда мы ночевали второй день на Алаколе, начиналась новая порция Ибэ, но здесь мы были уже в устье Долины ворот и успели свернуть к реке Эмель, прежде чем он разыгрался в полную силу, так что добрались до Чугучака вполне благополучно.
