Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
Правда, надо сказать, что представители французских властей за границей не очень-то заботились о благе своих соотечественников. Есть, конечно, исключения. Но они лишь подтверждают правило.
Остается надеяться, что рано или поздно центральная власть призовет к ответу чиновников, и те станут с большим уважением и вниманием относиться к своим соотечественникам за рубежами Франции.
Одним словом, английский посол намеренно или по забывчивости не ввел своего французского коллегу в курс дела.
Нечего и сомневаться, что, не окажись рядом благородного доктора Роже, Феликсу бы несдобровать. Не посмотрели бы на его болезнь и отправили в тюрьму.
Доктору удалось предотвратить лишь первый штурм[283]. Он хорошо знал, на что способны эти люди. Поэтому приставил к парижанину самую лучшую и верную сиделку. Ей предписывалось ограждать больного от любых посетителей.
Сиделка выполняла свои обязанности столь ревностно, что даже Ивону, как он ни старался, не удалось проникнуть в палату. А ему так хотелось обнять Феликса и рассказать о судьбе друзей.
Юнге ничего другого не оставалось, как написать письмо. Однако он понимал, что письмо могут распечатать до того, как оно попадет в руки Обертена. Мальчик решил дождаться доктора Роже в вестибюле и упросить сделать для него исключение — позволить навестить Синего человека.
Но главным по-прежнему оставалось налаживание связи с двумя заключенными. На первый взгляд дело безнадежное. У другого бы руки опустились. Только не у Ивона. Племянник Беника был истинным бретонцем. Если уж он что-нибудь задумал, то так тому и быть — он не привык отступать.
Вот уже два дня Ивон, смешавшись с прохожими, осторожно рыскал возле тюрьмы — изучал здание, завязывал знакомства, вынюхивал, выспрашивал, обдумывал план действий.
Три раза в день из ресторана напротив выходил маленький продавец пирожных. На голове у него возвышалась огромная корзина. Мальчишка пересекал площадь и скрывался в дверях тюрьмы.
Эти огольцы одинаковы везде: в Париже, Лондоне, Вене или Петербурге. Даже в Нью-Йорке они такие же. Наглые зубоскалы. Всем показывают язык, дразнят кучеров и мгновенно убегают, сохраняя при этом равновесие и удерживая на голове полную корзину. Им все интересно: лошадь ли пала, собаку ли задавило, пьяный ли скандалит на почте, сплетницы ли сцепились на углу.
Ивон приметил мальчишку и понял, что тот может ему пригодиться. Ведь он вхож в любые двери.
Только бы он говорил по-французски!
В одно прекрасное утро юнга подошел к пироженщику и спросил:
— Скажи, этот ресторан принадлежит твоим родителям?
Тому явно польстило внимание матроса. Важно выпятив грудь, он ответил с грубоватым парижским акцентом:
— О-ля-ля! Да это всего лишь забегаловка! Убогий трактир!
К счастью, парнишка говорил по-французски. У Ивона отлегло от сердца.
— Я просто так спросил, потому что у тебя очень довольный вид. Я и подумал, что твои родители — владельцы ресторана.
— Довольный? Ну а чего же мне быть недовольным? Я ведь тоже плаваю.
— Плаваешь?..
— Конечно! В чане с водой. Мою посуду, тряпки… Люблю бегать с поручениями.
— Ты носишь товар по городу?
— Да… То есть… в тюрьму. Другие носят к богачам и получают чаевые.
— А ты?
— А я таскаю арестантам отбросы из дядюшкиной кухни.
— Твой дядюшка?..
— О! Это законченный негодяй. Полгода назад вызвал меня из Франции, чтобы обучить делу. А гоняет, словно негра.
— Бедняга!
— А ты что здесь делаешь? Ты моряк?
— Да!
— Здорово! Вот это дело!
— Ну, в этой работе от многого зависишь. Иногда бывает не очень-то весело.
— А где твой корабль? Ты мне его покажешь?
— Мой корабль на дне морском!
— Ого! Вы потерпели кораблекрушение?!
— Да! И в этом, доложу тебе, мало романтики.
— У тебя ни гроша?
— Точно!
— Послушай! А что, если попробовать устроить тебя на кухню? Это не так плохо, если нечего есть.
— Что делать! Я согласен. Мне бы тоже хотелось бегать туда. — Ивон показал на тюрьму. — Чем их там кормят?
— Что перепадет, то и едят.
— И ты можешь туда заходить, видеть узников?
— Конечно!
— Каким образом?
— Там есть внутренний дворик. Их выводят три раза в день на прогулку. Тогда-то я и прихожу со своей корзиной.
— Я хочу посмотреть.
— Тебе скоро надоест. Это не так интересно, как кажется.
— Неужели интереснее глазеть на прохожих да на коляски?
— Эх! Был бы я на твоем месте, с утра до вечера только бы и делал, что гулял.
— А жить на что?
— Послушай, если хочешь, могу отдать тебе побрякушки.
— С ума сошел! Хочешь меня посадить?
— Болван! Побрякушки по-нашему — это отходы с кухни… Понимаешь?
— Так бы сразу и сказал! Отдай мне завтра корзину и можешь часок погулять.
— Ты это делаешь ради меня?
— Но ведь ты же выручаешь меня, обещаешь подкормить.
— Да, но у тебя нет фартука и куртки…
— Дашь мне свои!
— Ты немного крупнее меня, но это не беда. Брюки, пожалуй, подойдут.
— Думаешь, меня пропустят?
— Ерунда! Скажешь охраннику, что только вчера поступил на работу к месье Дюфуру.
— А! Твоего дядю зовут месье Дюфур? Подходящее имя для булочника!
— Ладно! Ладно! Не смейся! Охранник проведет тебя во двор, и ты увидишь тамошних обитателей. Я назову тебе цены, ты все продашь, а потом встретимся за рестораном. Там, где строят дом.
— До завтра!
— Пока!
— Будь здоров!
Они пожали друг другу руки и расстались как старые приятели. Продавец шмыгнул в тюремную дверь, а Ивон, довольный сегодняшним днем, направился к отелю, обдумывая, как лучше использовать подвернувшуюся возможность.
На следующий день приятели встретились вновь. Они потоптались возле тюрьмы, обошли вокруг здания и побежали на стройку, чтобы обменяться одеждой.
Ивон облачился в белую курточку, повязал на шею салфетку и водрузил на голову корзину. Его новый знакомый надел матросскую форму, сдвинул набекрень берет и к тому же закурил огромную сигару.
Мальчики остались довольны друг другом.
— Настоящий матрос! — засвидетельствовал Ивон.
— А ты смахиваешь на торговца! Запомни цены: двадцать су[284] за волован, десять су — бриоши[285], пять су за кулич, пять — за безе, одно су — апельсин, одно — сигара…
— Там можно курить?
— Конечно. Только следи, чтобы никто не влез в корзинку. Знаешь, там такая публика…
— Не беспокойся! Буду смотреть в оба!
