Сесил Форестер - Хорнблауэр и «Отчаянный»
Длинные британские девятифунтовки — лучшие пушки на флоте, когда дело касается точности наведения; они значительно превосходят в этом отношении любые другие орудия. И даже девятифунтовое ядро способно нанести значительный ущерб, когда летит со скоростью тысяча футов в секунду. Ба-бах. Несчастные французы вынуждены сносить обстрел, не имея возможности ответить тем же.
— Смотрите! — сказал Провс.
Фока-стаксель «Фелиситэ» трепался по ветру. С первого взгляда трудно было понять, что произошло.
— Лопнул фока-штаг, сэр, — решил наконец Провс. Что он прав, стало видно через минуту, как только на «Фелиситэ» убрали фока-стаксель. Сама по себе утрата паруса значения не имела, но фока-штаг играет главную роль в сложной уравновешенной системе (какой была и французская конституция, пока власть не захватил Бонапарт), удерживающей мачты.
— Мистер Оррок, бегите вниз и скажите мистеру Бушу:
«Молодец».
Ба-бах. Когда дым рассеялся, Хорнблауэр увидел, что «Фелиситэ» повернулась, увидел, как выстрелили ее пушки, и тут же облако дыма скрыло ее. С жутким воем где-то близко пронеслись ядра, и с обеих сторон от «Отчаянного» поднялось по фонтану брызг. Других результатов у этого бортового залпа не было. Взволнованная команда, стреляющая во время поворота, вряд ли могла добиться большего, даже имея двадцать две пушки.
На «Отчаянном» нестройно закричали «ура!»: Хорнблауэр, обернувшись, увидел, что все незанятые матросы, высунув головы в пушечные порты, смотрят на французов. Против этого он ничего возразить не мог, но тут он снова взглянул на «Фелиситэ» и увидел нечто, побудившее его отдать приказ, по которому для каждого сразу нашлась работа. Француз отклонился от курса не просто, чтоб дать бортовой залп. Он лег в дрейф под обстененным крюйселем, чтоб сплеснить фока-штаг. В этом положении его пушки стрелять не смогут. Однако время не ждет — «Отчаянный» шел на фордевинд, и расстояние между кораблями быстро увеличивалось.
— Приготовиться у пушек левого борта. К брасам! Руль право на борт!
«Отчаянный» плавно лег на левый галс. Сейчас он был напротив левой раковины «Фелиситэ», под таким углом ни у одного француза пушки стрелять не будут. Буш перебежал с кормы, чтоб лично руководить орудиями левого борта. Он шагал от пушки к пушке, убеждаясь в точности наводки. «Отчаянный» палил по беспомощному врагу. Расстояние очень большое, но некоторые выстрелы должны наносить ущерб. Хорнблауэр смотрел, как меняются очертания «Фелиситэ» по мере того, как «Отчаянный» заходит ей в корму
— Приготовиться к повороту оверштаг после следующего бортового залпа!
Девять пушек выстрелили, и дым еще клубился на шкафуте, когда «Отчаянный» снова лег на другой галс.
— Пушки правого борта, огонь! Возбужденные матросы перебежали с левого борта на правый, но в этот момент крюйсель «Фелиситэ» повернулся.
— Руль на ветер!
К тому времени, как задерганные французы повернули судно носом к ветру, «Отчаянный» уже обратил к ним корму, и Буш снова бежал к ретирадным орудиям. Это была расплата за давний поединок с «Луарой». При умеренном ветре и слабом волнении маневренный шлюп имел все преимущества перед большим фрегатом. То что было — лишь образец того, что будут повторять весь этот утомительный день голодные люди под золотым солнцем, над синим морем, в едком пороховом дыму.
Наибольшее преимущество давало подветренное положение «Отчаянного». Дальше под ветром за горизонтом располагалась британская эскадра — француз не решится далеко преследовать их в этом направлении из опасения самому оказаться в ловушке. Более того, француз стремится выполнить свое поручение, то есть найти и предупредить испанскую эскадру, и значит, ему надо отойти подальше от берега, обогнуть Сан-Висенти и стряхнуть с себя назойливого маленького врага, который вцепился мертвой хваткой, палит ему по корме, дырявит паруса, рвет бегучий такелаж.
В продолжении этого долгого дня «Фелиситэ» много раз стреляла бортовыми залпами. Метили французы в основном плохо. И весь день напролет Хорнблауэр стоял на шканцах, следил за изменениями ветра, выкрикивал приказы и управлял своим суденышком с неослабевающим вниманием и неистощимой изобретательностью. Иногда ядро с «Фелиситэ» попадало в цель: прямо на глазах у Хорнблауэра одиннадцатифунтовое ядро пролетело в открытый пушечный порт и превратило пять человек в колышущуюся кровавую массу. И все же почти до вечера серьезного ущерба «Отчаянный» избегал. Тем временем ветер задул с юга, а солнце медленно поползло к западу. Когда ветер переменился, положение стало более опасным, а к вечеру внимание Хорнблауэра от усталости притупилось.
С расстояния в три четверти мили французам удалось-таки сделать удачный выстрел, один из бортового залпа, произведенного в то время, когда они сильно отклонились от курса. Наверху послышался треск, и Хорнблауэр увидел, как грота-рей разломился пополам — ядро ударило в самую его середину. Половинки рея повисли под немыслимым углом, грозя, словно стрелы, обрушиться на палубу. Встала новая и насущная задача — изучить грозно раскачивающиеся обломки, и приказать так повернуть руль, чтоб паруса заполоскали и нагрузка снизилась.
— Мистер Вайз! Возьмите сколько нужно матросов и закрепите обломки.
После этого Хорнблауэр смог поднести к ноющему от усталости глазу подзорную трубу и посмотреть, что же теперь намерена делать «Фелиситэ». Пользуясь полученным преимуществом, она могла бы навязать им ближний бой. Хорнблауэру придется сражаться до последнего вдоха. Но он увидел нечто совсем иное, и ему пришло взглянуть дважды, прежде чем он поверил утомленным глазам. «Фелиситэ», подняв все паруса, уходила на закат. Поджав хвост, удирала она за горизонт от назойливого врага, вымотавшего ее за девять часов непрерывного боя.
Матросы видели это. Кто-то крикнул «ура!», остальные нестройно подхватили. Они улыбались, скаля зубы, неестественно белые на фоне почерневших от пороха лиц. Подошел Буш, такой же черный, как и все остальные.
— Сэр! — сказал он. — Не знаю, как вас и поздравлять.
— Спасибо, мистер Буш. Проследите за мистером Вайзом. У нас есть два запасных лисель-спирта — из них можно сделать шкалы на грота-рей.
— Есть, сэр.
Несмотря на почерневшее лицо, несмотря на усталость, которую даже ему не по силам было скрывать, Буш все так же странно смотрел на своего капитана. В этом взгляде были смешаны восхищение и удивление. Буша распирало желание поговорить. Ему потребовалось заметное усилие воли, чтобы повернуться без единого слова, и Хорнблауэр выпустил прощальный заряд в его удаляющуюся спину:
