Бенгт Даниельсон - Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи"
Я странствовал по морям еще несколько лет, пока не наступило время отбывать воинскую повинность. Чтобы не разлучаться надолго со своей невестой, которая жила в Марселе, я попросил отборочную комиссию зачислить меня на флот. Я надеялся, что буду служить в соседнем городе Тулоне, где находилась одна из крупнейших французских морских баз. Просьбу мою удовлетворили, меня зачислили на флот, но направили в порт Лиотэ, в Марокко. Там, неизвестно по какой причине, меня назначили шофером на "джип". Брат мой в это время, с запозданием в несколько месяцев, отбывал воинскую повинность в Касабланке. Вот тогда-то у нас и появилась возможность поближе узнать друг друга.
При встрече с Мишелем мы часто обсуждали наше будущее, и всякий раз брат с жаром говорил о своем желании поселиться на Таити.
Однажды утром, в начале февраля 1953 года, за несколько дней до окончания моей службы в армии, Мишель позвонил мне и, захлебываясь от восторга, сообщил, что в Касабланку только что прибыл с Таити корабль с таитянским экипажем. Ему хотелось, чтобы я тотчас же приехал к нему. Я принял эту новость гораздо спокойнее, чем он, и вовсе не рассчитывал, что капитан и экипаж судна будут рады встрече с нами. Но тем не менее, как только мне представилась возможность получить увольнительную, я сел в автобус и поехал в Касабланку.
Таитянское судно оказалось теплоходом водоизмещением немногим более 100 тонн и называлось "Каумоана"; (название, как я узнал потом, было вовсе не таитянским, а туамотуанским). Действительно, экипаж состоял из веселых таитян, которые не только устроили для нас настоящее пиршество - угощали сырой рыбой, вареными бананами, жареным поросенком и красным вином, но и развлекали под аккомпанемент гитары песнями своей далекой родины. Я не знаю, сыграло ли тут роль красное вино, или печальные, полные тоски по родине песни, но только когда мы спускались с "Каумоаны" на берег, обоим нам захотелось на Таити. Задумчиво плелись мы по пристани. Мишелю оставалось отслужить еще несколько месяцев, а я мог демобилизоваться еще до того, как "Каумоана" отправится в путь. Моя невеста в Марселе уже давно полюбила другого, и я был свободным человеком, поэтому ничто мне не мешало возвратиться на Таити. У меня не было никаких планов на будущее. Через четыре дня я снова приехал в Касабланку, но уже в штатском костюме. "Каумоана" еще стояла на якоре, и хозяин оказался на судне. С замирающим сердцем поднялся я на судно и предложил хозяину свои услуги. Он любезно выслушал меня и ответил, что экипаж полностью укомплектован. У меня сразу упало настроение. После длительного и напряженного раздумья он вдруг сказал, что возьмет меня бесплатным пассажиром, если я соглашусь стоять на вахте. Разумеется, это был более или менее деликатный способ сообщить мне, что жалованье он платить не намерен. Но что за беда? Я сразу же согласился, боясь, как бы он не передумал. Капитан был далеко не в восторге от такого решения хозяина. Он немного поворчал: на корабле и без того слишком много народу, но после долгих поисков нашел наконец койку и для меня.
Пока мы шлепали по Атлантическому океану со скоростью десяти узлов, мои новые приятели наперебой рассказывали мне историю "Каумоаны". Сначала судно принадлежало американскому флоту и во время второй мировой войны входило в состав судов боевого охранения на восточном побережье Соединенных Штатов. Сразу же после окончания войны, как и многие другие патрульные корабли, которым не нашлось другого применения, оно было продано по смехотворно низкой цене. Потом выяснилось, что покупателями "Каумоаны" оказались международные контрабандисты; курсируя между свободным портом Танжер и Францией, они спекулировали американскими сигаретами. Контрабандисты, остановившись в трех милях от порта, ловко сбывали свой ходкий товар французским скупщикам, подходившим к ним под покровом темной ночи на гоночных моторках с глушителями. Таким путем они зарабатывали чуть меньше, но зато избегали неприятных посещений на борт французских таможенников.
Однажды разразился сильнейший шторм. Контрабандисты уже успели к этому времени освободиться от компрометирующего их груза и считали, что, ничем не рискуя, могут укрыться на Французской Ривьере. Но как только судно вошло в порт Вильфранш, следившая за ним французская береговая охрана без труда нашла подходящий предлог для обыска. Все контрабандисты были вскоре приговорены к длительному тюремному заключению, а судно конфисковано. Однако продать его оказалось сложным делом.
Пока бумаги кочевали из одной конторы в другую, когда-то красивое судно контрабандистов становилось все более неприглядным. Им снова заинтересовались только через два года. Как ни странно, о нем вспомнили не власти, а один вильфраншский фабрикант текстильной промышленности. Об этом судне он вспомнил только потому, что во Францию приехали его друзья, коммерсанты с Таити, которые хотели купить судно для перевозки копры. Дела в текстильной промышленности шли плохо, цены же на копру, напротив, несколько лет подряд беспрерывно поднимались. Фабрикант решил, что ловкий коммерсант должен приспосабливаться к конъюнктуре, и вступил с властями в переговоры о покупке забытого судна контрабандистов. Возможно, сильное желание фабриканта купить судно ускорило решение вопроса, но как бы там ни было, через некоторое время он стал его законным владельцем, заплатив ничтожную сумму. Немало удивленные этим коммерсанты с Таити сразу же организовали компанию и избрали фабриканта директором. Судно, которому тогда и дали название "Каумоана", стали быстро готовить к отплытию. Фабрикант, опасаясь наскочить на какой-нибудь коралловый риф, немедленно распорядился послать за опытными таитянскими матросами.
На судне царила сутолока. Оказалось, что свежеиспеченные компаньоны изъявили желание принять участие в первом плавании "Каумоаны" до Таити.
До Мартиники плавание шло хорошо, только директор сильно страдал от морской болезни; и сам он и все мы думали, что он отдаст богу душу. На Мартинике мы должны были пополнить запасы топлива, но директор компании узнал, что в Панаме оно значительно дешевле, и, справившись у механика, хватит ли оставшегося топлива, приказал идти прямо в Панаму. По мнению механика, топлива было больше чем достаточно. Не глупым был расчет и директора. Однако никто из них не подумал, что в Карибском море часто поднимаются сильные штормы, а в таких случаях топлива расходуется значительно больше, чем обычно. И мы действительно попали в шторм. На третий день он начал стихать, и тогда механик, поднявшись наверх, с озадаченным видом возвестил, что топлива хватит только на полчаса, да и то, если идти средним ходом. До Панамы оставалось более 100 миль. Капитан, у которого, наконец, попросили совета, приказал остановить машину и поднять импровизированный парус из брезента. Шли тихо, но во всяком случае правильным курсом. На третьи сутки этого тяжкого плавания, в девять часов вечера мы увидели огни маяка у входа в Панамский канал. Обрадованный капитан приказал пустить машину и взял курс на вход в порт, который, как указывалось в лоции, начинался сразу же за маяком. По-видимому, это соответствовало действительности в 1914 году, то есть в год издания лоции. Да и порт, когда мы туда вошли, выглядел совсем по-иному. К сожалению, все это мы поняли только тогда, когда под килем послышался невероятный скрежет. На рассвете я смог нырнуть, чтобы осмотреть корпус судна (капитан по неизвестной причине счел меня самым подходящим человеком для выполнения такой работы), после этого было установлено, что вал погнут, а винт поврежден.
