Мишель Пессель - Затерянный мир Кинтана-Роо
Аккуратные овальные стены хижин майя сделаны из жердей, вбитых в землю плотно друг к другу. Над ними поднимаются такие же аккуратные высокие крыши из пальмовых листьев. В жилище ведет только одна низкая дверь, окон в них нет. Во многих дворах стояло по две или по три хижины. Позднее я узнал, что по традиции майя большинство семей строит «парадный дом» для особо торжественных случаев, затем хижину, где они постоянно живут, и, наконец, хижину поменьше, которая, судя по обожженным стенам и крыше, служит кухней.
Я был поражен, что в Америке все еще существует целая область, в такой степени индейская. Об этом свидетельствовали не только жилища, но также одежда и язык. Сейчас на Юкатанском полуострове на языке майя говорит около тридцати двух тысяч человек. Современный язык мало чем отличается от языка древних майя. Он не имеет родства с другими языками Американского материка, и для него характерно особое произношение, похожее на заикание[9].
В Мериде, столице штата Юкатан и самом крупном городе полуострова, двести тысяч жителей. Это большой, просторный город с параллельными рядами улиц, построенный испанцами в типичном стиле их первых городов в Америке.
Если существовала когда-нибудь на свете столица, не принадлежащая своему времени, то это Мерида. У нее нет ничего общего с нашими современными городами. За исключением нескольких новых зданий, весь город построен в испанском раннеколониальном стиле. Его большие высокие одноэтажные дома имеют прохладный внутренний дворик и аркады. В таких двориках в соседстве с непременными ветряными мельницами растут высокие стройные пальмы. Ветряная мельница с колодцем есть в каждом дворе. На улицу обращены строгие фасады домов, в основном бледно-голубого, бледно-желтого и зеленоватого цвета с большими симметричными окнами и одной дверью. Из-за высоких домов Мерида кажется гораздо более крупным городом, чем она есть на самом деле.
Там, где кончаются эти каменные дома испанской колониальной архитектуры, сразу же начинается другой город, большой и чистый город хижин с крышами из пальмовых листьев. Такая непосредственная близость двух совершенно разных стилей, такой резкий контраст между испанскими каменными домами шестнадцатого века и традиционными хижинами майя поражают каждого, кто сюда приезжает.
Вскоре я понял, что, хотя Юкатан и принадлежал Мексике, а Мерида была процветающим городом, все же и Юкатан, и Мерида существовали в своем обособленном мире, совершенно отрезанном от современной цивилизации. Здесь был свой уклад, своя удивительная жизнь, где смешались обычаи древних майя с довольно неторопливым девятнадцатым веком. Ведь и испанская часть населения на Юкатане тоже далека от современной жизни.
В Мериде фактически нет такси, основным средством передвижения служат коляски с лошадьми. Самые типичные здесь коляски (калечи) сошли прямо со старинных гравюр и все еще сотнями разъезжают по улицам. Однако это вовсе не музейные экспонаты, все экипажи совершенно новенькие.
Калечи лишь один из многих аспектов жизни в Мериде, отражающих старинный ритм Юкатана, лишь одно из небольших отступлений в прошлое. Юкатан — это мир ленивого распорядка жизни, приспособленного к жаркому тропическому солнцу, мир добротной пищи и неторопливых бесед, страна far niente[10] и спокойной силы с оттенком особой сдержанности, присущей характеру майя.
Если Мексика — земля огня и смерти, то Юкатан — земля покоя и грусти о прошлом. Шумная, жестокая, кипучая Мексика резко отличается от тихого, спокойного Юкатанского полуострова, и именно это отличие вызывает на Юкатане сильную неприязнь к более могущественной Центральной Мексике. Жители Юкатана прежде всего юкатанцы. Они читают юкатанских поэтов, готовят местные блюда, имеют собственных художников и скульпторов и собственные университеты. В Мериде меня как-то пригласили в Ротари-клуб в большом саду одного частного дома, построенного по типу домов, которые возводились в Париже в 1890 году. И вот я с удивлением обнаружил, что среди собравшихся многие побывали в Париже или вообще где-нибудь в Европе, но ни разу не были в Мехико. Если юкатанец нуждается в лечении, которого нельзя получить на полуострове, он гораздо охотнее поедет на Кубу или в Соединенные Штаты, чем в «дикарский» Мехико.
Аристократия Юкатана во время мексиканской революции лишилась своих владений. Большие поместья были раздроблены, и, хотя позднее их снова скупили те же самые состоятельные семьи, аристократия все же беднела из-за падения цен на хенекен.
Хенекен — единственный крупный источник доходов на Юкатане. Маломощные почвы полуострова со времен древних майя порядком утратили свое плодородие, и теперь единственной культурой, которая могла бы иметь промышленное значение, стал хенекен, или сизаль. Он имеет огромные преимущества перед всеми другими растениями, так как требует очень мало воды. Для бесплодных известняков это идеальное растение. Сизаль начали разводить на Юкатане в восемнадцатом веке, а в девятнадцатом на нем наживали огромные состояния, так что аристократия могла позволить себе превратить Мериду в город утонченной роскоши по парижскому образцу. Богатые юкатанцы, живущие в Мериде некоторую часть года, прославились своими веселыми и довольно распутными нравами.
Сизаль шел в основном на производство веревок и каната (невысокого качества), но вскоре эта отрасль стала приходить в упадок. Когда сизаль потерял свое былое значение, экономическому процветанию Мериды наступил конец, и с тех пор город погрузился в мирную дремоту. От недавнего прошлого осталась лишь бледная тень. Но от тех времен богатства и парижского шика юкатанцы сохранили немало характерных черт, в особенности упорное стремление устроить и город, и всю свою жизнь на европейский манер. Merida la blanche[11], как называли свою столицу жители, любила величаться и «Южным Парижем».
Город и его желанное сходство с Парижем — гордость каждого обитателя Мериды независимо от социального положения, Любой кучер с готовностью объяснит вам, что камни для мощения улиц доставлены сюда из Парижа — их везли как балласт тысячи торговых шхун, заходивших в Прогресо, порт Мериды на берегу Мексиканского залива в пятнадцати милях от города. Кроме того, кучер калечи заметит не без гордости, что его экипаж в точности такой же, как во Франции, и в доказательство укажет, что сделавший его мастер был француз, как видно по надписи на медной дощечке, прибитой к задней оси.
Ему и невдомек, что на залитых асфальтом улицах современного Парижа уже нет колясок. Не подозревает он также, что калечи Мериды, хотя и сделанные каретником-французом, были такого древнего образца, что даже перед Французской революцией казались бы старомодными во Франции. Калеча представляет собой узкую и высокую прямоугольную кабину, которую можно наглухо закрыть парусиновыми занавесками. Кучер сидит где-то высоко над крышей. Все это производит впечатление очаровательной старины, очень приятной для глаза, однако чувствуешь себя в такой коляске совсем ненадежно.
