Эдуард Мурзаев - Годы исканий в Азии
Иногда к табунам приезжали араты, чтобы подсчитать лошадей. Они скакали по степи верхом, держа в руках длинный шест с петлёй на конце — урог. Урог — это монгольское лассо. Им араты ловят одичавших в табунах лошадей.
Монголы меняли своих верховых лошадей; ловили свежих, отдохнувших и пускали в табун тех, на которых приезжали. Я всегда с интересом смотрел на ловлю лошадей. Всадник подъезжал к табуну, который близко подпускает к себе человека на лошади. Затем, ударив нагайкой своего коня, он врезается в табун и быстро накидывает петлю на шею выбранной им лошади. Животное, почувствовав на себе верёвку, становится на дыбы и галопом скачет в сторону от табуна. Но не отстаёт и всадник. По степи мчатся две лошади, одна за другой. На шее первой — петля, на второй сидит человек и крепко держит урог. Не выпустит шеста из руки, не отстанет всадник. Левой рукой он управляет своей лошадью, упираясь в стремена, правой крутит урог вокруг оси. Петля на шее убегающего коня стягивается. Скачка продолжается, но коню скоро делается тесно от петли, он тяжело дышит, храпит. Урог скрутился у самой его головы, петля заставляет его остановиться. Лошадь стоит, пугливо смотрит красным глазом. Медлит и всадник, он ждёт своего товарища, который подъедет и накинет узду на непокорного коня. Можно удивляться такому способу ловли лошадей, требующей ловкости и умения.
Однажды и я попытался поймать в табуне лошадь, указанную мне аратом. Сел на коня. В узком монгольском седле с серебряными бляхами на сиденье, с короткими стременами и высокой лукой сидеть было непривычно, чувствовал я себя неудобно, неустойчиво. Врезавшись в табун, я попытался накинуть петлю на нужную лошадь, но это оказалось непросто. Лошадь уклонялась от петли, и урог падал концом на землю. Но на третий раз опыт удался: урог лёг на шею коню. Началась скачка. Убегающий конь помчался, и я едва поспевал за ним. Увлечённый, я позабыл, что нужно крутить урог. Конь сильно тянул, моя правая рука постепенно вытягивалась вперёд, и древко выскальзывало из уставших пальцев. На счастье, мне попался резвый конь. Мы долго скакали по степи. Когда я обнаружил свою оплошность, скручивать урог уже было поздно: рука моя онемела. Скакавший впереди конь стягивал меня с седла. Ещё мгновение — и урог выпал из руки. Свободным концом он волочился по земле. Лошадь почувствовала себя свободнее, понесла ещё сильнее. Её пугала болтавшаяся за ней длинная палка, от которой нужно было избавиться. Лошадь скакала по степи до тех пор, пока не обломала урог, и только тогда успокоилась.
Араты, видя моё поражение, качали головами, добродушно смеялись. Один арат спросил меня, как же я в Москве ловлю лошадей. «В Москве у меня нет ни лошадей, ни другого скота», — ответил я. Арат остался неудовлетворён ответом и, видимо, очень сомневался в его правдивости.
Последний перевал привёл нас к Сельбе, которая протекает через столицу Монголии. На склонах гор мы наблюдали симпатичных даурских пищух. Этот энергичный маленький грызун заготавливал себе корм на зиму. Острыми зубами он скашивал траву, тонким слоем раскладывал её по земле, сушил. Уже сухое сено складывает пищуха у своей норы, здесь видна маленькая правильной формы копна. Высота её 20—30 сантиметров. Умный зверёк плотно складывает сено и, чтобы ветер не разметал его, поверх копны кладёт небольшой камень. Так крепче. Если человек или зверь ограбит запасливую хозяйку, возьмёт её сено, раскинет копну, пищуха снова начинает свою работу и работает пуще прежнего: осень торопит зверька. За привычку заготовлять сено на зиму русские называют пищуху сеноставкой, а монголы зовут её ухыр-охотоно, то есть «куцая, бесхвостая корова».
Гобийские заметки
1943
Великие пустыни Гоби
юг страны моей стерегут.
Из монгольского эпосаВот и Гоби — великая центральноазиатская пустыня. Как мало она похожа на знакомые Каракумы! В Гоби мало песков, зато глинистые и каменистые пустыни — гамады занимают огромные площади. Окатанной мелкой гальки или щебня местами так много, что путешественники такое покрытие грунтов называют «каменным панцирем».
Гоби в пределах Монгольской Народной Республики высоко поднята над уровнем моря, её поверхность лежит на высоте 800—1200 метров, а в горах поднимается до 2500— 3000 метров. Это также существенно отличает Монгольскую Гоби от среднеазиатских пустынь, которые расположены очень низко. Высокое положение Гоби несколько умеряет здесь летний зной, уменьшает испарение, поэтому Гоби в своей северной окраине обладает растительностью и животным миром полупустынь. На юге полупустыня постепенно переходит в настоящую пустыню, особенно сухую и мрачную южнее Монгольского и Гобийского Алтая. Безжизненные пространства Заалтайской Гоби производят на путника удручающее впечатление: «каменный панцирь», покрытый лоснящейся коркой «пустынного загара», редкие кустарники приземистого парнолистника или хвойника. Даже саксаул избегает эту каменистую пустыню.
«Гоби» — монгольское слово, но известно оно во всём мире. Термином «гоби» монголы обозначают равнинную или волнистую местность, покрытую скудной полупустынной растительностью, где нет реки, где вода обычно имеется только в колодцах или редких скудных родниках, где почвы каменисты, глинисты, песчаны, засолены. Такие пустынные местности могут быть разными по размерам — от маленькой котловинки до большой площади во много тысяч квадратных километров. На картах Центральной Азии можно найти много географических названий, в составе которых фигурирует слово «гоби»: Шаргаин-Гоби, Нарин-Хуху-Гоби, Бордзон-Гоби и другие.
Сами араты-монголы, авторы этого термина, не называли всю центральноазиатскую пустыню таким собственным именем. Теперь же из школьных учебников они узнали, что в географии условились все пространство между горами Хангая и Нань-Шаня называть Гоби.
Мы долго бродили по Заалтайской пустыне. Кончилось жаркое гобийское лето, на смену которому пришло хорошее и тихое время года — осень. В августе мы испытывали 40-градусную жару, а осенними ночами поглубже забирались в спальные мешки. На рассвете термометр опускался ниже нуля, и вода покрывалась тонкой искристой корочкой льда.
Компания у нас собралась тогда хотя и небольшая, но хорошая, тесно спаянная научными интересами. Ботаник, зоолог и географ дополняли друг друга.
Старая грузовая машина «ЗИС» честно служила нам в течение всей экспедиции. Спасибо ей и нашему опытному шофёру-механику Ульдзейту, молодому арату из Дзабханского аймака. Благодаря его осторожности и знанию машины мы благополучно проходили через канавки, размытые дождём, через пески или солончаки, долго шли по сухим днищам оврагов, переваливали через Монгольский Алтай и при возвращении в Улан-Батор брали глубокие реки вброд.
