Chatwin Bruce - Брюс Чатвин - Тропы Песен (1987)
2. Быстрое увеличение мозга.
Оба «скачка», как выяснилось, совпали по времени с внезапными сдвигами в климате, который сделался 1) более холодным и 2) более засушливым.
Около десяти миллионов лет назад наш гипотетический предок, обезьяна эпохи миоцена, обитал в дождевых лесах с исполинскими деревьями, которые в ту пору покрывали почти всю Африку.
Подобно шимпанзе и горилле, он, вероятно, ночевал каждый раз на новом месте, однако ограничивал свои блуждания хорошо знакомой территорией площадью в несколько квадратных километров, где ему ничто не угрожало, где всегда было вдоволь пищи, где дождь стекал ручейками по стволам деревьев, а потом на листья падал солнечный свет; и где он мог укрыться в безопасности лесного ложа от «ужасов».
(В окрестностях озера Тернефин в Чаде я видел ископаемый череп гиениды эпохи миоцена: это была зверюга величиной с быка, с челюстями, способными отгрызть ногу слону.)
Однако на закате миоцена деревья начали уменьшаться в размерах. По еще невыясненным причинам Средиземное море вобрало в себя около 6 % мировой океанической соли. Из-за снижения солености моря вокруг Антарктиды начали покрываться льдами. Ледниковый покров удвоился. Уровень моря упал; и Средиземное море, отрезанное от океана мостом суши на месте Гибралтара, превратилось в одну обширную испаряющуюся соляную яму.
В Африке дождевые леса сошли на нет, сохранившись лишь на небольших участках (в настоящее время там живут древесные обезьяны), а между тем в восточной части континента растительность превратилась в «саванную мозаику»: на открытой равнине росли деревья и трава, влажные сезоны чередовались с засушливыми, изобилие — со скудостью, на смену половодью приходили высохшие озера с растрескавшимся дном. Это и была «родина» австралопитека.
Это было животное, которое ходило на задних лапах и, возможно, переносило грузы: прямохождение с характерным для него развитием дельтовидной мышцы, по-видимому, было обусловлено переноской тяжестей — например, детенышей и пищи, — с одного места на другое. Однако широкие плечи, длинные руки и в малой степени цепкие пальцы ног наводят на мысль, что это существо, по крайней мере пребывая на «архаической» ступени, еще отчасти жило или находило укрытие на деревьях.
В 1830-х годах Вильгельм фон Гумбольдт, отец современного языкознания, высказал догадку, что человек стал ходить на двух ногах из-за возникновения речи, чтобы «не бубнить в землю и не заглушать голоса».
Однако четыре миллиона лет прямохождения не оказали какого-либо воздействия на развитие речи.
Тем не менее «грацильные» и «массивные» австралопитеки скорее всего обладали способностью выделывать простые орудия — из кости и даже камня. Характер изнашивания на этих орудиях, видимый под микроскопом, наводит на предположение, что их использовали не для убийства или разделки туш, а для выкапывания луковиц и корней растений. Вероятно, австралопитек ловил молодую газель, если та оказывалась на его пути и ей не удавалось удрать. Может быть даже, он и систематически охотился, как это делают шимпанзе. Но все равно он по-прежнему оставался более или менее вегетарианцем.
Что касается первого человека, то он был всеяден. Уже строение зубов говорит о его всеядности. Судя по каменным орудиям, которые во множестве находят вокруг его стоянок, он, вероятно, расчленял туши животных и поедал их мясо. Однако вполне возможно, что он был скорее падальщиком, чем охотником. Его появление совпадает по времени со вторым климатическим переворотом.
Климатологи установили, что примерно 3,2–2,6 миллиона лет назад на Земле произошло резкое падение температуры, известное теперь как Первое Северное оледенение; тогда впервые образовался сплошной ледяной покров на Северном полюсе. В Африке результаты были катастрофичны.
Вдоль всей Великой Рифтовой Долины леса погибли и уступили место открытой степи: это была песчано-гравийная пустыня, местами поросшая травой и кустарником, а деревья жались поближе к рекам и ручьям.
Земля, поросшая колючками, была именно тем самым местом, где начал расти мозг первого человека: Терновый Венец — не случайный образ.
— Человек, — говорила Элизабет Врба, — возник в неблагоприятной атмосфере. Этой неблагоприятной атмосферой был засушливый климат.
— Вы хотите сказать, что человек зародился в пустыне?
— Да, — сказала она. — В пустыне. Или по крайней мере в полупустыне.
— Где источники пресной воды всегда были ненадежными?
— Да.
— Зато в большом количестве рыскали страшные звери?
— Хищнику все равно, где жить, лишь бы мяса было достаточно. Наверное, это было ужасное существование!
В анналах эволюции значатся нескончаемые «гонки вооружений» между хищником и его добычей, поскольку естественный отбор идет в пользу добычи, оснащенной лучшими средствами обороны, и в пользу хищника, оснащенного лучшими орудиями убийства.
Черепаха прячется в панцирь. Еж топорщится иглами. Мотылек сливается с корой дерева, кролик удирает в нору, слишком тесную для лисицы; но человек беззащитен посреди безлесной равнины. Ответом robustus'a стало наращивание мышц. Мы же нашли применение мозгам.
Бессмысленно, продолжала доктор Врба, изучать возникновение человека в вакууме, не рассматривая участи других видов в ту же историческую эпоху. Дело в том, что около 2,5 миллиона лет назад, как раз тогда, когда человек совершил свой поразительный «скачок», происходило «грандиозное перетряхивание видов».
— Среди антилоп, — сказала она, — творился сущий ад.
По всей восточной Африке оседлые животные, питавшиеся побегами деревьев, уступили место более «мозговитым» мигрирующим видам. Основания для оседлого существования просто исчезли.
— А оседлые виды, — сказала она, — как и гены оседлости, невероятно успешны — в течение определенного времени. Зато в конце концов они чреваты саморазрушением.
В засушливой местности год на год не приходится. Случайный грозовой ливень может создать временный зеленый оазис, а в нескольких километрах от него земля остается сухой и голой. А значит, чтобы выжить во время засухи, каждый вид должен прибегнуть к одной из двух уловок: либо приготовиться к худшему и «уйти на дно», либо открыться навстречу миру и двинуться в путь.
Семена некоторых пустынных растений могут «спать» десятилетиями. Некоторые пустынные грызуны выходят из своих нор только по ночам. Вельвичия — необыкновенное растение с ремневидными листьями, встречающееся в пустыне Намиб, живет тысячи лет, питаясь одним только утренним туманом. Однако мигрирующие виды животных должны переходить с места на место — или в любой момент быть готовыми к переходу.
