Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан
На стене за спиной ньерчена висели шесть дивных мечей в инкрустированных золотом серебряных ножнах. Некоторые были обернуты шелком. Рядом с ними — три кнута. Один сплетен из толстых бычьих жил, другой — из кожаных ремней; у третьего на древке был очень красивый серебряный набалдашник. Я вспомнил с легким ознобом время, когда учился в закрытой школе в Англии — там этот воспитательный агрегат был в ходу. Ньерчен снял самый красивый меч и прицепил его к поясу, пояснив, что делает это по случаю праздника.
Фестиваль должен был продолжиться сегодня. Танцы еще не начались, и я воспользовался паузой, чтобы осмотреть дзонг.
В главном дворе кипела лихорадочная деятельность. В одном углу 30 мужчин в обыденных костюмах приплясывали под аккомпанемент бубна — репетировали перед вечерним представлением. В другом дворе рамджам отдавал приказания толпе крестьян — те сидели на земле, положив на колени мотыги и плетеные ивовые корзины. В воротах показалась цепочка носильщиков, сгибавшихся под тяжестью деревянных балок. Материал складывали у ног плотников, и те ловкими ударами топориков расщепляли балки на доски — шел ремонт молельни.
Взад и вперед сновали посыльные, пронося барабаны, мешки с рисом и охапки соломы.
В дальнем углу я увидел странную фигуру — человека, у которого на шею был надет огромный деревянный хомут. Оказалось, это преступник; голова его торчала из невообразимого воротника так, словно уже была положена на плаху. Заметив мой взгляд, он встал; ноги у него были скованы железной палкой на уровне щиколоток. Человек медленно повернулся и пошел прочь, неловко звеня железом и поддерживая руками свой хомут.
Тягостное зрелище выглядело еще более трагическим оттого, что рядом с мужчиной бежала девчушка лет трех — возможно, его ребенок. К преступнику подошел солдат — не потому, что должен был охранять его, а просто поболтать со старым приятелем. Мне сказали, что закованный преступник тоже был до недавнего времени солдатом, но его уличили в воровстве. Вид этого мужчины в деревянном ярме напомнил мне, что правосудие в современном Бутане действует по средневековым канонам…
Это был не единственный аспект бутанской жизни, восходивший к жестоким традициям древности. Когда я смотрел репетицию танцоров, на площадке появился танцмейстер с кнутом в руке. Какое-то время спустя, сочтя, что один из артистов не проявляет должного старания, он огрел его по спине. Жертва как ни в чем не бывало заняла свое место в ряду и продолжала выделывать сложные па, быть может подскакивая чуть выше, чем раньше…
Я был шокирован. Мне приходилось видеть телесные наказания, но уж по крайней мере они назначались за проступок. А тут просто заставляли человека усерднее танцевать! Искусство и насилие — две вещи несовместимые, так мне всегда казалось. Выходит, я ошибался.
Мы, на Западе, сплошь и рядом бываем шокированы физической грубостью и в то же самое время не обращаем внимания на психологические мучения. Современный человек страшится физической боли, но моральные муки он находит абсолютно «пристойными».
Тримпон Тонгсы рассказал мне много интересного о социальной структуре бутанского общества. Если воспользоваться знаменитым изречением, то здесь все люди равны, но некоторые «равнее» других.
В Бутане нет ни торгового, ни ремесленного сословия. Есть только крестьяне. Нет даже дворянства, за исключением ближайших родственников короля.
Это общество тем не менее разделено на три общественные группы: крестьяне, владеющие землей, — их называют «треба» (налогоплательщики); затем арендаторы монастырских земель — их называют «траба» — и, наконец, дети обеих категорий крестьян, которые не наследуют родительских наделов, а поступают в монашество или идут служить в дзонг.
Первая группа крестьян — треба — владеют не только землей, но и семейными домами. Налоги они платят в форме отчислений от урожая и повинностей дзонгу; иногда эти обработки занимают два, а то и три месяца. Треба составляют подавляющее большинство бутанского населения. Они выбирают деревенских старост, а уже те выдвигают из своей среды рамджама, которого король может назначить на более высокий пост тримпона или ньерчена.
Безземельные крестьяне — траба — тоже умеют свои дома, но трудятся на монастырских землях. Речь в данном случае идет не о монастырях, расположенных в дзонгах, но о бесчисленных обителях, рассеянных по всей стране. Траба не имеют права продавать или передавать свои наделы, однако они вольны обрабатывать их по своему усмотрению, отдавая монастырю в виде ренты солидную часть своего урожая.
Третья группа состоит из тех, у кого нет ни земли, ни дома. Это младшие сыновья, на которых не распространяется право наследования. На их долю остается только служба — богу или королю.
Таким образом, главной поддержкой государства являются землевладельцы — треба. Налог им назначается не с владения, а подушно. Повинности и выплаты натурой (деньги еще не имеют хождения) крайне многочисленны.
Семья не только отдает часть собранного урожая риса, ячменя и гречихи, но еще и поставляет в дзонг дрова; их заготовляют в больших лесах, принадлежащих государству. Крестьянин обязан поставить также в крепость три мешка «домашней земли» — так называют смесь жженой глины с золой из очага, идущую на изготовление бумаги для священных книг. Крестьяне обязаны привезти в дзонг некоторое количество коры.
В каждом доме над лампой-жирником подвешен камень, на котором собирается копоть. Раз в году треба должен принести в крепость полную меру этой копоти — из нее делают чернила. В некоторых районах крестьяне делают масло, но, как правило, оно поступает от кочевников, чьи налоги включают также молоко, мясо и. другие субпродукты, такие, как шерсть и кожа.
Налоги различны в каждой долине и зависят от величины надела и количества душ в семье. Ко всему добавляется «улаг», о котором мы уже рассказывали, — извозная повинность, когда крестьянин обязан предоставлять своих лошадей и мулов.
В Бутане нет профессиональных рабочих и специфической торговой прослойки. Таким образом, крестьяне вынуждены сами изготавливать для себя орудия труда и инструменты, ткать материю, делать бумагу и ковать мечи. В каждой семье кто-то специализируется на ремесле, при этом, разумеется, не выключаясь из крестьянской работы. Бутанцы поистине мастера на все руки — плотники, маляры, каменщики, кузнецы, резчики по дереву, красильщики и т. д. Раз в год из каждой семьи отряжается один мужчина для работ в дзонге; там он получает только пищу. Работы могут длиться до трех месяцев, и эта повинность считается наиболее тяжкой. Крестьяне строят крепости, расширяют монастыри, возводят мосты и красят здания, принадлежащие государству.
