Милош Главса - Спящий пробуждается
2. Среди песков
Алжир позади
На следующий день в 5.45 утра старенький рено промчался вдоль бульвара Бюго. По асфальту бульвара двумя рядами тянется цепочка автомобилей. При виде их охлаждающих вентилей у заднего колеса и шин сверхвысокого давления у нас от зависти перехватывает дыхание.
— Божек, а ведь отсюда весной 1947 года двинулись в путь к Ливии и Египту инженеры Ганзелка и Зикмунд.
— Послушай, дружище, мы двое, никому не известные, и вот без поддержки со стороны нашей национализированной промышленности идем по таким славным следам. Здорово, а? Теперь о маршруте. Направление на Таблат и Сиди Айса. До Бу Саады 250 километров. Будет хорошо, если мы доберемся туда к вечеру. Или, как здесь говорят, к вечерней молитве.
Пока нас еще освежают остатки утреннего холодка.
На счетчике нашего автомобиля А18114 скачет цифра за цифрой, как дрессированные обезьянки на манеже.
У Эль Арбы развилка дороги и табличка с надписью «Авиационная база 362 Буфарик». Нет, спасибо. Там нам делать нечего!
Алжирские склоны дышат плодородием. На них догорает жаркое алжирское лето. Мы направляемся снизу вверх, к вершинам. Снизу вверх ползет и ртуть нашего термометра.
Между Эль Арбой и Сакамоди ремонтируют дорогу. Крутой подъем: 200, 400, 740 метров. Колышущийся раскаленный воздух дрожит над радиатором. У нас в жилах словно расплавленный свинец — такими тяжелыми кажутся собственные руки. По виску медленно стекает капелька пота, за ней другая.
Кажется, что дорожные рабочие так жару не ощущают. Они загорелые и худые, как сушеная исландская треска. Непредвиденное препятствие: на одном участке укатывают проезжую часть. Сопение дизеля. Оно заглушается бренчанием буксирных цепей и ревом пневматического перфоратора. Камень и металл. И свою волю им навязывает человек.
Маршрут путешествия по Алжиру Милоша ГлавсыРаздражает запах гравийной пыли и дегтя. Явление такое же распространенное, как где-нибудь у нас в Чехословакии, к примеру на шоссе Прага — Бенешов, перед Сазавой…
Останавливаемся только «на одну сигарету», хотя мы и убежденные противники курения. Предлог для разговора. Рабочие меряют нас метром недоверия. Только услышав, что мы из Чехословакии, становятся приветливее.
— Tchécoslovaquie… Oui, Zatopek…[3]
Название нашей страны — это не такое слово, которое им ничего бы не говорило. Здесь работают по большей части алжирцы, но среди них немало французов и итальянцев.
— Сколько зарабатываете в неделю? — спрашиваем мы пожилого француза с птичьим лицом.
— Землекоп — 7500 алжирских франков в неделю. В месяц получается 30 000 алжирских франков, разумеется при полной занятости. Из этого платим за еду 13 500 франков. Работаем шесть часов. А там вон наша лавка.
Да, в пятнадцати метрах от дороги возвышается барак. Крыша из гофрированной жести. В другом бараке, стоящем метрах в тридцати от лавки, живут и спят сорок человек. При лавке процветает также важное «культурно-просветительное» учреждение, которое называют здесь «салоном радости». В этом публичном доме «работает» неопрятная мадам со своими девушками. Можете вы представить себе культурную жизнь в такой вот барачной колонии? Карты, дешевое вино, берберка и ее дочки. Хозяин, видно, «заботится» о полном удовлетворении потребностей своих рабочих. Недельная плата за питание 3375 франков и за посещение общественного салона 500 франков вычитаются авансом из заработка. Если же что-либо окажется в лавке разбитым «при обмене мнениями», попросту во время драки, вычет делается после.
«К счастью», здесь не существуют такие вычеты из заработной платы, как, например, на социальное или больничное страхование.
— Но у нас есть взаимопомощь, — объясняет нам человек с птичьим личиком. — Каждый, кто хочет иметь пособие на случай болезни или увечья, вносит деньги в страховой фонд. Три казначея выбираются всеми рабочими и контролируются профсоюзной организацией. Хозяин не имеет к этому никакого отношения.
— Извините, — не отстаем мы, — еще один вопрос. У вас интеллигентный вид и, по всей вероятности, вы образованный человек. Почему же вы ремонтируете шоссе в этой раскаленной печи? Разве это ваша первоначальная профессия?
— Ну где там, — неестественно хихикнул он. — Видите ли, одни находятся наверху, другие — внизу. Перед войной я имел в Тунисе, в Матеуре, недалеко от Бизерты, собственное торговое дело. Циновки, галва и так далее. Война все уничтожила. Потом я работал в фирме Brignaud et Brignaud — оптовая торговля сеном. Очень солидная, известная фирма. Там я был доверенным, у меня есть опыт в этой области. Но в один прекрасный день старику захотелось взять на работу новоиспеченного зятя. Меня выбросили на мостовую как мальчишку, а я слишком стар для того, чтобы начать сначала. Если бы иметь компаньона с деньгами… Но где там! C’est la vie, такова жизнь. Это должно было случиться, потому что так хотел шеф.
Обладатель птичьего личика по всем правилам представляется нам: мсье Лефевр. Мы прощаемся с человеком, который сменил кресло доверенного фирмы на мотыгу. Ведь так хотел шеф!
* * *
За окном автомобиля, будто в калейдоскопе, мелькает ленточка горной речушки Зеруа. Дома-кубики, словно выбелены солнцем. Бир Рабалю, Омаль, Сиди Аисса и Айн-ель-Хаджель. Последнее селение имеет особенно своеобразный арабский облик. Европейские домики французов-переселенцев остались где-то за Омалем. Здесь преобладают вылепленные из глины мазанки с плоскими крышами. Воинские части французских резервистов в форме цвета хаки поднимают густую пыль тяжелыми, окованными железом ботинками.
Показались новые действующие лица: кричащие жестикулирующие арабы, на этот раз уже подлинные жители внутренних районов страны. На головах закутанных женщин плетенки с овощами и фруктами или глиняные кувшины. В корзинах финики, гранаты, мята. Скот гонят прямо посередине улицы.
Неподалеку от дороги уселся туземный брадобрей. Бедный клиент! Сколько пыли он наглотается, прежде чем «парикмахер» исцарапает ему голову бритвой!
Дамам нравится не только сладкая ложь, но и сладкий соус из сахара и кокосовой мучицы. В этом мы убедились и здесь, в Айн Хаджеле. Представительницы женского пола окружили ларек, где продают кокосовые сладости и медовый рахат. Они так энергично толкаются, что прилавку угрожает серьезная опасность. Владелец лавки не может никак решить, кого же отгонять пальмовой ветвью от прилавка. Может быть, рои золотисто-зеленых мух, а может быть — тараторящих клиенток.
