Полли Эванс - Испания. Горы, херес и сиеста
Надо сказать, что этот бонус было практически не разжевать, а вторая тарелка, которую принес официант, была до краев наполнена какой-то непонятной жидкостью коричневого цвета.
О боже! Что это? Хвост быка с какой-то дрянью? Или, может быть, тушеный бродячий кот?
Официант остановился в нескольких шагах от моего столика и стал пристально наблюдать за тем, как я ем. Он как будто поспорил с кем-то на кухне, буду ли я, англичанка, есть двойную порцию внутренностей геккона. Я даже представила, как Педро, расставляющий приборы на столе, и Пако, мойщик посуды, тихонько хихикают, обсуждая мой ужин. Они еще пожалеют об этом! — подумала я.
Съев два из предложенных мне блюд, я наелась до отвала. К мясу, которое принес официант, я даже не притронулась. Оно так и осталось валяться на тарелке. Я попросила счет.
— Оплата при выходе, — буркнул официант, с укоризной глядя на четыре килограмма мяса, под весом которого стол просто трещал.
У входной двери ресторана стояло провисшее кресло. Оно все скрипело и квакало и так и просилось на помойку. В кресле возлежала старая и очень крупная женщина, одетая во все черное. Она тихо храпела. Официант подошел к ней вплотную и склонился к ее уху.
— Cobra! — крикнул он.
(В испанском языке это не предупреждение о надвигающейся опасности, когда смертоносное жало змеи вот-вот вопьется в ваше тело, а просто указание на то, что пришло время принять у клиента деньги.)
Вопль официанта разбудил пожилую женщину. Она вздрогнула и еще какое-то время тряслась от испуга. Потом вытерла слюни с подбородка и прохрипела:
— С вас двенадцать евро.
— Можно мне получить чек? — спросила я, забрав сдачу.
— Что? — дрожащим голосом спросила она по-испански, видимо не поняв моего вопроса.
Эта старая карга начала возмущенно переспрашивать меня и заморгала слезящимися глазками. Ей послышалось, что я прошу у нее кулинарный рецепт.
— Ладно! Но тогда с вас еще три евро! — сказала она мне.
Да не нужен мне твой рецепт! Вот старая жирная дуреха! У меня сейчас живот лопнет от чоризо и вашего серого хлеба. Вот глухая тетеря! Какая же тупая!
Я не стала с ней спорить и согласилась на этот нечастный рецепт, а потом немедленно убралась из ресторана. Я вернулась в свой мрачный маленький номер. Там, слава богу, не надо воевать с едой странного вида и общаться с толстыми столетними экспонатами в черной одежде. Моему желудку больше ничего не угрожало.
Глава 21
Вы спали одна?
Я не могла уснуть до пяти часов утра: постоянно ворочалась не в состоянии устроиться на неудобной кровати, которая скрипела при каждом моем движении. Ко всему прочему моя комната была на первом этаже, и мимо моих окон то и дело шастали пьяные, которые при этом еще и вопили. Все дело в том, что была суббота и многим, по-видимому, не сиделось дома. Шум и крики отдавались звоном в моей голове. Простыни, на которых я спала, были явно не новыми, давно не стиранными и неприятно пахли. Да, подумала я, а еще удивляюсь, что не могу уснуть. А денег столько содрали! Только непонятно за что. Никогда больше не буду останавливаться в такой же грязной, дешевой гостинице, как эта, да еще и в компании с гекконом.
Что по-настоящему вывело меня из себя, так это грязная ванная комната с отвратительным душем, несмотря на то что эта гостиница не была уж такой дешевой. А если еще учесть все те неудобства, с которыми я столкнулась, она совсем не тянула на тридцать евро. Тем не менее я отдала хозяйке эту сумму на следующее утро, но при этом попросила у нее чек.
— Нет, — сказала она, сложив руки на пышной груди.
— Как нет? Вы не можете дать мне чек? — с недоверием взглянув на нее, спросила я.
Между прочим, она даже не предложила мне заполнить анкету, когда я только приехала сюда.
— Нет! — повторила она, уставившись на меня. — Не могу! — снова сказала она еще более решительным тоном.
Ситуация явно накалялась, но не только из-за того, что я заплатила столько денег за отвратительные условия и не спала практически всю ночь. Через несколько минут ко мне снова подошла хозяйка, как раз в тот момент, когда я собирала и укладывала вещи в корзинки велосипеда.
— Этой ночью вы спали одна? — задала она вопрос.
— Конечно одна! — возмутилась я и даже закашлялась от неожиданности.
А с кем я должна была, по ее мнению, спать? С рабочим, который кладет трубы на площади Майор?
Или, быть может, она решила, что я провела ночь с ее немолодым мужем, помешанным на экономии электроэнергии? Или она думает, что я лесбиянка и что привела к себе в номер старую толстуху из ресторана? Ну уж последнее точно невозможно, поскольку после такого свидания наутро от меня осталось бы мокрое место.
— Если это действительно так, то с вас двадцать пять евро, — сказала она и вернула мне пять.
Я оставила эту гостиницу с неприятным осадком на душе, и все из-за странного и неприличного вопроса. Я просто негодовала, вспоминая отвратительную комнату, в которой ночевала, и отказ хозяйки гостиницы выдать мне чек. Но махать кулаками было уже поздно, а ругаться тем более. Да я и не стала делать этого. Мне все-таки удалось взять себя в руки, вспомнив, что есть и другой выход из этой дурацкой ситуации. А именно, можно, скажем, обратиться в Государственное управление по финансам, поскольку, как мне показалось, эта старая ведьма из «Пансион Паз» в Трухильо скорее всего не платит налоги. Надо будет объяснить в этом управлении, что для того, чтобы найти ее, нужно доехать до площади Майор, а потом повернуть налево, к дворцу Конкисты. Нужно будет не забыть уточнить, что она живет совсем рядом, направо.
Весь следующий день я ехала по сельской местности Эстремадуры. По пути мне попался пожилой фермер с ослом. Они общими усилиями возделывали поле. А затем я увидела свиней с черными копытцами. Меня по-прежнему проверяли на прочность крутые подъемы и головокружительные спуски. Но в тот день я испытала столько эмоций. Просто адреналин какой-то!
— И-и-и-ха! — кричала я, мчась на скорости вниз по склону мимо удивленной свиньи, стоящей на обочине. В этот момент я совсем забыла о том, что я обычный велосипедист, и чувствовала себя ковбоем, участвующим в родео.
Я двигалась по тем самым местам, где вырос великий испанский режиссер Педро Альмодовар. Среди его киношедевров такие картины, как «Женщины на грани нервного срыва», «Все о моей матери», «Поговори с ней». Педро Альмодовар родился в суровом засушливом крае Ла-Манча, но когда ему исполнилось восемь лет, его семья переехала в Эстремадуру, в деревню Мадригалехо, приблизительно в пятидесяти километрах от Трухильо. Мадригалехо находится в самой настоящей глуши и даже не сравнится в этом смысле с Эстремадурой.
