Джон Поллок - Апостол
Феликс приказал содержать Павла под арестом, разрешив друзьям посещать его сколько угодно и приносить ему все, что нужно.
Глава 32. Царь, царица и прокуратор
Влажная средиземноморская зима уступила лету 58 года; дули свежие ветры с моря. Павел, прикованный легкой цепью к сопровождающему его солдату, мог свободно гулять по берегу и в городе. Аристарх из Фессалоник поселился в тюрьме, чтобы помогать и прислуживать Павлу. Тимофей уехал проповедовать в Европу или Малую Азию: в нем все еще оставалась юношеская живость, но уже появилась способность к сосредоточенности. И другие посланники церквей вернулись в Европу и Асию, за исключением Луки, который решил остаться в Иудее, чтобы собрать все возможные устные и письменные свидетельства о жизни, смерти и воскресении Иисуса, а также о жизни первых христиан.
Лука возвращался в Кесарию навестить Павла после долгих бесед с Марией, матерью Господней или Марией Магдалиной (если та была еще жива) и рассказать апостолу все, что узнал. Беседовал Лука и с Заккаем, и с прозревшим нищим из Иерихона. В Кесарии Павел, Лука и безотлучный стражник часто сидели и слушали рассказы Филиппа о первых днях после сошествия Святого Духа, о Стефане, которого Филипп хорошо знал. Павел добавлял свои замечания и воспоминания. Некоторые считают, что именно в это время Павел написал свое Послание к Евреям. Послание не подписано, и авторство не установлено точно. Через сто пятьдесят лет после смерти Павла Климент Александрийский говорил, что Павел написал это послание по-еврейски, а Лука перевел его на греческий, и в этом виде оно досталось нам. Современные исследователи сомневаются, что это перевод. Преемник Климента Ориген считал, что Павел руководил составлением послания, но написал его кто-то другой. Тертуллиан решил, что послание написано Варнавой. Другие ученики считали его произведением Аполлоса: этой же точки зрения придерживался Лютер, и в наши дни она особенно популярна.
Как бы то ни было, в эти спокойные дни у Павла появилась, пусть ограниченная, возможность общаться со своим народом. Кроме того, он надеялся обратить в веру двух высокопоставленных учеников. Прокуратор Феликс соблазнил молодую принцессу из Иудейского царского рода, Друзиллу. Она развелась с царем Коммагены, чтобы стать третьей женой Феликса. Может быть ее, иудейку, нарушившую этим закон предков, мучила совесть; или просто в ней сильно было врожденное любопытство, но она нередко уговаривала Феликса пойти послушать Павла.
Павел признавал авторитет правителя. Он не был анархистом. Он писал христианам Рима, жившим в опасном соседстве с Нероном, чтобы они рассматривали императора, как Божьего слугу; власть дается от Бога. У Павла был свой рецепт решения политических проблем — не кровавые революции, а смягчение сердца и преобразование душ правителей. Когда Феликс пожелал послушать его, апостол откликнулся с готовностью. Он свободно говорил о вере в Иисуса Христа, не опасаясь прокуратора, с сердцем раба, который, как и его предшественник Пилат, полагал, что обладает властью оправдывать и осуждать. С точки зрения Павла, по учению Господа любая власть и суждение давались свыше. Феликс, на совести которого было слишком много политических преступлений и прелюбодеяний, решил, что Павел "копает слишком глубоко". Лука пишет: "И как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя".
Друзилла потеряла интерес к проповеди, но Феликс продолжал часто посещать апостола: раскаиваясь в глубине души, он, в то же время, надеялся, что Павел даст ему большую взятку, и тогда он решит дело в его пользу. Павел, Лука, Аристарх, старец Филипп и его дочери молили Бога о спасении Феликса, но прокуратор так и не обратился в веру.
Весной 69 года, после восстания в Кесарии, Феликс был отозван в Рим и попал в опалу. Влияние брата спасло Феликса от наказания — его не принудили к самоубийству, но он никогда больше не занимал общественных должностей. Перед отъездом он легко мог освободить Павла, но не сделал этого, не желая рвать последние полезные связи с иудейскими старейшинами. По крайней мере, он не хотел давать им повода обвинить его перед императором в неоправданных действиях. Осторожный до конца, он оставил Павла в заключении.
Новым прокуратором Иудеи стал Порций Фест, человек более высокого происхождения и более высоких принципов. Напряженные попытки навести порядок в беспокойной провинции подорвали его здоровье — он умер на посту через два года.
Как только бразды правления перешли к нему в июле 59 года, Порций Фест выехал из Кесарии в Иерусалим. Случайно, среди обсуждения многих других проблем, первосвященник поднял вопрос о Павле. Члены синедриона решили, что новый прокуратор захочет произвести благоприятное впечатление, и просили его начать суд над Павлом побыстрее, в Иерусалиме: сорок молодых фанатиков, поспешившие поклясться не есть и не пить, пока не убьют Павла, ждали случая смыть с себя позор и наверняка попытались бы напасть на Павла по пути в Иерусалим. Фест разрушил их планы, хотя и непреднамеренно. Отказавшись проводить суд в Иерусалиме, он велел старейшинам явиться в Кесарию: просто, чтобы не причинять себе лишних хлопот. Он обещал им не откладывать слушания.
Через восемь или десять дней Фест вместе со своими чиновниками и офицерами вернулся в Кесарию и на следующее же утро приступил к обязанностям Верховного Судьи провинции. Дело Павла рассматривалось первым. Когда Павел вошел в помещение суда, иерусалимские иудеи готовы были наброситься на него в ярости — столько злобы накопилось в них за два года; но в присутствии прокуратора они не посмели выражать свои чувства иначе, как злобными выкриками. Фест позднее говорил царю Иудеи: "Обступивши его, обвинители не представили ни одного из обвинений, какие я предполагал; но они имели некоторые споры с ним о Богопочитании и о каком-то Иисусе умершем, о Котором Павел утверждал, что Он жив". Позже иудеи все же представили обвинения, вроде тех, которые сочинил Тертулл, но не смогли вызвать свидетелей. Лука пишет, что Фест выслушивал обвинение за обвинением и просил доказательств, но доказательств не было.
Павел попросту отрицал всякий состав преступления: "Я не сделал никакого преступления ни против закона Иудейского, ни против храма, ни против кесаря".
Фест видел необоснованность обвинений. Но он не разбирался в религиозных вопросах и боялся оскорбить своих новых подданных. Он вспомнил о просьбе синедриона: "Хочешь ли идти в Иерусалим, чтобы я там судил тебя в этом?" — спросил он Павла.
