Николай Алексеев - Зимовка на «Торосе»
Стирка парусов весной.
7 августа у борта неожиданно появились гидролог и гидрохимик, работавшие в восточной топографической группе. Оба пришли мокрые по пояс.
— Ну, как у вас дела? Почему только двое? Где остальные? — засыпал я их вопросами.
— Все в порядке, Николай Николаевич, работаем; позавчера стали лагерем в 18 километрах от вас, опустился плотный туман. Чтобы не сидеть зря, мы решили проведать «Торос» — по баньке соскучились. Завтра пойдем обратно, а вот вам донесение от Юдова.
— Как лед? Очень трудно итти?
— Лед только и ждет, чтобы развалиться на куски. Откровенно говоря, итти паршиво, а в одиночку и совсем не рекомендуем, ну и «Торосу» шагать тоже еще рановато.
— Ну добре, идите мыться и отдыхать, завтра придумаем, что делать дальше.
Н. С. Юдов сообщал, что работа идет успешно, но объем ее против плана значительно возрос из-за большой изрезанности берегов. В продовольствии отряд пока затруднений не испытывал, но запасы подходят к концу. До полного окончания съемки Таймыра отряд работы не прекратит ни по каким причинам.
Я рассказал товарищам о создавшемся положении. Вызвались добровольцы доставить на плечах продовольствие отряду, так как о движении с нартами не могло быть и, речи. Утром восемь человек отправились в свое рискованное путешествие через пролив Паландера. Ледовый покров был удивительно обманчив. Там, где казалось, что нельзя было ступить, лед совершенно свободно выдерживал тяжелый груз; на некоторых же участках он буквально разъезжался под ногами.
Продовольственный транспорт почти перешел пролив, как вдруг отошедший несколько в сторону третий механик Е. С. Иванов провалился под лед вместе с тяжелым грузом на плечах. К утопающему бросились ближайшие товарищи, но лед стал обламываться под их ногами, когда они были от Иванова еще метрах в 20—25. На мгновение люди застыли от ужаса. Механик пытался сбросить с себя груз, но одной рукой не мог развязать узла; другой он держался за кромку льда. Ясно, что эта борьба долго продолжаться не могла. Брошенный конец веревки до нужного места не достал.
— Держись, Женя! Я сейчас! — закричал гидролог Петр Петрович Рахманов и пополз на животе к Иванову. — Стой! Куда ты, чорт! Все равно не доберешься! Мне уже не поможешь! — запротестовал тонущий, явно теряя силы.
Гидролог продолжал свой путь; за ним поползли матросы. Петр Петрович уже бросил Иванову конец ремня от бинокля. Осторожно, подталкивая друг друга, цепь из распластанных человеческих тел выползла на твердый лед. Только сейчас люди окончательно пришли в себя. Как и всегда бывает в таких случаях, больше всего досталось бедняге Иванову за то, что он чуть не погиб.
— Да что вы, ребята! Хотел обойти вон ту канаву, чтобы меньше в воде брести, ну и… того… искупался. Что же тут особенного? Вот только весь хлеб замочил.
На этом происшествие и закончилось. Продовольственный транспорт был доставлен на мыс Олений острова Таймыра, и отряд через сутки вернулся тем же путем на корабль. Это был наш последний массовый поход на льду. Уже на следующий день количество промоин настолько увеличилось, что совершенно исчезла возможность сообщения даже между кораблем и берегом острова Боневи.
Вечером пришло радио с «Русанова» с сообщением, что он, обогнув с севера остров Русский, подошел к острову Пилота Алексеева, где высадил 6 человек рабочих для «Тороса» и гидрографический отряд в 10 человек для проведения триангуляционного ряда от Таймыра на остров Русский. На борту «Русанова» находился для нас также запас нефти. Пароход сделал попытку пройти в архипелаг, но встретил всюду невзломанный, а местами даже торосистый лед; поэтому он произвел высадку людей на острове Пилота Алексеева.
Затянувшаяся стоянка в бухте Ледяной начала надоедать. Утром 11 августа винт «Тороса» заработал. Началось обычное форсирование льда с нескончаемыми переменами ходов; о лавировке думать еще не приходилось; мы с трудом смогли только дробить канал на ширину нашего корпуса. Сначала дело кое-как шло, но, пройдя кабельтова три, «Торос» встретил такой лед, что при ударе просто отскакивал от него. Пришлось стать на ледовый якорь. Над архипелагом почти все время стоял туман.
Так прошел еще один день. 13 августа утром ко мне в каюту зашел Виктор Александрович.
— Ну, Николай Николаевич, пишем приказ об окончании зимовки. В Паландере начало торосить лед.
— Поздравляю, дорогой. Значит перешагиваем в новый этап работы. Как-то встретит нас эта навигация?
— Мы ее сами постараемся как следует встретить. Корабль у нас — золото, а ребята на нем — лучше и желать нечего. С зимой справились, ну а с летом справиться нам просто по штату положено. Пошли на мостик!
Утро было пасмурное; тянул легкий, сравнительно теплый ветерок. Поперек пролива Паландера выросла гряда торосов высотой с полметра. Лед двигался всей массой; на вершине тороса нет-нет да и отрывалась какая-нибудь льдина и с шумом скатывалась вниз.
— Подождем, пока ледок успокоится, и в путь дорожку, — решил капитан, с любовью оглядывая свой корабль, блиставший свежей окраской и надраенной палубой.
На всем корабле царило оживление, как в большой праздник. Нам предстояли еще большие бои, и к ним коллектив шел с абсолютной уверенностью в победе. Лед продолжал медленно двигаться по проливу, то открывая крошечные полыньи, то нагромождаясь в торосы. Только на следующее утро заработал главный мотор корабля. С невероятным упорством сдавал свои позиции ледяной покров; «Торос» шаг за шагом двигался вперед. После семи часов работы мы обогнули мыс Гнейсовый и вошли в лед пролива Паландера.
— Прощай, Ледяная, голубушка! Спасибо за приют и гостеприимство, — низко поклонился в сторону покинутой бухты старший механик.
— Что, Григорьевич, грустно со своей деревней расставаться? — спросил его один ив штурманов.
— А вы думали как же? Ведь шутка-шуткой, а одиннадцать месяцев я здесь прожил.
— Верно, Григорьевич, правильно говоришь, — подтвердил боцман. — Бухта хорошая, и жили мы в ней хорошо. Помните, Николай Николаевич, я вам на собрании осенью еще говорил, что хорошо зимовать будем. Ведь по-моему вышло.
— По-твоему, боцман. Я зимовкой доволен.
«Торос» проходил траверз бухты Каменистой. Впереди за мысом Северным синела чистая вода. Прошло еще около часа, и наш красавец, рассекая форштевнем изумрудную воду, семиузловым ходом направился к северу. Буквально все, кроме вахтенного механика, находились на палубе, любуясь открытым пространством воды и быстрым движением корабля. Динка, навострив уши, виляла хвостом, как бы разделяя всеобщую радость и оживление.
