Алексей Евдокимов - Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе
Но если 9 мая в Латвии – дата, объединяющая русских, то 16 марта – дата, разъединяющая латышей. Легионеры СС, разумеется, кумиры не всех представителей титульной нации. Многих интеллигентных латышей ажиотаж средств массовой информации в связи с легионерским шествием смущает и раздражает (так звезд раздражают папарацци, стремящиеся запечатлеть их, занятых каким-нибудь физиологическим процессом). Да и исполнительная власть, понимая ущерб международному реноме страны, от мартовских торжеств показательно дистанцируется. Представители правительства в памятных мероприятиях не участвуют, а в 2014‑м министр регионального развития, объявивший о своем намерении примкнуть к шествию легионеров, был немедленно отправлен в отставку.
И все-таки сказать, что ветераны обеих «оккупационных» армий и слуги обоих режимов «равноудалены» от латвийского государства и латышской национальной идеологии, не получается. За постсоветское время в стране состоялся ряд судебных процессов над престарелыми красными партизанами и бывшими сотрудниками НКВД – и они завершились обвинительными приговорами по статье «геноцид» (правда, многих осужденных по разным причинам выпустили из тюрьмы досрочно). При этом ни одного процесса над нацистскими преступниками в независимой Латвии не было, а 41 человек, осужденный за военные преступления советским судом, был в ней реабилитирован – в том числе члены зондеркоманд.
О латышских легионерах СС четвертый президент Второй республики Андрис Берзиньш сказал в свое время (будучи действующим главой государства) так: «Они боролись с мыслью защитить Латвию. Считать их преступниками – это за рамками здравого смысла. Вместо этого перед ними надо склонить голову». А об их противниках, освободителях Латвии от нацистов (тех самых, которым памятник), второй президент Второй республики Вайра Вике-Фрейберга высказалась следующим образом (тоже в пору своего президентства): «Мы не изменим сознание тех пожилых россиян, которые 9 мая будут класть воблу на газету, пить водку, распевать частушки и вспоминать, как они геройски завоевали Балтию».
Вот и весенние праздники, мартовский и майский, хоть и неофициальные, но – в разной мере. Бросающееся в глаза обстоятельство: шествие легионеров проходит у главного государственного символа, мероприятия же 9 мая – у монумента, который в девяностых ободрали охотники за металлом и изгадили граффити, который неонацисты однажды пытались взорвать, а публицисты многократно предлагали снести.
День легионера в прошлом все-таки отмечался официально: пару лет в конце девяностых, – День Победы в независимые годы, конечно, никогда. Что же касается правительственного бойкота легионерских мероприятий – то да, представителей исполнительной власти на них не бывает, зато в колонне с ветеранами СС шагает множество законодателей. Причем это депутаты не какой-нибудь маргинальной партии, а объединения, входящего в правительственную коалицию (так называемого «Национального объединения»).
Латышский легион – не просто испытанное средство политических спекуляций правых. Это часть национальной идеологии и мифологии – не главная, но существенная. Недаром здешние историки и публицисты потратили столько сил на адвокатуру данного подразделения. Базовый их тезис: следует отделять полицейские батальоны (то есть карателей, в чьих преступлениях сомневаться невозможно) от фронтовых частей, собственно Латышского легиона (то есть солдат, воевавших не с мирным населением, а с оккупационной Красной Армией). Постулат этот чрезвычайно лукавый – потому что многие полицейские батальоны были включены в состав легиона. К тому же существуют свидетельства участия легионеров в зверских расправах над гражданским населением (скажем, в карательной операции «Весенний праздник» в Витебской области в 1944‑м) – но такие свидетельства нынешней официальной историографией объявляются советской пропагандистской ложью. Установка этой историографии предельно четкая: в крайне неприглядной теме латышского коллаборационизма (как-никак на территории страны было уничтожено порядка 90 тысяч евреев) найти некий незапятнанный объект – а если надо, очистить его. И таким объектом стал Латышский легион СС.
Поэтому не берется во внимание, что он присягал Гитлеру. Что ни о какой латвийской независимости в 1943–1944 годах и речи быть не могло. Принято считать, что латышские легионеры воевали за свободу – во всяком случае, сами в это верили. Почему президент Берзиньш призывал склонить головы перед бойцами Ваффен СС? Потому что «они боролись с мыслью защитить Латвию».
Тут все упирается в систему ценностей. В моей личной системе ценностей, как, вероятно, в системе ценностей большинства русских, никакая латвийская государственность не оправдывает того, чтобы воевать на стороне самого отвратительного режима в истории. Восприятие нацизма как Абсолютного Зла – важная часть русского национального (в самом широком смысле) сознания, в котором тема Второй мировой занимает ничуть не меньше места, чем в латышском. Вот только в латышской исторической мифологии роль дьявола, полюса Зла, беспримесного мрака отведена режиму сталинскому. Оттого все, что этому Злу активно противостояло, де-факто зачисляется в силы добра.
Останки героя послереволюционной борьбы за независимость Латвии, а впоследствии генерал-инспектора войск СС группенфюрера Рудольфа Бангерского, сдавшегося в 1945‑м англичанам и умершего в ФРГ, в середине девяностых торжественно перезахоронили на почетном месте Братского кладбища в Риге – фактически в национальном пантеоне.
Паспорт инопланетного монстра
Когда в 1989 году Народный фронт Латвии объявил о намерении бороться за независимость республики, в его программе был такой пункт: организация выступает за то, чтобы гражданство независимой Латвии получили все ее жители, кто этого захочет. В следующем году НФЛ, активно поддерживаемый в том числе и русскоязычными, триумфально победил на выборах в Верховный Совет Латвийской ССР. Осенью следующего, 1991 года, через месяц после того, как независимость Латвии признало руководство распадающегося после путча СССР, этот контролируемый Народным фронтом Верховный Совет принял постановление «О восстановлении прав граждан Латвийской Республики».
Согласно ему, гражданство страны получали только граждане Первой, довоенной, республики и их потомки. Примерно семистам тысячам человек – «ввезенным в оккупированную Латвию в период оккупации» (как потом было сформулировано в проекте декларации), их детям и внукам – в гражданстве было отказано. Около трети населения страны – в основном те, кто прожил здесь всю жизнь или большую часть жизни, – обнаружили себя в интересном (и весьма туманном тогда) юридическом положении. Почти все они были русскоязычными. И, конечно, среди них хватало тех, кто голосовал за Народный фронт.
