Юрий Иванов - Острова на горизонте
— И он навсегда теперь останется тут! — воскликнула Маринка. — В море!
— Все верно, так оно и будет. Однако пойдемте дальше. Глядите, вот это помещение — салон. Тут стояло пианино, на переборках висели картины. Здесь пассажиры обедали, отдыхали, читали книги, разговаривали.
— Лампа керосиновая, — удивленно сказал Андрей и качнул лампу. Она была укреплена в особом устройстве, «кардане». Как бы ни кренилось судно во время качки, лампа всегда остается в одном положении. — Он такой старинный пароход, что тут были керосиновые лампы?
— Пароходу лет шестьдесят. Уж и не знаю, почему тут керосиновые лампы. Думаю, просто как украшение. Видишь, какие они красивые? Если надраить — заблестят, как золотые. Так вот. Это грузо-пассажирское судно. В каких только краях оно не было! И в Африке, и в Южной Америке, и в Австралии.
Мы ходили по пустым помещениям, выглядывали в распахнутые иллюминаторы. Кто-то снял один, и он стоял в углу, поблескивая толстым стеклом и бронзой. По трапам спустились в машинное отделение: двигатель, сложный переплет труб и трубок, вентиля, манометры. Мертвая машина еще пахла маслом и соляркой. Грустно было думать, что это громадное механическое сердце больше никогда не оживет, не забьется в горячем кожухе и не раскрутит гребной вал с винтом. Потом мы поднялись в ходовую рубку, и Андрей покрутил штурвал. Были тут разбросаны лоции и мореходные карты. Я поднял одну. Это была карта острова Мадагаскара. Наверно, пароход побывал и там.
Затем мы рассмотрели кормовые надстройки и отсек рулевой машины. К переборкам отсека были прикреплены запасные части, а в распахнутом трюме виднелся громадный якорь. Сколько десятков лет возили его в трюме? Так и не понадобился.
…А погода еще больше ухудшилась. Пошел мелкий дождь.
Волны с громом ударяли в левый борт судна, и стонущий гул разносился по всему пароходу. Завывал в надстройках ветер. Стало немножко жутко, как на кладбище. Пора было покидать это трагическое морское чудо, да и ребята уже устали.
То, что выброшено морем на берег, принадлежит любому. И мы забрали с собой иллюминатор и две керосиновые лампы. Пускай будут памятью о нашей удивительной находке.
Ветер, несколько сменив направление, дул теперь вдоль берега. Крутые серо-зеленые валы шли один за другим. Вот это да! Ящик прыгал в волнах, дергался на веревке.
Мы начали спускаться по трапу, который раскачивался под нашими ногами из стороны в сторону.
Вдвоем с Андреем, кое-как накренив и приподняв ящик, мы вылили из него воду, положили на дно иллюминатор, лампы и посадили Маринку. Испуганная, молчаливая, судорожно сжимая руками ворох одежды, Марина мужественно старалась улыбнуться: мол, ничего страшного!
Двинулись. Ящик быстро наполнялся водой. Я глянул на пароход: может, вернуться? Но что мы там будем делать? Выкинуть иллюминатор и лампы? Но так хочется привезти все это домой! Ведь надо преодолеть всего каких-то метров десять…
Дно уже не достаем. Какие волны! Они раскачивали ящик, заплескивались в него; с каждой минутой воды в нем становилось все больше. Я начал беспокоиться, уже ругал себя, корил за глупость, которую затеял. А берег приближался слишком медленно.
— Оде-ежда… — жалобно проговорила Маринка. — Мо-окнет.
Она приподнялась, ящик вдруг резко накренился, я попытался удержать, да не смог. Волна накатилась. Отчаянно вскрикнув, Маринка вывалилась из ящика. Я нырнул. Где она? Какой-то тощий белый лягушонок дергался в зеленоватой мутной воде. Ринулся к Маринке, схватил ее, вынырнул. Что-то выкрикивал Андрей, ящик перевернулся. Дрожа от страха и холода, Маринка вцепилась в шею, прильнула всем тельцем к моей спине, заработала ногами, помогая мне плыть.
— Жива? — крикнул я.
— Жива-я… — отозвалась она и закашлялась.
— Вот это приключение, да? — сказал я, вселяя в нее бодрость, и хрипло засмеялся. — Вот это здорово, правда?
— Дедушка, миленький, плыви скорее к берегу… — пролепетала Маринка. — Мне стра-ашно.
Как мореплаватели, потерпевшие кораблекрушение, мы выбрались на берег, и взбодрившаяся Маринка начала бегать, чтобы согреться. А мы с Андреем ныряли, искали иллюминатор, лампы и нашу одежду. Скорее же домой! Выжали вещи, оделись. Дождь усилился, он лил и лил. Промерзшие и уставшие, мы торопливо шли по берегу. Каким бесконечным показался нам обратный путь!
— Я больше не могу идти, — сказала вдруг Маринка. — Понеси меня, а?
— Что? Нести тебя? Ведь тебе уже шесть лет, — сказал я, хотя мне и хотелось подхватить ее на руки. — Ну-ка выше голову! Иди и не думай о том, что ты устала, поняла? А думай о том, как мы придем домой, и как нас будет ждать бездомный кот Мартын, и как мы затопим печку и сядем возле огня все вчетвером. Думаешь?
— Ду-умаю… — простонала Маринка, — Но все равно я так устала.
Но вот и дом. И бездомный кот Мартын — неизвестно где он живет, где бывает: то вдруг придет, то пропадет на несколько дней, — этот бездомный кот сидел на пороге, мокрый и голодный. Маринка засмеялась, кинулась к нему, схватила, а кот мурлыкнул и, приподнявшись, боднул ее широколобой башкой в подбородок.
Мы вошли, захлопнули за собой дверь. И дождь остался за порогом. Скрипнули половицы. Мы быстро переоделись в сухое, подсели к печке, в которой уже лежали дрова, я поднес спичку, и сухие щепки трескуче вспыхнули. Вскоре запылали и поленья. Мы согрели обед, вскипятили чай и сели на скамейку перед печкой. Кот, полакав молока, пристроился рядом. Ветер подвывал в трубе, дождь бился в окна, но нам он был не страшен. Мы глядели в огонь. Маринка укачивала свою больную куклу, а я гладил ее по сырым волосам. Так было хорошо! Мы говорили, рассуждали о таинственном пароходе и строили догадки, кто такая была «Анна Ф»?
— Я думаю, что она была очень красивой, — сказал Андрей. — У нее были большие серые глаза и длинные-длинные волосы. Она плавала, как рыба, очень любила море и…
— …и куклы, — добавила Маринка.
— И однажды, переодевшись мальчиком, ушла в плавание.
— Я так испугалась там, когда ящик стал тонуть, — сонно проговорила Маринка. — Даже чуть глотнула соленой воды. И я хочу тоже переодеться мальчиком и пойти в плавание…
— Так оно и будет, — сказал я. — Ты — Марина. Значит, морская. Есть такой морской обычай: если человек хочет породниться с морем, стать моряком, ему надо окунуться в соленую воду. Вот ты сегодня и окунулась. Наверно, ты будешь морячкой.
Глаза ее заблестели, наверное, ей хотелось прижаться ко мне. Но Андрей так сурово взглянул на нее, что Маринка поняла: тут не место для нежностей! Мое сердце сжалось от любви к ней и страха… Ах ты мой смелый человечек!.. Ах ты коварное море, как ты опрокинуло ящик! И я обнял ее, прижал к себе.
