Петр Козьма - Наш человек в Мьянме
Одежда монаха (тинган) — это два больших квадрата бордовой ткани, один из которых специальным образом оборачивается вокруг пояса в виде юбки и для ее фиксации на поясе скручивается там в небольшой рулон. Другой — это большая простынь, края которой особым образом закидываются на левое плечо. В принципе, ничего сложного в этой одежде нет, но теоретически описывать ее довольно сложно.
При всей несопоставимости двух явлений, могу сказать, что я сталкивался с подобным феноменом только один раз — когда меня на словах просили рассказать, как правильно наматывать портянки. Так вот, рассказать об этом я не смог, но когда попросили показать, оказалось, что армейский опыт сидит настолько крепко, что руки сами быстро сделали свое дело. С монашеской одеждой — то же самое. Достаточно несколько раз самому попробовать, и вскоре все необходимые движения будут доведены до автоматизма; труднее бывает освоить другой, более сложный «глухой» стиль одежды монаха, когда он идет с горшком для сбора пожертвований в ближайшую деревню.
Я уже сказал, что буддистские тексты, которые читают монахи, — очень практические. В числе обязательных — текст о монашеской одежде. Он на самом деле звучит очень мелодично и красиво, как некое музыкальное произведение. Буддистские монахи читают тексты нараспев с особыми интонациями, и ритм именно этого текста лично мне, в силу моего российского воспитания, немного напоминает медленную мелодию известной старой песни «Вечерний звон». Зато сам текст — очень простой. В нем перечисляется то, от чего монашеская одежда может защитить (от жары и холода, от ветра и солнца, от насекомых, скорпионов и змей), а также то, что она призвана прятать («нижние сексуальные части тела»). Отсюда выводится мораль — для этого нам и нужно использовать эту одежду. Так же просто, кстати, в другом тексте объясняется, почему монахи должны жить в монастыре, а не, скажем, в лесу на деревьях.
Монахи читают определенный набор буддистских текстов вслух коллективно, два раза в день. Каждая молитва сопровождается медитацией. Естественно, медитировать получается далеко не у всех, поэтому основное правило — сидеть тихо, пытаться все делать правильно и не мешать другим. Перед медитацией — коллективное чтение вслух напоминания о том, как выбрать место для медитации, как сидеть, как дышать и на чем концентрироваться. После медитации — специальный текст, в котором человек делится с окружающим миром своим позитивным настроем, возникшим в результате медитирования.
Встают монахи рано: в одних монастырях — в 4 часа утра, в других — в 5. Утреннее чтение буддистских текстов — сразу после завтрака. Питание двухразовое: завтрак после подъема, обед — до 12 часов дня. После 12 часов дня есть нельзя, можно только пить воду; в некоторых монастырях разрешают несладкий чай, в других — газированные напитки типа колы. Обед, как и чтение текстов, — мероприятие коллективное, на него обычно созывают звоном гонга или ударом в калатет. При входе в комнату для обеда следует по три раза поклониться изображению Будды, и затем — сидящему около своего стола сайядо. После того, как монахи наелись, накрываются столы для тех жителей окрестных деревень, которые в этот день помогали в готовке и уборке. Кстати, в обычные дни, то есть не в дни поста, мьянманские монахи отнюдь не исповедуют вегетарианство.
Фактически, кроме двух ритуалов чтения буддистских текстов перед изображением Будды и ежеутреннего выхода в окрестные деревни за продуктами, обязательных мероприятий в монастыре нет. Но, во-первых, в любое время можно спросить постоянного монаха про учение Будды и обсудить с ним то, что тебя волнует, а во-вторых, как правило, в монастыре есть немало уединенных мест среди деревьев или, на худой конец, пустых помещений, куда можно принести коврик и в тишине и спокойствии медитировать самому.
Что касается утреннего обхода соседнего населенного пункта, то это — ритуал, который интересен прежде всего тем, что монахи обычно ходят в ту же самую деревню, где они живут в своей «мирской» жизни. Они идут цепочкой, в надетых по-особому тинганах, держа в руках перед собой черные горшки для еды, и по правилам им запрещено глазеть по сторонам. Не могут они и выйти из цепочки, чтобы зайти в свой дом. Впереди идущей по улице цепочки монахов обычно бегут ко-ины с многоярусными тхамин-чжайнами, куда обычно складывают карри, и криками зовут жителей на улицу. Иногда впереди процессии чинно следуют еще и добровольные помощники из числа жителей деревни с перекинутой через плечо палкой, на которой висит плоский мьянманский набат, напоминающий лодку с закругленными краями. Звуки этого набата разносятся по деревне, и жители выходят давать монахам еду. Старушки несут с собой коврики или циновки, и пока колонна монахов проходит мимо, сидят на них, сложив руки лодочкой у лица и кланяясь. Прохожие складывают руки, приветствуя колонну. У обочин стоят деревенские жители с кастрюльками с вареным рисом и накладывают по ложечке в горшок каждому монаху. Карри кладут отдельно — в тхамин-чжайны к ко-инам. Монах, идущий во главе колонны, касается тарелки с карри рукой, и это означает, что дар монахом принят. Иногда вдоль строя проносят целую кастрюлю с рисом: в этом случае коснуться ее рукой должен каждый монах.
Помимо религиозного смысла, в этом ритуале переплелось очень много другого. Кормление монахов — это то доброе дело, которое всегда зачтется, как, кстати, и любой другой знак почтения, оказанный монаху, например, стирка его одежды. Но при этом богатые дома дают больше, вынося не только кастрюли с рисом, но и несколько видов карри. А старушка из дома победнее, выйдя с тарелочкой с рисом, каждому положит в лучшем случае маленькую ложечку. При этом кормят они все хотя и монахов, но фактически своих сыновей, одетых в монашеские одежды. Такая вот получается социальная справедливость, когда богатые семьи через жертвование еды монахам подкармливают тех, кто победнее.
А те, кто принимает эту пищу, получают должную дозу почтительного отношения к монахам, в том числе и со стороны друзей, попадающихся навстречу. В этот момент забываются все разногласия и старые обиды. Жители деревни приветствуют не своих друзей, а монахов с их статусом. И тем, кто идет в этом строю, такое почтение, безусловно, импонирует, хотя оно обращено и не совсем к ним, как к физическим Аунгам, Чжо и Сейнам. Поэтому несколько коробят в русских книгах фразы о том, что мьянманские монахи «собирают подаяние» или «живут на подаяние». Подаяние — для нищих и убогих, а в случае с монахами — это именно жертвование, совсем с другой мотивацией и с другими чувствами.
