Генри Мортон - По библейским местам
Мои раздумья были прерваны появлением человека не более пяти футов ростом, на нем был круглый черный тюрбан, черное одеяние и пара шлепанцев. Он прошел вперед, и мы обменялись рукопожатием, и я сразу понял, что передо мной настоятель. Полагаю, не так уж часто в наши дни гости приезжают в Дейр эль-Барам, но настоятель приветствовал меня буднично, словно ожидал моего появления; вопросов он не задавал — это, кстати, одна из древнейших форм учтивости. Но я не сомневался, что он хотел бы узнать о цели моего визита, а потому постарался удовлетворить его любопытство; вскоре мы уже беседовали о великих отцах прошлого. Вошел один из братьев с традиционными маленькими чашечками обжигающе-горячего чая.
В течение следующих дней я посетил остальные монастыри и убедился, что мне исключительно повезло с первым настоятелем. Он был более образованным, чем большинство коптских духовных лиц. Он рассказал, что в его монастыре теперь 35 монахов, а слово «барам» — арабская форма слов «Па Ромеос», то есть келья или монастырь римлян. Когда я поинтересовался, о каких римлянах идет речь, он поведал мне весьма любопытную историю.
Примерно в 380 году н. э. двое молодых святых, прославившиеся своими чудесами, прибыли из Палестины, чтобы поселиться в пустыне Скетис. Монастыри тогда еще не были построены, но в долине жило немало отшельников, обитавших в пещерах и тростниковых хижинах, крытых циновками. Звали молодых людей Максим и Домаций.
Эти два отшельника были известны окружающим пустынникам как «молодые чужестранцы». Максим «достиг совершенства», а вот Домаций, хотя и был исключительно святым и набожным юношей, не вполне… здесь настоятель сделал неопределенный жест руками, словно показывая, что молодому человеку не хватило до полного совершенства совсем чуть-чуть.
Умерли они от чумы или от истощения, характерного для многих аскетов, неизвестно, но оба молодых человека скончались вскоре после переселения в Египет, и «все святые собрались, чтобы приветствовать их на небесах». Вскоре после этого герой Скетиса — Макарий Великий — пошел тем же путем, а именно — предложил монахам построить церковь в память «молодых чужестранцев», и церковь назвали Па Ромеос.
По моей просьбе настоятель провел меня по стенам монастыря. Они поднимаются над песками футов на 40–50, пустыня видна на многие мили, а внутри монастыря прекрасно различимы купола и своды зданий. Все монастыри Вади Натрун устроены одинаково: укрепленные стены, единственные ворота, внутри часовни, кельи, трапезная, пекарня, мельница, различные хозяйственные постройки и непременно высокое, квадратное сооружение, называемое каср — крепость, стоящее отдельно от других строений и снабженное подъемной деревянной лестницей. Монахи могли забаррикадироваться внутри, даже если весь монастырь был захвачен неприятелем, а лестницу втянуть за собой внутрь.
Я поинтересовался, есть ли у них ружья или мечи времен, когда арабы часто совершали набеги, но настоятель очень удивился самой только мысли, что монахи могут брать в руки оружие. Насколько я понял, на протяжении пятнадцати веков монахи ограничивались тем, что со стен поливали врагов кипятком и забрасывали камнями. В последний раз монастырь подвергался атаке бедуинов в XVIII веке.
Глядя сегодня на эти монастыри, невольно представляешь себе, как Пахомий занимался их организацией. Однако это не совсем так. В IV веке Скетис был одним из наиболее знаменитых пристанищ отшельников. Тысячи людей строили здесь скиты, иногда объединяясь небольшой группой вокруг лидера: скиты строили из камней или тростника, они усеяли все пространство пустыни. Многие, согласно преданиям, селились в пещерах, однако на этой плоской местности довольно сложно найти приличную пещеру.
Строились и церкви, которые монахи посещали по воскресным дням, чтобы служить литургию; после совместной трапезы они возвращались в свои скиты, чтобы озаботиться личным спасением. В V веке, во время набегов кочевников пустыни, помимо церквей стали возводить башни — прообразы тех касров, которые я видел, — там монахи укрывались в случае опасности. Любопытно: загадочные круглые башни Ирландии имеют какую-то связь с египетскими? Ведь если коробовый свод пришел в Ирландию из Египта, почему то же не могло произойти с башнями?
Следующий этап в развитии монастырей пустыни связан со строительством крепостных стен, окружавших церкви и башни, поскольку в IX веке набеги стали почти постоянными. В ту пору жизнь в долине стала настолько опасной, что монахам пришлось укрываться под защитой стен, и именно так, под влиянием обстоятельств, сформировались закрытые общины.
Я не сразу понял, что черты современных коптских монахов, которые для европейцев звучат как нечто отталкивающее и неприятное («грязные», «ленивые» и «бесполезные»), на самом деле составляют описание образа жизни, который вели отшельники на протяжении восемнадцати столетий. Идеал современного коптского монаха, как и его предшественника IV века, — по-прежнему личное спасение. Он интересуется исключительно сохранением собственной души. И это кажется многим сторонним наблюдателям прискорбным взглядом на жизнь.
Предельная запущенность, возмущающая многих западных христиан, находится в полном согласии с установками первых аскетов. Когда благочестивая матрона по имени Мелания увидела молодого дьякона, впоследствии ставшего епископом Аскалона, моющего руки и ноги, чтобы охладиться во время летней жары, она упрекнула его следующими словами: «Поверь, сын мой, мне уже шестьдесят лет, и с тех пор, как я приняла нынешнее облачение, ни капля воды не попала на мое тело, разве только кончики пальцев иногда ее касались, и я никогда не омывала ноги или лицо, или любую другую часть моего тела. И хотя я страдаю от многих болезней и мне докучают врачи, я никогда не позволяла поливать хотя бы часть моего тела водой; я не ложилась в кровать и никогда не путешествовала в паланкине с подушками».
С точки зрения отшельников чем грязнее тело, тем чище душа. Все мучения, переносимые аскетами и столпниками (например, чудовищные комары, терзавшие тело Макария так, что из-за отеков его лицо становилось неузнаваемым), сотни различных видов боли и унижения, которые отшельники причиняли себе сами, — все это было направлено на умерщвление плоти и возвышение души. Мы на Западе давно забыли древнюю связь между грязью и святостью, общепризнанную в эпоху отцов-пустынников, но мне показалось, что коптские монастыри все еще хранят эту традицию. Наша идея «чистота близка к божественности» для святого Антония прозвучала бы как голос сатаны! Пока мы не поймем этого, думаю, будет оставаться опасность судить о восточных монахах несправедливо и жестоко. Общаясь с ними, я старался не забывать, что у меня нет права судить их по стандартам современного мира.
Настоятель провел меня в холодную темную церковь, напоминавшую колоссальную гробницу, окруженную невероятным лабиринтом других строений. Она была посвящена Благословенной Деве и стояла на месте первоначальной церкви IV века. Некоторые части здания, вероятно, восходят именно к той, древней церкви, хотя основные детали датируются VIII веком и более поздними временами.
Свет проникал в церковь через маленькие окна, расположенные высоко под коробовым сводом. Все вокруг было покрыто неописуемым налетом времени. Церковь поседела от древности, как дерево, покрытое лишайниками, а старцы передвигались в ней, словно призраки. В нефе высилась груда зерна высотой около шести футов. Монастырь получал зерно и масло из Каира, все это производилось на землях монастыря в Танте, в дельте Нила.
Церковь была разделена деревянными экранами, что типично для всех коптских церквей, у стены возвышались три традиционных алтаря. В нише слева мне показали мощи святых Максима и Домация, зашитые в кожаные мешки, а также реликвии святого со странным именем «Моисей Разбойник».
Мы прошли в дверь и оказались в дальней части церкви, явно весьма почитаемом месте: свет проникал через отверстия в эркерах свода, а каменный стол более пятидесяти футов в длину и четыре в ширину занимал центр помещения. Каменная скамья шла вдоль всего стола, а в конце высилась кафедра. Это была трапезная. Штукатурка на стенах шелушилась и осыпалась, повсюду царила грязь, на поверхности стола я заметил комки соли и какие-то странные засохшие куски непонятного цвета и происхождения, твердые, как кирпич; возможно, это был хлеб.
Когда я решил уточнить, действительно ли это хлеб, настоятель вместо ответа протянул мне горсть бурых камней и вложил в ладонь, посоветовав размочить сухари в воде, как делают монахи. Так ел хлеб Антоний шестнадцать столетий назад, так питался святой Афанасий, который, кстати, пояснял, что существует египетский обычай выпекать хлеб раз в году на все последующие месяцы. Монахи Египта продолжают питаться сухарями, сдабривая их солью и в точности повторяя практику первых отшельников; это, безусловно, поразительный пример консерватизма.
