Генри Мортон - Святая Земля. Путешествие по библейским местам
Он говорил об Америке, как мог бы рассуждать о ней Фрэнсис Дрейк — как о стране безграничного богатства, он выражал решимость выучить английский язык, чтобы поехать и взять часть этих несметных сокровищ.
С трудом переведя разговор на менее материальные темы, я выяснил, что мой собеседник убежден: его 150 самаритян — единственные на земле люди, что-то понимающие про Бога. Такая глубина убеждения производила впечатление.
Он затронул тему восстановления разрушенных зданий и перестроек в Палестине, как я думал, связанных с землетрясением, но потом я с изумлением понял, что он говорит о восстановлении Храма Соломона Зоровавелем за пять столетий до Рождества Христова.
В комнату вошел бледный юноша-самаритянин, обликом напоминающий скаковую лошадь, он внес поднос с крошечными чашечками турецкого кофе, равнодушно и неспешно предложил их всем присутствующим по очереди, а потом сел в углу, пристально глядя на нас большими трогательными глазами с выражением неискоренимой усталости.
Однако первосвященник непостижимым образом сочетал черты изысканного аристократа и дельца. Ему нужна была синагога, а еще школа. Он отхлебнул кофе и стал рассказывать, что намерен посетить Лондон, чтобы собрать деньги для самаритян. Я ответил, как можно тактичнее, что у Англии довольно много контактов с искателями средств, а также есть весьма насущные собственные нужды. Но он был уверен в себе, рассматривал свою поредевшую паству как соль земли. Полагаю он бы мог явиться прямиком в Букингемский дворец и потребовать у короля помощи в строительстве новой школы.
Мы вернулись на улицы старого города, чтобы взглянуть на синагогу. Самаритяне так давно сосуществуют с арабами, что стерлись все признаки национальных различий — с точки зрения арабов. Но, я думаю, самаритяне воспринимают арабов, появившихся здесь лишь в 638 году н. э., как чужаков и захватчиков.
Мы прошли по древним улицам, которые едва ли изменились со времен Саладина. Я видел водоноса с мешком из козьей шкуры: он наполнял мешок водой из источника, каменная чаша которого явно была когда-то саркофагом крестоносца. Мы свернули с палящего солнца в темный узкий туннель, где сидели по-турецки мужчины, изготовлявшие циновки или башмаки, где курили кальян, точили плужные лемехи и выпекали сладкие печенья, а сквозь толпу с громким криком брели подгоняемые палками ослы и шагали верблюды с колокольчиками на длинных шеях — отчужденные и высокомерные.
Самаритянская синагога находилась в бедном районе города; это маленькое и темное каменное здание с возвышением, застеленным циновками. Мы уселись на них в ожидании, когда нам покажут знаменитую рукопись Пятикнижия. Она написана древним самаритянским письмом на тончайшем старинном пергамене. Мне пояснили, что рукопись изготовил сам Аарон, а в качестве материала использовались шкуры жертвенных агнцев, зарезанных на Пасху. Однако я полагаю, ученые дали бы более позднюю датировку рукописи; впрочем, в любом случае это весьма древний и замечательный список Пятикнижия.
Его хранят в серебряной шкатулке. Рукопись представляет собой свиток с двумя ручками на противоположных концах, на которые его можно наматывать. Пергамен настолько старый и хрупкий, что по нему во многих местах пошли трещины, он потемнел почти до коричневого тона, и не везде можно разобрать буквы.
То, как небрежно самаритяне обращались со своим сокровищем, ужаснуло меня. Мне позволили взять драгоценный свиток, а затем его вернули в серебряную шкатулку цилиндрической формы.
Самаритяне, толпившиеся перед дверью синагоги, в основном показались мне людьми с явными чертами вырождения. Они действительно являются очень близкими кровными родственниками. Мне сказали, что мужчины числом превосходят женщин. Если чья-либо жена оказывается бесплодной, он может взять вторую супругу. Сохраняется у них и весьма дикий на наш взгляд закон, согласно которому после смерти мужа, его ближайший родственник, но не брат, обязан взять в жены вдову.
Вероятно, это единственный на Востоке народ, который предпочитает рождение девочки появлению сына, что связано с преобладанием мужского населения.
Среди самаритян на протяжении двадцати двух столетий передается из уст в уста любопытная история. Они утверждают: когда Александр Великий предоставил некоторые привилегии иудеям, самаритяне, в надежде получить подобные милости, встретили его на границе Самарии и обратились к нему с мольбой о благоволении. Но, судя по всему, они чем-то разгневали Александра, — чем именно, предание умалчивает. Итак, Александр приказал, чтобы — несмотря на строжайший запрет Моисея ставить идолов, — его статуи были воздвигнуты по всей Самарии. И несчастные самаритяне вынуждены были согласиться.
Несколько лет спустя Александр вновь проезжал через их страну и решил посмотреть на статуи, но ни одной не обнаружил. В ярости он прибыл в Сихем и вызвал первосвященника.
— Как случилось, — спросил Александр, — что самаритяне пренебрегают моими приказами? Разве я не повелел воздвигнуть мои статуи по всей Самарии? Почему вы этого не сделали?
— Но, господин мой, — взмолился первосвященник самаритян, — все выполнено в точном соответствии с твоим приказом.
— Покажите мне эти статуи! — рявкнул Александр.
Первосвященник во весь голос воскликнул:
— Александр!
И со всех сторон к нему кинулись маленькие мальчики одного возраста.
— Мы не решились нанести урон твоей славе, мой господин, — объяснил первосвященник, — изготовляя в твою честь образы из мертвого камня. Мы создали живые образы.
Выяснилось, что сразу после приказания Александра установить статуи в его честь самаритяне по всей стране назвали новорожденных мальчиков Александрами. Не знаю, имеет эта история исторические основания или нет. Но это предание в том стиле, который так нравился Иосифу Флавию, хотя в его трудах данная легенда и не рассказана. Я слышал ее от человека, который много лет изучал историю и фольклор самаритян.
5В книге сэра Гарри Льюка «Церемонии в святилищах» можно найти следующее описание самаритянского жертвоприношения на горе Гаризим:
К заходу накануне Пасхи завершены все приготовления к жертвоприношению. В стороне от лагеря находится маленькая продолговатая площадка, обнесенная низкой каменной стеной, — это молитвенное место; рядом прорыта канава, которая начинается у алтаря из грубо обтесанного камня; возле него в медных котлах кипит вода. В нескольких ярдах расположена круглая яма или печь, вырытая на возвышенном участке, глубина ее примерно шесть футов, она выложена камнями; здесь будут жарить овцу, которую зарежут на алтаре, так что печь должна быть к нужному времени раскалена, поэтому в ней заранее разводят костер и в течение многих часов жгут ветки кустарника. Животные, каждое из которых является «агнцем безупречным, первогодком мужского пола», до того свободно бродившие по лагерю, теперь собраны в стадо молодыми пастухами и приведены к алтарю, где верующие приступают к первому акту молебна, включающего в себя «жертвенные молитвы». Все одеты по этому случаю в белые льняные одежды, лица собравшихся обращены к Святая Святых самаритянского храма, первосвященник занимает место во главе конгрегации. Следует отметить, что каждый мужчина перед молитвой производит обязательный ритуал омовения, сходный с мусульманским, каждый стоит на коленях на отдельном молитвенном коврике, и в определенные моменты богослужения все простираются ниц, касаясь лбом земли — в точности так же, как это делают мусульмане. Эта практика и ряд самаритянских литургических формул, аналоги которым можно найти в Коране, позволяет заключить, что самаритяне оказали существенное влияние на церемонии и формы богослужения ислама.
