Тим Северин - По пути Ясона
Восемнадцатого июля мы попрыгали за борт, чтобы очистить корпус галеры, соскребли наросшие за десять недель плавания водоросли и ракушки, пользуясь как скребками гранями котелков. Целое пятно грязи растеклось за кормой корабля и поплыло прочь — верный признак того, что и здесь «Арго» приходилось бороться со встречным течением. Отдраенный корпус добавил нам примерно пол-узла скорости, и даже такая прибавка была встречена с радостью. Мы лавировали, ловя ветер, а когда тот стихал, брались за весла и гребли к берегу, выискивая местечко для стоянки; нам претила сама мысль о том, что течение может отнести нас вспять и придется вновь повторять уже пройденный путь. Ночь с 18 на 19 июля мы провели в бесконечном лавировании, забрались в открытое море так далеко, как только отважились, потом повернули к суше — и обнаружили, что находимся почти на том же самом месте, что и накануне вечером.
Утром 20 июля я проснулся на рассвете и увидел, что Питер Уоррен, Питер Уилер, Сет и Кормак благородно взяли на себя заботу о товарищах, сами сели на весла и подвели «Арго» к причалу. Мы прибыли в Хопу, последний турецкий порт на нашем маршруте, в 4 километрах от советской границы. Этого события мы ожидали с таким нетерпением, что изрядно разочаровались — Хопа оказалась малопримечательным, унылым поселением. Как жаль расставаться со столь радушной страной в таком вот заброшенном городке! Главная улица Хопы зияла выбоинами: по ней без конца проезжали фуры с контейнерами, предназначенными для отправки в Иран и Ирак, поскольку Хопа являлась ближайшим к этим странам черноморским портом. Бетонные постройки выглядели чрезвычайно неприветливо, а порт, расширившийся с недавним ростом товарооборота, пребывал в запустении, вызванном крахом рынков. В обширной гавани стояло всего два или три сухогруза. Словом, Хопа производила впечатление истинного конца света.
Тем не менее турки в Хопе оказались столь же гостеприимными, как и во всех прочих турецких городах и деревнях. Раньше всякому кораблю, отплывавшему из Турции в СССР, требовалось получать разрешение на выход в Трабзоне, ниже по побережью. Лишь немногие грузовые суда получали такое разрешение, а уж о том, чтобы отплыть из Хопы прямо в Грузию, и слыхом не слыхивали. Я был морально готов к тому, что мне придется поехать в Трабзон с паспортами всех членов экипажа, поставить в них штампы и получить бумаги на корабль. Но когда я озвучил свою готовность, местные чиновники пришли в ужас. Дорога занимает пять часов, сказали они, управление полиции вполне может быть закрыто, а потом мне предстоят еще пять часов дороги в обратную сторону. После чего посовещались между собой и решили позвонить губернатору; тот, увы, отсутствовал. Аргонавты целый день просидели на набережной, в окружении рюкзаков, приготовленных к таможенному досмотру. Наконец губернатор (или его заместитель) вернулся в офис — во всяком случае, местные чиновники высыпали на набережную, сияя улыбками.
«Арго» получил разрешение на выход. В Трабзон ехать не пришлось. Таможенник довольствовался беглым взглядом на наши вещи, а начальник порта и начальник полиции не желали вообще ничего слушать о каких-то там бумагах. Что насчет наших паспортов? Разве не следует поставить печати? У нас имелись штампы о въезде в страну, значит, должны быть и штампы о выезде…
— Ничего подобного, — уверили меня. — У вас особое разрешение. И потом, мы все равно не можем проштамповать ваши паспорта, потому что ни один корабль не выходил из Хопы в пограничные воды после Второй мировой войны. У нас просто нет печатей! Счастливого пути! Гюле! Гюле!
Мы покинули турецкий берег под эти прощальные возгласы, означавшие «Ступайте смеясь!».
Глава 9. Грузия
Два огромных каменных пилона в красно-белую полоску обозначают морскую границу Турции и Советского Союза. Эти пилоны мрачно возвышаются на берегу, друг напротив друга, а сразу за ними уходят вверх кряжи Малого Кавказа. Когда пилоны выстраиваются в линию, если смотреть с моря, понимаешь, что ты только что пересек незримую на поверхности воды границу между двумя странами. На линии пилонов также высится горный пик, который наверняка использовали в качестве ориентира те, кто планировал размещение этих пилонов.
«Арго», лениво скользя на 3-х узлах, пересек границу в сером полумраке раннего утра. Если, как нам говорили, галера и вправду стала первым кораблем за почти сорок лет, получившим разрешение перейти эту границу — по прямому курсу из последнего турецкого порта Хопа в первый советский порт Батуми, — мы не собирались делать это под покровом тьмы, а потому ночь провели, занимаясь несвойственным для нас делом — всячески замедляя собственное продвижение. В Хопе мы простились с турецкими волонтерами, потом около получаса шли на веслах вдоль берега, потом встали на якорь в крохотной бухточке и взялись за поздний ужин, потом прилегли отдохнуть и дождаться ночного бриза, который понесет нашу галеру к побережью Грузии.
На борту царило радостное возбуждение. Что принесет нам день грядущий? На что похожа советская Грузия? Какой нас ожидает прием? Насколько сильны различия между грузинами и турками? От границы до цели нашего путешествия — устья реки Риони, которую древние греки именовали Фасисом, — оставалось всего 80 миль; в священной роще на берегах этой реки на ветвях священного дуба висело золотое руно. Грузины притязают на то, чтобы считаться одним из древнейших человеческих обществ на планете; они являются прямыми потомками колхов, которые обитали на Риони во времена Ясона, и некоторые из них до сих пор говорят на том языке, который слышали древние аргонавты. Как эти люди воспримут нашу экспедицию? И каков окажется итог наших многодневных усилий — всех этих мозолей, натертых ягодиц, ночей на гребных скамьях, пропитанной потом одежды, ночных вахт, когда слезятся глаза и больше всего на свете хочется забраться в спальный мешок, а не торчать у кормила?..
Члены экипажа постарались немного поспать, хотя всеми было не до сна. Люди прекрасно понимали, что они совершили. На веслах и под парусом мы проделали на галере бронзового века путь протяженностью почти 1500 миль; Гомер и его современники считали подобное путешествие подвигом даже для мужчин той поры, привычных к тяжелому физическому труду. По сравнению с нашими предшественниками у нас было единственное преимущество — мы точно знали, куда плывем. С картами и познаниями в географии, мы были лишены того страха перед неизведанным, что наверняка преследовал микенских странников. При этом мы сознавали свое невежество, пусть и иного сорта. Отплывая из Греции, мы не имели ни малейшего представления о том, выдержит или нет наш корабль тяготы пути. Мы не знали ни когда нужно укрываться в бухте, ни что делать, если нас застигнет шторм, ни как узнать подходящую якорную стоянку, ни какие элементы конструкции галеры наиболее уязвимы. Все это было прекрасно известно древним аргонавтам, а нам пришлось постигать на собственном нелегком опыте. Так что у новых аргонавтов был отличный повод гордиться собой.
