Жюль Верн - Цезарь Каскабель
— Есть еще один шанс, — сказал как-то Ортик, — об этом мы еще не говорили.
— В чем дело? — спросил Сергей Васильевич.
— Когда вскрывается Полярное море,[49] — отвечал матрос, — то мимо архипелага Ляхова проходят иногда китоловы. Можно будет дать сигнал и привлечь внимание какого-нибудь корабля.
— Это значит — отдать экипаж корабля во власть туземцев без всякой пользы для нас, — отвечал Сергей Васильевич. — Экипаж на таких судах небольшой, и все люди сделаются пленниками Чу-Чука.
— Да и море вскроется не раньше как через три месяца, — заметил Каскабель, — а я не выдержу до тех пор…
И, подумав немного, прибавил:
— Притом, если бы даже нам и удалось уехать с китоловами с разрешения этого почтенного старичка Чу-Чука, то все-таки нам пришлось бы бросить «Красотку».
— В конце концов с этим придется примириться, — заметил Сергей Васильевич.
— Примириться? — вскричал Каскабель. — Ни за что!
— Разве вы придумали какой-нибудь выход?
— Э! Э!..
Каскабель не сказал больше ни слова, но какая улыбка появилась на его губах, какой блеск в глазах!
Когда Корнелии передали ответ ее мужа, она заявила:
— Вот увидите, что Цезарь выдумал что-нибудь особенное!.. Что?.. Я не знаю. Но от такого человека всего можно ожидать!
— Папа гораздо хитрее, чем Чу-Чук! — заявила Наполеона.
— Заметили ли вы, — сказал Сандр, — что за последнее время папа называет Чу-Чука почтенным старичком… Ведь это дружеское название!
— Если только не наоборот, — возразил Жирофль.
Во второй половине февраля температура начала заметно повышаться. Благодаря южному ветру погода стала более сносной.
Времени нельзя было терять.
Захваченные оттепелью в Беринговом проливе благодаря поздней зиме, обитатели «Красотки» теперь боялись, как бы не сыграла с ними такой же шутки и ранняя весна.
Действительно, в том случае, если план Каскабеля удастся и Чу-Чук отпустит их со всеми пожитками, надо было, чтобы отъезд этот состоялся теперь, пока ледяное поле соединяет сплошной массой острова архипелага Ляхова с материком.
На оленях этот путь можно пройти скоро, не боясь, что лед растает.
— Послушайте, дорогой Каскабель, — обратился к нему однажды Сергей Васильевич. — Неужели вы надеетесь, что старый негодяй Чу-Чук даст вам оленей, чтобы увезти отсюда «Красотку»?
— Месье Серж, — ответил ему с серьезным видом Каскабель. — Чу-Чук совсем не старый негодяй. Это прекрасный человек! Если он согласится отпустить нас, он позволит увезти и «Красотку», и в этом случае он не может предложить нам меньше двадцати штук оленей. А мало будет, так пятьдесят, сто, тысячу… Словом, сколько мы потребуем.
— Вы в этом уверены?..
— Уверен ли я в моем Чу-Чуке?.. О, да! В нем я безусловно уверен!..
При этом опять странная улыбка и взгляд… В этот день Каскабель не удержался и во время обычного визита послал «почтенному старичку» воздушный поцелуй. Сергей Васильевич понял, что Каскабель хочет держать в секрете свою выдумку, и не настаивал больше.
Тем временем, благодаря тому, что стало теплее, подданные Чу-Чука начали понемногу свои обычные занятия: ловили рыбу, охотились на птиц и тюленей, вновь появившихся на ледяном поле. Одновременно возобновились и религиозные церемонии, прерванные сильными морозами. Туземцы снова стали ходить в грот, где стояли идолы.
Подданные Чу-Чука начали понемногу свои обычные занятия.Каждую пятницу происходили какие-то обряды. В пятницу 29 февраля 1868 года, — год был високосный, — предполагалась торжественная процессия всех верующих.
Накануне вечером, ложась спать, Каскабель сказал:
— Завтра надо нам всем отправиться с нашим другом Чу-Чуком на церемонию в Ворспюк.
— Как?.. Ты хочешь, Цезарь?.. — начала было Корнелия.
— Да, я так хочу!
Что означало такое категорическое заявление? Неужели Каскабель думал умилостивить повелителя архипелага, приняв участие в его языческих обрядах? Конечно, возможно, что Чу-Чук смягчится, увидав, что пленники воздают почести его Богам. Но вряд ли думает Каскабель путем хотя бы и притворного вероотступничества и поклонения идолам склонить к милости его туземное величество!..
Как бы то ни было, а на другой день, на заре, все племя уже было на ногах. Погода стояла прекрасная, мороз не выше десяти градусов. День сильно прибавился, так что светло было в продолжение четырех-пяти часов, хотя солнце все еще было за горизонтом.
Все жители высыпали из своих землянок. Мужчины, женщины, дети, старики и подростки — все нарядились в свои лучшие одежды, мехом вверх. Тут была целая выставка мехов — черных, белых, бурых и рыжих! У некоторых одежды были вышиты поддельным жемчугом или цветными узорами. Резные украшения из моржовых клыков висели в ушах и ноздрях.
Но этого некоторым членам племени показалось недостаточно, и они разукрасились еще кое-какими предметами, украденными в «Красотке», не говоря уж о покрытых мишурой и разными побрякушками костюмах циркачей, которые они на себя нацепили. Тут пошли в ход клоунские колпаки, каски и шлемы. У одних сбоку болтались кольца, которыми, бывало, жонглировал Жан, у других к поясу были привязаны шары и гири. А сам Чу-Чук торжественно нацепил себе на грудь большой барометр, точно какой-нибудь новый орден.
Все украденные инструменты участвовали в концерте.
Что за какофония получилась, — можно было с ума сойти!
Корнелия приходила в ярость от оглушительной музыки. С удовольствием бы освистали все они этих «артистов», играющих «как тюлени», по выражению Гвоздика.
И вдруг — даже глазам не верилось! — вдруг Каскабель мило улыбается этим кривлякам, аплодирует им, кричит «Браво! браво!» и повторяет:
— Эти милые люди наделены удивительными способностями к музыке. Если только они захотят получить ангажемент в моей труппе, я гарантирую им громадный успех на ярмарке в Перми, а затем и в Сен-Клу.
Тем временем кортеж направился по деревне к священному месту, где Боги ожидали поклонения верующих. Во главе шел Чу-Чук, непосредственно за ним шли Сергей Васильевич и Каскабель. За ним вся семья, оба русских матроса и, наконец, все туземное население Туркова.
Процессия остановилась перед пещерой, в глубине которой стояли идолы, расписанные заново и задрапированные великолепными мехами.
Чу-Чук вошел в Ворспюк с поднятыми кверху руками и, троекратно наклонив голову, опустился на корточки на разложенные оленьи кожи.
Сергей Васильевич и его спутники последовали его примеру, а за ними то же сделали и все остальные.
