Юрий Долетов - Страна «гирин герен»
Однажды в дверь несмело постучали.
— Войдите!
В кабинет робко протиснулся худой мужчина в намокшей одежде, видимо, добирался издалека и попал под дождь. В руках он держал ребенка, закутанного в кусок домотканой материи.
— Спасите сына, доктор! Умоляю!
Ребенка положили на кушетку, распеленали. Мальчик с помутневшим взглядом едва заметно дышал.
Рубцы на теле знахарь уже приложил руку. Минутку, так и есть: острый аппендицит. Чуть бы пораньше. А теперь…
О неудаче не хотелось думать. Медицина еще не всесильна. От неудач, к сожалению, не застрахованы даже опытные врачи. Но у них за плечами — годы практики, жизнь. В Москве он оперировал, и не раз. Тут впервые, больной особый. Не его, доктора, вина, что болезнь запустили. За плохой исход операции вряд ли кто упрекнет. Слишком тяжелая ситуация. Направить к другому врачу? Тоже не выход, разнесут, что струсил, спасовал. Да и время не терпит. Если сам возьмется и не получится… Надо решаться.
— Будем оперировать! Срочно!
Отец ребенка остался в коридоре. Одежда начала источать каплю за каплей, и вскоре на полу образовалась небольшая лужица. Нигериец мял кусок материи, посматривал на часы — что-то медленно движутся стрелки. Он не заметил, как подсохла одежда, а на полу, где была лужица, осталось лишь расплывчатое пятно.
Медицинская сестра
Кто-то тронул за плечо, нигериец вздрогнул. Перед ним, вытирая платком испарину на лбу, стоял доктор, к которому он принес сына.
— Успокойтесь. Сын будет жить. Полежит только у нас. Тогда-то впервые и отстучали тамтамы, что в Энугу приехал новый доктор. Вначале Чуди Ачуфуси называли «доктор, который учился в России», а потом для краткости переиначили — «русский доктор».
О нем заговорили как о хорошо знающем свое дело специалисте. От пациентов не стало отбоя.
Вскоре выздоровевшего Демиана выписывали. Френсис Океку схватил сына на руки, прижал к груди.
— Спасибо, доктор! Спасибо! — придерживая сына, достал из кармана деньги. — Это вам.
Деньги врачу за лечение в Нигерии давать положено. Океку комкал ассигнации, Чуди Ачуфуси молчал. В нем боролись два чувства.
Все же он работал, делал операцию. Он спас мальчика. Его отец в порыве невыразимой признательности благодарит спасителя, предлагает деньги. Что тут особенного, может, не стоит ломать голову и взять? А односельчане, советские люди, дом, учеба, диплом — все бесплатно, все бескорыстно.
Океку-старший зашарил по карманам.
— Уберите, пригодятся еще. За сына не волнуйтесь. У меня для него небольшой подарок — «московская барышня», — доктор протянул мальчугану дарящую теплоту улыбки куклу-матрешку.
…На другой день после поездки в глубинку я был в больнице. Чуди Ачуфуси о чем-то спорил с рассудительным, спокойным профессором Фебианом Кудеку.
— Может, вас послушает? — сказал профессор, обращаясь ко мне. — Я ему втолковываю, что нужно двигаться вперед — поступать в аспирантуру.
— Простите, учитель, на месте не стою.
— Вот-вот.
— Успеется с аспирантурой, материала мало накопил. А сейчас, простите, я вас покину. Медсестры и фельдшера ждут — занятия у меня с ними.
Мы остались одни.
— Вот она, молодость. Жаль. Я ему даже рекомендательное письмо для аспирантуры составил. А он… Вероятно, и нам надо стать такими, как наш молодой коллега, — сказал профессор. — Больше для других старается, чем для себя. Из-за этого один врач ушел из больницы, здорово схлестнулись…
Разговор был тяжелым. Врач, назову его г-н Н., один из тех, кто щеголял в модном костюме заморского покроя, напирал на Чуди Ачуфуси:
— С тобой невмоготу стало работать.
— Как понимать?
— Пациентов отбиваешь.
— Сами идут.
— Сами, — скривился г-н Н. — Они на нас после тебя и не смотрят. Чудак, не тобой введено. Как у нас говорят, «человек, не имеющий денег, не может утверждать, что он мудр». На деньги, что дают за лечение, можно со временем купить автомашину, открыть свою клинику. Собственная практика — самый быстрый и короткий путь к богатству.
— В Нигерии есть и другая присказка.
— Интересно, какая?
…Как-то в лесу сошлись буйвол и поросенок. Каждый из них до этого бродил порознь и теперь был рад встрече. После знакомства порешили искать пропитание сообща. Сказано — сделано. Но согласие царило лишь до тех пор, пока друзья не добрались до развилки. И тут-то они стали спорить, по какой из двух дорог идти дальше.
Буйвол предложил ту, что была длиннее. Поросенок, наоборот, настаивал на короткой. Спорили долго, но так ни о чем и не договорились, еще больше рассорились. И тогда каждый выбрал дорогу по своему разумению. Буйвол пошел по длинной и, хотя намаялся, добрался целым и невредимым до намеченного места. Поросенок свернул на короткую, которая вывела его к болоту. Не желая возвращаться обратно, он двинул напрямик, завяз в трясине, да так там и остался.
— Что ты этим хочешь сказать? Что я поросенок?
— Нет! Самая короткая дорога часто никуда не ведет. Нельзя для себя одного жить. Есть люди совершенно иных жизненных устремлений.
— Каких?
— Тебе не понять…
Вечером я приехал к Чуди Ачуфуси домой. Он разговаривал с застенчивым юношей лет двадцати. Я узнал, что юноша интересуется, ехать ли ему учиться в Советский Союз. Вопросы были самые обычные. Они возникают, наверное, у каждого человека, у которого появляется возможность побывать в другой стране, — не замерзнет ли он в Москве, труден ли русский язык, где живут студенты-нигерийцы.
— Что тебе сказать? — Чуди Ачуфуси расхаживал по комнате. — Национальные кадры Нигерии очень нужны: без них хода вперед нет. О работе не беспокойся. Нам, нигерийцам, первым получившим образование в Советском Союзе, было трудно. Времена были не те. Работой приходилось взламывать стену недоверия к советскому диплому. Доказывать, что наши знания ничуть не хуже, чем у тех, кто получил образование на Западе, и даже лучше. Словом, не волнуйся! Отучишься — на мир по-иному смотреть будешь.
Юноша распрощался.
— Так каждый раз. Домой приходят, где ни появлюсь, сразу — что да как?
Чуди Ачуфуси прервал разговор, взял докторскую сумку. Извинившись, он оставил меня на некоторое время одного. Ему нужно было сходить к одному пациенту, чтобы сделать укол.
В Нигерии сейчас много говорят и пишут о нашей стране. Этот интерес отражает ломку старых взглядов о Советском Союзе. Знакомые нигерийцы рассказывали мне, как колониальная администрация в свое время пресекала малейшие попытки узнать правду о первой стране социализма. Тех, кто слушал радиопередачи из Москвы или читал книги о СССР, преследовали.
