Жюль Верн - Южная звезда
Теперь у Сиприена Мэрэ не оставалось никаких сомнений: он находился в одном из тех таинственных хранилищ, о существовании которых давно подозревал. В глубине его скупая природа смогла скопить и слить в один кристалл те драгоценности, из которых человеку достаются лишь отдельные мелкие осколки, пусть даже в виде богатейших золотых россыпей. На какой-то миг он усомнился в реальности мира, в котором неожиданно оказался, но достаточно было, проходя рядом с огромной кристаллической плитой, поскоблить ее кольцом, которое он носил на пальце, чтобы убедиться: на плите царапин не остается. Значит, этот необъятный склеп и впрямь состоял из алмаза, рубина и сапфира, причем в таких несметных количествах, что их стоимость, с учетом цен, которые назначают этим минералам люди, совершенно не подавалась измерению! Только с помощью астрономических чисел можно было определить ее приблизительную величину, да и то с трудом. В самом деле, здесь, глубоко под землей, были зарыты ценности, неведомые и неиспользуемые, стоимостью в триллионы и квадриллионы миллиардов!
Подозревал ли Тонайа о несметных богатствах, оказавшихся в его распоряжении? Маловероятно, ибо даже у Фарамона Бартеса, слабо разбиравшегося в этих делах, ни на секунду не возникло подозрения, что эти изумительные кристаллы были драгоценными камнями. Скорее всего, чернокожий король считал себя просто хозяином и хранителем необычайно интересного грота, секрет которого ему мешал выдать обычай предков. На это указывало и множество человеческих костей, кучами сваленных по разным углам пещеры. Была ли она местом захоронения членов племени или — предположение более страшное и, однако, весьма правдоподобное — служила и продолжала служить для свершения каких-нибудь мерзких таинств, во время которых проливалась человеческая кровь и, возможно, не обходилось без людоедства?
К этому мнению склонялся и Фарамон Бартес, который вполголоса поделился с другом своими наблюдениями.
— Но Тонайа заверял меня, что с момента его воцарения таких церемоний ни разу не устраивалось! — прибавил он.— Должен признаться, зрелище этих костей основательно подрывает мое доверие!
И он указал на огромную кучу, по-видимому, недавнего происхождения, причем на костях видны были явные следы огня. В это время король и оба его гостя как раз подошли к центру грота, оказавшись перед углублением, которое можно было сравнить с одной из тех боковых часовен, которые пристраивают по бокам собора. За решеткой из железных брусьев, закрывавшей вход, в деревянной клетке как раз такой величины, чтобы можно было только сидеть на корточках, находился пленник, приготовленный, по всей видимости, для одной из ближайших трапез.
Это был Матакит.
— Вы… папочка! — воскликнул несчастный, как только заметил и узнал Сиприена.— Ах, заберите меня отсюда! Выручите меня! Уж лучше я вернусь в Грикваленд, пусть даже меня там повесят, чем оставаться в этой куриной клетке и ждать ужасных пыток, ведь жестокий Тонайа хочет замучить меня, перед тем как сожрать!
Кафр произнес свою мольбу таким жалостным голосом, что Сиприен, услышав ее, почувствовал сильное волнение.
— Разумеется, Матакит! — ответил он.— Я могу добиться для тебя свободы, но ты выйдешь из клетки, только вернув алмаз…
— Тот алмаз!— воскликнул Матакит.— У меня его нет!… И никогда не было!… Клянусь вам!…
— В таком случае, если алмаз украл не ты, то почему ты сбежал? — спросил Сиприен.
— Да потому, что когда мои товарищи прошли испытание прутьями, то кто-то сказал, что украсть мог только я и что я просто хитрю, лишь бы отвести от себя подозрение! А ведь в Грикваленде, когда дело касается кафра,— вы и сами знаете,— его успеют осудить и повесить раньше, чем допросят!… Мне стало страшно, и я, будто и вправду вор, бежал через Трансвааль!
— Рассказ бедняги очень смахивает на правду,— заметил Фарамон Бартес.
— У меня на этот счет уже нет сомнений,— ответил Сиприен,— и он, пожалуй, имел основания не доверять правосудию Грикваленда!
Затем, обратившись к Матакиту, сказал:
— Так вот, я не сомневаюсь, что ты не совершал кражи, в которой тебя обвиняют! Однако когда мы заявим о твоей невиновности в Вандергаарт-Копье, то нам могут не поверить! Так как же, хочешь попытать счастья и вернуться?
— Да! Я готов к любому риску… лишь бы не оставаться здесь дольше! — воскликнул Матакит, охваченный, казалось, чувством дикого ужаса.
— Это дело еще предстоит уладить,— ответил Сиприен,— и мой друг Фарамон Бартес, которого ты здесь видишь, за него берется!
В самом деле, охотник, не терявший зря времени, уже проводил с Тонайей важное совещание.
— Говори прямо! Что ты возьмешь в обмен на твоего пленника? — спросил он у чернокожего короля.
Тонайа на миг задумался и сказал:
— Мне нужно четыре ружья, десять раз по десять патронов для каждого ружья и четыре мешочка стеклянного бисера. Это ведь не слишком много, не правда ли?
— Это в двадцать раз больше, чем следует, но Фарамон Бартес тебе друг и он сделает все, чтобы тебе было приятно! — Он на миг остановился и потом добавил: — Послушай меня, Тонайа. Ты получишь четыре обещанных ружья, четыреста патронов и четыре мешочка бисера. Но, со своей стороны, предоставишь нам упряжку быков, чтобы отвезти всех этих людей обратно через Трансвааль, с необходимым запасом провизии и почетным эскортом.
— Договорились! — ответил Тонайа тоном полного удовлетворения и, наклонившись к уху Фарамона, доверительно добавил: — Мои люди нашли быков твоих друзей, они наткнулись на них, когда те возвращались к себе в хлев, и отвели их в мой крааль!… Славная добыча, не правда ли?
Пленник был немедленно освобожден; и, бросив последний взгляд на великолепие грота, Сиприен, Фарамон Бартес и Матакит, послушно дав завязать себе глаза, вернулись во дворец Тонайи, где в ознаменование заключенного договора двор устроил пышное празднество.
На другой день Мэрэ и молодой кафр условились, что Матакит не сразу объявится в Вандергаарт-Копье, а какое-то время побудет в его окрестностях и на службу к молодому инженеру вернется лишь тогда, когда тот убедится, что никакой опасности нет.
На следующий день Фарамон Бартес, Сиприен, Ли и Матакит отправлялись с надежным эскортом в путь до Грикваленда. Но теперь уже никаких иллюзий не оставалось! «Южная Звезда» была безвозвратно потеряна, и мистер Уоткинс уже не мог отправить ее блистать на Лондонской башне среди прекраснейших сокровищ Англии!
Глава XX
ВОЗВРАЩЕНИЕ
С того времени, как четверо соперников отправились в погоню за Матакитом, Джон Уоткинс никогда еще не пребывал в таком дурном расположении духа.